Александр Золототрубов - Зарево над Волгой
«А у нас нет крупных стратегических резервов, чтобы укрепить Сталинградский фронт», — огорчился в душе Сталин. Он выкурил трубку, раз-другой прошелся по кабинету, потом нажал на кнопку звонка, и тотчас к нему вошел генерал Поскребышев.
— Соедините меня по ВЧ с командующим Дальневосточным фронтом генералом армии Апанасенко, — сказал Сталин.
Когда Поскребышев вышел, верховный прошел в комнату отдыха, налил себе стакан чаю и, сев в кресло, стал неторопливо пить. «Теперь я вообще не усну, — подумал он. — Оно и лучше, так как дел с утра невпроворот».
Вошел Поскребышев и с порога доложил:
— Генерал армии Апанасенко на проводе, товарищ Сталин!
Верховный снял трубку с аппарата.
— Доброе утро, Иосиф Родионович! — громко произнес он в телефонную трубку. — Какая у вас обстановка на границе с Японией? Спокойная?.. Отдельные нарушения я в счет не беру. Скажите, вы давно там были? Только вчера вернулись с границы? На японской стороне изменений нет?.. Вот что, Иосиф Родионович: мы решили взять у вас для резерва Ставки десять — двенадцать дивизий. Как вы на это смотрите?.. Да, у нас на Сталинградском фронте сложилась тяжелая ситуация, и нам крайне нужны новые войска. Что скажете? Можно безбоязненно брать войска?.. Меня радует ваш оптимизм, Иосиф Родионович. Как вы, уже привыкли к Дальневосточному климату? Там ведь не так жарко, как в Среднеазиатском военном округе, где вы недавно служили? Сколько вы там были, три года?.. Что, не понял? Ясно, вы хотите уйти на фронт. Мы подумаем о вашей просьбе. — Сталин передохнул. — Как получите директиву Генштаба, сразу же готовьте войска к отправке. Но делайте это скрытно от японских глаз. Ясно, да? Желаю вам всего хорошего! Да-да, о вашей просьбе я не забуду. Видимо, удовлетворим ваше желание, но немного позже. До свидания!..
Утром, прочитав сводку о боевых действиях на Сталинградском фронте, Сталин глубоко вздохнул. Гитлеровские войска наращивают удары, они все ближе подходят к городу. Удастся ли их остановить? Подумал: «Надо скорее брать войска с Дальневосточного фронта». Сняв трубку с «кремлевки», он позвонил Молотову:
— Вячеслав, ты мне нужен. Надо решить важный вопрос.
Молотов ответил, что сейчас подъедет. Тогда Сталин позвонил Берии:
— Лаврентий, срочно ко мне!
Оба прибыли незамедлительно.
Молотов заметил, что лицо у вождя осунулось, в глазах усталость. Усаживаясь за стол, он усмехнулся.
— Я вижу, ты, Иосиф, опять ночью не сомкнул глаз, — сказал он.
— Что-то на сон меня не тянуло, — тоже усмехнулся Сталин и заговорил о другом: — Нам необходимо обсудить вопрос, можно ли сейчас взять с Дальневосточного фронта десять — двенадцать дивизий для укрепления Сталинградского фронта. Вячеслав, как ведут себя японцы, не собираются ли они начать против нас боевые действия? — Молотова верховный ценил как дипломата, и его мнение для него было важным.
— Я более чем уверен, Иосиф, что японцы не начнут против нас войну: они завязли в Юго-Восточной Азии, — пояснил Вячеслав Михайлович.
Сталин перевел взгляд на Берию:
— Что скажешь, Лаврентий?
Берия заявил, что наши агенты в Европе и в самой Японии сообщают об отсутствии данных, подтверждающих то, что Япония собирается напасть на Советский Союз.
— Думаю, нужно снять часть войск с Дальнего Востока и направить их под Сталинград, как это было под Москвой, — добавил он.
— А как на это отреагировал генерал армии Апанасенко? Ты, Иосиф, говорил с ним по телефону? — поинтересовался Молотов.
Сталин разжал плотно стиснутые губы:
— Ночью я говорил с ним по ВЧ. Он доложил, что на границе с Японией все тихо-мирно, передвижения войск к нашей границе не наблюдается. Так что придется нам рискнуть. Кстати, он высказал желание убыть на фронт, я ответил ему, что, возможно, мы исполним его просьбу, но не теперь, а позже.
Сталин позвонил в Генштаб Василевскому и приказал снять 10–12 дивизий с Дальневосточного фронта.
— Надо скрытно переправить их не позже 11 июля, — предупредил он, — так что готовьте директиву командующему Дальневосточным фронтом генералу армии Апанасенко.
— Слушаюсь, товарищ Сталин, — ответил Василевский.
Документ он подготовил быстро, прочел его верховному по телефону, тот одобрил. В резерв Ставки уже через неделю пошли эшелоны с войсками.
Между тем бои под Сталинградом еще более ожесточились. Во второй половине июля крупные силы танков и мотопехоты противника глубоко вклинились в нашу оборону на правом фланге 62-й армии. Как свидетельствует генерал армии Штеменко, в то время работник Оперативного управления Генштаба, Ставка верховного главнокомандования тщательно рассмотрела обстановку на южном фланге советско-германского фронта. Сталинградское направление было признано особо опасным.
— Судя по всему, генерал Гордов действует не сжатым кулаком, а растопыренными пальцами, — заявил верховный, когда заслушали краткий доклад начальника Генштаба. — Я немедленно переговорю с ним. То ли он растерялся на новом посту, то ли ему не хватает умения руководить фронтом. — Сталин окинул цепким взглядом сидевших в его кабинете военачальников и добавил: — Товарища Гордова мы назначили недавно, возможно, он еще глубоко не вник в оперативную работу, надо ему помочь…
— Кажется, быть буре, — негромко проговорил Василевский, направляясь в свой кабинет вместе с генералом Штеменко.
— Наверное, Василию Николаевичу достанется на орехи, — посочувствовал Штеменко. — Прав верховный, слабо бьет фрицев Гордов.
— А как ему бить гитлеровцев, если их танки гуляют по нашим боевым позициям, а своих танков у Гордова с гулькин нос? — возразил Василевский.
Верховный пока не вызывал командующего фронтом на связь. «Видимо, он занят чем-то другим», — подумал Василевский. Но он ошибся. Поздно вечером Сталин связался по телеграфу с командованием Сталинградского фронта. Комфронт Гордов доложил ему, что из 150 немецких танков, участвовавших в недавнем бою, бойцами уничтожено 35, остальные повернули обратно. Но тишина над степью стояла недолго — враг снова бросил в бой танки.
«У меня нет никаких сомнений в том, что фашисты рвутся к Сталинграду, — читал Сталин телеграфную ленту. — Сейчас ведем бой на переправах у Цимлянской. Ударить бы по врагу с воздуха, но в небе господствуют «юнкерсы» и «мессершмиты».
«Тоже мне полководец! — выругался в душе верховный. — Надо уметь громить врага теми силами, коими располагаешь, а не надеяться на дядю». Он тут же телеграфировал командующему фронтом: «Главное теперь, товарищ Гордов, не переправы у Цимлянской, а правый фланг фронта. Противник выброской своих частей в район Цимлы отвлек ваше внимание на юг, и в это самое время он подводил потихоньку главные силы к правому флангу фронта. Эта военная хитрость противнику удалась благодаря отсутствию у вас надежной разведки. Это дело надо учесть, и нужно всемерно усилить правый фланг фронта».
Верховный потребовал сосредоточить на правом фланге девять десятых всей авиации. «На диверсии и фокусы противника в районе Цимлы не обращать внимания и всю силу удара перенести, повторяю, на правый фланг фронта», — приказал он и сообщил о силах и средствах, которые Ставка направляет в распоряжение фронта, об утверждении плана формирования 1-й и 4-й танковых армий.
«Имейте в виду, — предупредил Сталин генерала Гордова, — если противник прорвет правый фланг и подойдет к Дону в районе Гумрака или севернее, то он отрежет ваши железнодорожные сообщения с севером. Поэтому правый фланг вашего фронта считаю теперь решающим».
Однако этим Сталин не ограничился. Он поставил фронту еще одну важную задачу, которая позже сыграла немаловажную роль в битве под Сталинградом. «Требую, чтобы оборонительный рубеж западнее Дона от Клетской через Рожковскую до Нижней Калиновки был сохранен в ваших руках беспрекословно, — телеграфировал Гордову Сталин. — Противника, вклинившегося в этот рубеж в районе действия гвардейской дивизии (имеется в виду 33-я гвардейская стрелковая дивизия. — А.З.) уничтожить во что бы то ни стало. У вас есть для этого силы, и вы должны это сделать. Категорически воспрещаю отход от указанного оборонительного рубежа…»
Верховный все же не был уверен, что генерал Гордов в точности выполнит его указания, и потому тревога за опасную ситуацию, сложившуюся на Сталинградском фронте, не покинула его. «Надо послать к Гордову Жукова, — подумал он. — Пусть разберется в обстановке на месте, а то как бы не случилась трагедия подобно харьковской». Поражение наших войск под Харьковом все еще острой занозой сидело в сердце вождя. Он был зол на маршала Тимошенко, который, готовя войска к наступлению, не все взвесил, не все рассчитал и поплатился за это. В душе он корил себя за то, что не послушал генерала Василевского, смело заявившего ему: «Надо прекратить наступление войск Юго-Западного фронта, повернуть основные силы Барвенковской группировки против краматорской группы противника, иначе маршал Тимошенко потерпит поражение!»
