Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
Обойдёмся! Слава Богу, не голодаем. А каково в Ленинграде? Подумать страшно.».
Вечером пришла Ольга Яковлевна, расцеловала Таню:
— Теперь ты, можно сказать, моя крестница! А это на стол! — сказала доктор и вынула из кармана шинели банку английского бекона.
—Какая роскошь! — ахнула Таня.
Через много лет после войны, она рассказывала дочке о нежном, ни с чем не сравнимым вкусе тонких, переложенных промасленной бумагой ломтиков этого бекона.
Потом явилась Варя. Уж единственную подругу Таня не могла не пригласить.
— Какой скромницей тебя все считали в классе, — сказала Варя, гордо вручая свой драгоценный подарок: две почти новые простыни, — а замуж выскочила раньше меня! Обидно. Не думай! Я надолго не отстану! Заходи, Вася, знакомься. Мой жених — Вася Ершов.
Невысокий, почти квадратный лейтенант с густыми русыми усами крепко сжал Яше руку:
—Поздравляю! Свой брат, фронтовик! Правильно выбрала Татьяна.
Как водится, желали молодым счастья, кричали «Горько», говорили тосты. Но долго засиживаться было нельзя: в 22.00 начинался комендантский час.
Перемыв посуду, тётя Лида ушла ночевать к Ольге Яковлевне.
Дорога
Дни до отъезда были заполнены беготнёй и хлопотами. Наконец, всё собрано. Тёплые вещи и продукты для мамы надёжно упаковали в большой мешок. Тётя Лида заботливо уложила Танин чемодан.
—В лагере — свои порядки, — объяснялала Лидия Петровна племяннице. — Даром тебе там никто ничего не сделает. Люди в охране, конечно, тоже разные. Но большинство не прочь хапнуть. Придётся давать взятки. Иначе ты маме не поможешь. Смотри, я кладу здесь фляжку с медицинским спиртом. Это валюта! Вы уж постарайтесь, дети!
Тётя хорошо помнила поездки в лагерь к любимому Стёпе.
С фронта опять пришёл эшелон тяжелораненых. Предстояли срочные операции, поэтому молодых провожали Варя с Васей.
На Казанском вокзале не протолкнёшься — молодожёны с трудом разыскали свой плацкартный вагон.
Но не тут то было! На их местах две наглые бабищи разложили множество узлов и чемоданов. Предъявленные билеты их ничуть не смутили.
—Шёл бы ты, лейтенант, — и дальше этажей на восемь.
Проводник как нарочно пропал. Ершов взорвался:
— Ах вы, сволочи! Не уступить место раненому фронтовику! Спекулянтки!
Из соседнего купе к бабам тут же выдвинулось подкрепление — человек пять. Явно назревала драка. Варя решительно отодвинула Васю в сторону:
— Спокойно! Разбираться будем не здесь. Выйдем пока что! — она поставила Таню с Яшей возле вагона и скомандовала: — Не уходите. Мы с Васей к военному коменданту.
Увидев подходящий патруль, бабы слиняли.
— Теперь доедем! — с облегчением вздохнула Таня. — Два нижних места.
***Дорога долгая. До Акмолинска поезд тащился одиннадцать дней. В вагоне наладился устойчивый быт. На крупных станциях Таня бежала на продпункт за хлебом, потом с чайником за кипятком. Якова из вагона старалась не выпускать:
—Ещё простудишься!
За Волгой на перронах появились базарчики. Бабы выносили к поезду кульки с горячей картошкой, солёные огурцы, тёплые, ароматные лепёшки. Вот где пригодилась пайковая махорка!
Входили и выходили люди, но они будто выключились из шумного мира вагона. Свой, заветный мирок — две полки и столик.
Яков рос в семье старшим. Большая часть маминого тепла доставалась младшеньким: Хаве и Мише. Теперь парень наслаждался окружавшим его теплом и заботой.
Они никогда не ели кое-как, на газетке. Таня обязательно стелила чистую салфетку, ставила в середину соль, красиво раскладывала варёные картофелины. Баночку лярда, полученную в Москве, онаухит- рилась растянуть на восемь дней, намазывая свиной жир на хлеб тончайшим слоем.
Таня присматривалась к мужу, отмечала его привычки:
«Аккуратист! Даже немного педант. Терпелив. Не придира. И очень ласков. Нет, не ошиблась я в Яше!».
С каждым днём она всё больше и больше привязывалась к Якову.
По очереди читали взятую в дорогу «Войну и мир». Яша — войну и рассуждения Толстого об истории, Таня, конечно, — мир. Яша пересказывал жене любимые книги, тихонько читал стихи.
За окном бежали бесконечные снежные степи, редкие деревушки — Россия.
Ближе к Акмолинску Таня стала часто задумываться. Загрустила.
—Что ты захандрила, девочка моя? — тронул её за плечо Яша. — Боишься?
— Боюсь, — призналась она. — Как мы там? Лагерь огромный. Может, до той Малиновки сто вёрст по пустыне?
— Найдём, — засмеялся Яков. — Искать дорогу — это ж моя профессия.
В Акмолинске он усадил жену в зале ожидания:
— Жди. Пошёл на разведку.
На привокзальной площади шумела густая толпа. Базар. В табачном ряду инвалиды маленькими гранёными стаканчиками продавали махорку. Яков выбрал усатого бойца с медалью «За отвагу» под распахнутым ватником. Угостил папиросой:
—Слушай, друг! Подскажи, как добраться до Малиновки.
Солдат, не торопясь, высек кресалом огонёк, раскурил «Беломорину».
— Сладкий табак, а настоящей крепости, как в махорке, нету. — Он явно оценивал подошедшего лейтенанта: — Кто таков? — и наконец, ответил: — Тебе что ли бабий лагерь нужен? Ищешь кого?
— У жены там мать.
— Тёща, значит. Вроде, не врёшь. Ну, это просто. Грузовичок ихний недавно привёз на этап партию зечек. Потом они, должно, на продсклад поедут. Отовариваться. Дашь сержанту полбанки, подбросит, — объяснил боец и ткнул рукой направо.
В очереди возле продсклада стояли шесть грузовиков. Обшарпанный, грязный газик из Малиновки оказался первым, у самых ворот. Трое солдат с винтовками и скуластый, плотный сержант-казах курили рядом. Яша подошел к сержанту, спросил:
—Прихватишь в Малиновку? Родина тебя не забудет! — и распахнул шинель, демонстрируя бутылку водки в кармане.
Сержант заинтересовался:
—Покажь, что там у тебя. Московская! Прихватим.
— Я с женой. Подойдём минут через десять.
—Добро. Только не опаздывай. Погрузимся, сразу поеду. Тридцать вёрст, не близко.
Сержант галантно усадил Таню в кабину, рядом с собой. Яков забросил вещи в кузов и уселся рядом с бойцами. Поехали.
До Малиновки добрались в полной темноте. Таня растеряно оглядела убогие домишки, тусклый свет в окнах.
—Всё уже закрыто. Куда ж мы пойдём?
—Айда ко мне, — добродушно пригласил сержант. — Переночуете. А найдёшь баночку консервов, то и вовсе славно. Ребятишки на одной картошке с хлопковым маслом живут.
Сержант прихватил Танин чемодан, пошёл вперёд.
Саманная хата, крытая толем. Пол земляной, посередь дома большая русская печь. Но чистенько, стены выбелены, на окнах марлевые занавески.
Кареглазая, полная хохлушка Оксана приветливо улыбнулась:
—Проходьте, будьте ласки.
С печки свесились пять скуластых, в отца, детских головок: гости! Интересно!
Таня отдала хозяйке банку американской свиной тушёнки.
Хозяйка обрадовалась:
— О це гарно! — споро раздула в печке сухие кизяки, поставила на таганок большую сковородку, нарезала лук.
Ребятишки жадно принюхивались к лакомому запаху. Оксана ухватом вытащила из печи большой чугун варёной картошки, выложила в него тушёнку с луком, растолкла, пригласила:
—Просимо вечерять.
Гостям женщина поставила пожелтевшие фаянсовые тарелки с голубой надписью «Общепит». Свои ели из одной эмалированной миски, черпая деревянными ложками по очереди.
После ужина Таня стала с хозяйкой перемывать посуду:
— Как мне получить свиданье с мамой? — спросила она, — К кому пойти?
