Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта

— Что теперь делать, ведь уже кончились все деньги? — прошептала Марта.

Голос ее делался все слабее, а лицо все бледнее. Арианна посмотрела на нее и отвела глаза в сторону.

— Велю Оресте забить хромую лошадь, она все равно уже ходить не может. И у нас хоть на несколько дней появится мясо.

— Хорошая мысль, — улыбнулась Марта. — Хорошая мысль. И эти несчастные тоже поедят. Один только Бог знает, как им необходимо сейчас поесть.

Конечно, подумала Арианна, если б не столько голодных ртов, мяса хватило бы им самим хотя бы на две недели. Она уже проклинала правила гостеприимства и обязанность проявить милосердие, которым следовал каждый священнослужитель. Когда еды было вдоволь, не только священники, но все, в том числе и крестьяне, не отпускали странника, не предложив ему ночлег и еду — и для него, и для лошади. Но сейчас время несчастий и нищеты, и с ранеными приходится делиться даже теми жалкими крохами, которые удается достать для семьи. Уток, прятавшихся на болоте, съели за несколько дней, а рыба, похоже, поняла, что ее все время подстерегает Оресте, и ушла к другому берегу озера.

— Последние деньги истрачены на лекарства, — громко сказала она. — Остались только драгоценности, но кому их здесь можно продать? Вот если бы приехал падре Арнальдо…

— Приедет, приедет, не отчаивайся, — успокаивала Марта, сжав ее руку.

— Выйду на улицу, хочу подышать немного свежим воздухом.

Она вышла на площадь, на ту самую, где оказалась неделю назад. С тех пор она так и не поднималась наверх, на холм, не ступила ногой на виллу «Летиция», не хотела еще раз переживать свое горе, увидев ее руины.

Почему, подумала она, нужно без конца кормить эту ненасытную ораву? Особенно французских солдат. Они явились сюда, принося смерть и разрушение! Но тут же ощутила в душе угрызения совести.

О Боже, Боже, прости меня, эгоистку! Прости меня, прости!

Они поступают справедливо, делятся всем, что у них есть, с этими людьми, по существу еще детьми. Она вспомнила, как несколько дней назад один солдат привет, положив на седло, светловолосого мальчика-француза, у которою еще пух не пробился нал губой. Он нашел его без сознания неподалеку от озера. Она вспомнила, какое пережила горе, когда этот мальчик скончался, не приходя в сознание. Напрасно они все — и врач, и она, и дон Альберто — старались вырвать его у смерти. А во Франции, думала она, какая-то женщина каждый день ждет на пороге своего дома почтальона. Ожидает точно так же, как сейчас ожидают они с Мартой, с надеждой глядя на каждого, кто появляется в конце платановой аллеи пешком, верхом, на лошади или в двуколке, надеясь увидеть человека в сутане. Солдатика похоронили на маленьком кладбище Бьяндронно рядом с другими несчастными, отдавшими жизнь за иллюзию братства и славы.

Арианна вернулась в церковь. Здесь тоже размещались раненые и больные. Человек двадцать лежали на старых одеялах. Арианна выхаживала молодого парня с ранением и с тяжелым воспалением легких. Сколько молитв вознесла она Всевышнему за этого иссохшего рыжеволосого солдата! Она ничего не знала ни о нем, ни о его семье, не понимала, кого звал он в бреду, но вот уже неделю не отходила от него, словно бросив вызов самой смерти. Она должна спасти этого больного любой ценой и не сомневалась, что сумеет сделать это. Теперь, похоже, больному стало лучше, и когда она заканчивала перевязку, солдат, к ее величайшему изумлению, открыл глаза.

— Значит, вы не приснились мне? — проговорил француз. — Надеюсь, я доставил вам не слишком много хлопот?

Она почувствовала, как у нее от волнения забилось сердце.

— О нет, нет! Никаких хлопот. Знали бы вы, как я рада. Наконец-то вы заговорили. Как вы себя чувствуете?

— Очень устал, синьора, — медленно проговорил он. — Я благодарен вам за вашу заботу. Мне казалось иногда, я слышу ваше имя. Вас зовут Арианна, верно?

Она кивнула.

— Вы были так добры ко мне, мадам Арианна. Но как только поправлюсь, тоже постараюсь сделать для вас что-нибудь хорошее. Останусь тут и буду работать, пока не отблагодарю вас, хотя бы отчасти, за то, что вы сделали для меня.

— Вы даже не представляете, — улыбнулась она, ласково погладив его по голове, — как я счастлива, что сумела вырвать вас из когтей смерти. Это огромная победа для меня.

— Вы добрая и прекрасная синьора. Самая прекрасная, какую я когда-либо видел в жизни. Я очень благодарен вам, и моя мать тоже возблагодарит вас, когда вернусь домой.

Она с нежностью посмотрела на солдата. Ему исполнилось самое большее лет двадцать, такой худой и такой бледный. Только глаза, когда он заговорил о своей матери, засияли.

— Откуда вы родом?

— Из Ра-Ле-Бон, это небольшое селение в Провансе. Я пошел за Наполеоном, я был с ним тут и в прошлый раз, в девяносто шестом году. Я присоединился к нему в лигурийских Апеннинах.

Она в смущении посмотрела на него:

— Вы были с Наполеоном в прошлый раз, четыре года назад? Но сколько же вам лет?

— Двадцать два, синьора.

— Могла бы поклясться, что намного меньше, — сказала она, качая головой. — А почему вы пошли за Наполеоном?

— Потому что Наполеон обещал избавить нас от собственных цепей. А в Италию он пришел, чтобы освободить вас от ига иноземцев. Но прежде всего он хотел пробудить нас всех от долгого сна. Ох, знали бы вы, — воскликнул вдруг француз, и лицо его осветилось, — знали бы, какую замечательную речь произнес перед нами Наполеон в Лигурии, когда прибыл туда первый раз и никто из нас еще не верил ему!

— Вот как? И что же он сказал вам? — заинтересовалась Арианна, присев рядом.

— Я не раз пытался припомнить его слова, — продолжал солдат, глядя на церковный свод. — Он говорил примерно так: «Солдаты, вы раздеты и плохо питаетесь. Правительство многое вам должно, но ничего не может дать. Терпение и мужество, какое вы проявляете на этих крутых горных склонах, достойны восхищения, но они не приносят вам ни славы, ни хлеба, ни блеска. Я же, напротив, пришел повести вас в самые плодородные долины на свете! Богатые провинции, большие города окажутся под вашей властью. Там обретете честь, славу и богатство. Освободители Италии, неужели у вас не хватит на такое мужества и упорства?» Разве не замечательная речь, синьора? — спросил он, глядя на Арианну и ожидая ее одобрения или даже восторга.

Она посмотрела на него со слабой улыбкой:

— Он действительно так и сказал?

— Да, да! Может, я что-то и позабыл, но смысл такой: он пришел повести нас к славе.

— Впечатляют его слова о плодородных долинах. И в самом деле красиво говорит ваш Наполеон. И первой такой долиной оказался Милан. Я жила в Милане, когда вы пожаловали туда. А вам не кажется, что ваш Наполеон должен был для начала хотя бы обуть вас, прежде чем направить в поход?

— Да, это так. Он и сам говорил, что мы плохо снаряжены, но не по его вине. Это Директория не присылала нам одежду, продукты и достаточно оружия. А что он мог сделать?

— Понимаю, — сказала она, — но вы-то почему пошли за ним? Не из-за этой же его речи, надо полагать?

— Я пошел за ним, чтобы принести миру свободу, равенство и братство.

— И грабежи, — добавила она, правда, тут же пожалела, что выразилась так. Не следовало огорчать мальчика, лишать его иллюзий, он ведь такой бледный и измученный.

— Что вы сказали, синьора? А, грабежи! Да, это верно, генералу было известно, что, пока мы продвигаемся вперед, арьергард грабит дома. И он приказал расстрелять нескольких человек, и потом все французы вели себя безупречно.

— Ну ладно, хватит разговаривать, — сказала она, вставая. — Вам надо отдохнуть. Скоро вам принесут поесть, а пока постарайтесь уснуть. Мне же надо идти к моему ребенку.

Он протянул ей свою бледную открытую ладонь, и она взяла ее.

— Спасибо, синьора, спасибо, что вернули меня к жизни.

Она вышла из церкви на площадь, еще ярко светило солнце, хотя день уже клонился к вечеру. Осмотрелась, ей ни с кем не хотелось видеться сейчас, разговор с больным мальчиком расстроил ее. Она не испытывала к нему ни злости, ни жалости, а только нежность за его наивные иллюзии, за идеалы, которые уже растоптаны, распроданы правителями Франции.