Скала альбатросов - Альберони Роза Джанетта
Она привела Арианну на кухню, усадила за небольшой столик на середине комнаты.
— Держись, не упади! Сейчас придумаю, что бы тебе дать поесть.
Арианна уронила голову на руки, лежащие на столе, и проговорила:
— Ну разве это по-божески? Именно сейчас ему понадобилось уехать в Рим.
— Дорогая, ну как он мог заранее знать? Раз надо, значит, надо. Но падре вернется, вот увидишь. А сейчас сиди тут и не вставай, я постараюсь раздобыть немного хлеба. Пойду поищу дона Альберто.
До чего же заботлива Марта, какой у нее теплый, ласковый голос. Ох, не стало бы вдруг и ее, Арианна просто погибла бы. Нет, без Марты она не пережила бы всего этого. Ведь еще вчера — да, вчера, потому что прошло всего несколько дней, — у нее была счастливая семья, ее обслуживало много людей, она жила в роскошном особняке, имела уйму нарядов и драгоценностей и сколько угодно еды. Ах, если бы она могла поплакать, хотя бы немного поплакать.
Но ведь и сейчас немало семей, которые живут совершенно спокойно — спят и едят в собственных домах. И утром, когда у нее не было сил подняться, тоже где-то просыпались девушки, которые надевали нарядные платья, танцевали, пели, как и она еще несколько недель назад, хотя уже тогда вокруг на огромной территории шла война, гремели пушки, лежали в руинах разграбленные города, и тысячи солдат наводняли дороги и заполняли госпитали, где постоянно стоял сладковатый, тошнотворный талах гноя и крови. А толпы беженцев из сел и городов ковыляли босиком, оборванные, измученные, голодные, изможденные, лишившиеся последних сил, как обычно бывает, когда у людей уже не остается почти никакой надежды.
И в то же время в другом конце Ломбардии холмы сделались голубыми от мундиров хорошо откормленных французских солдат, сидевших на лошадях с лоснящейся от сытости шкурой.
Ах, если б только можно было убежать куда-нибудь подальше от Бьяндронно, от Ломбардии, от французской армии, от Милана!
Но она находится тут и должна подумать, чем наполнить вот эти желудки, которые требовали еды. Еды?! Скоро ее сын проснется и заплачет от голода. Отчего у желудка такая хорошая память? Отчего сегодня утром еще в полусне, еще прежде, чем вспомнить все, что случилось, ей так хотелось ощутить запах горячего молока и ароматных пирожных, изготовленных ее поваром? По утрам на стол в Милане подавали яблоки, молоко, пирожные, мед… Уж такие-то простые продукты всегда были в изобилии. Какая расточительность!
Сколько излишних трат делалось тогда в ее доме: пшеничные лепешки, гренки, печенье, трубочки со сливками — всё только на один завтрак. А на обед — ветчина и жареные курицы, капуста, плавающая в дивном соусе, фасоль, горсткой лежавшая в красивых фарфоровых вазах с цветочками, жареные кабачки, зеленый горошек, отварной картофель, морковь со сливками, сметана, да такая густая, что в ней ложка стояла, и три вида тортов, чтобы каждый мог выбрать по вкусу — шоколадный, ванильный и с джемом либо с фруктами по сезону. Какой ей больше нравится — с земляникой или с яблоками? Оба нравятся!
Она вдруг заметила, что на руки капают слезы. Она подняла голову. Возможно ли, чтобы одно только воспоминание о столь роскошных обедах заставило ее заплакать? Ведь такого не смогли сделать ни война, ни смерть, ни убийство.
Она почувствовала мучительную боль в желудке от разыгравшегося аппетита, которым Марта всегда упрекала ее. Здоровый аппетит, появившийся в пятнадцать лет, никогда не покидал ее. Более того, от усталости, напряжения и горя он даже возрастал. А такого горя, такой душевной боли она еще никогда не испытывала прежде. Но тут она услышала слова Марты.
— Вот, дорогая, что я раздобыла у одной нашей соседки… — голос Марты дрожал от волнения. — Кусок черствого хлеба и немного сахара.
Марта постаралась дрожащими руками разрезать хлеб, но не смогла — слишком твердый.
Тогда она взяла кувшин с водой и немножко намочила ломоть прямо на столе, не опасаясь, что он испачкается, — сейчас было не до этого. Политый водой, хлеб сделался мягче, и Марта смогла его разрезать. Намочила с другой стороны, достала из кармана кулечек с сахарным песком и совсем дрожащими руками посыпала сладость на хлеб.
— Вот, поешь немного, еда вернет тебе силы.
Арианна набросилась на ломоть с такой яростью, что даже забыла предложить Марте тоже поесть. Она жадно кусала хлеб огромными кусками. Ей довелось видеть такое только у рыбаков, ужинавших на берегу моря. И сейчас она тоже до отказа набивала рот хлебом, посыпанным сахарным песком. Она подняла голову и увидела, что Марта стоит, сложив руки на животе, и с состраданием смотрит на нее.
— Поешь и ты.
— Нет, — отказалась Марта и села рядом за стол. — Остаток нужно приберечь детям. Они скоро проснутся и попросят есть, несчастные создания.
— Поешь, я сказала! Тебе тоже нужны силы, чтобы держаться на ногах.
Марта не заставила повторять просьбу. Взяла кусок хлеба, посыпала песком и стала не торопясь жевать.
— Жуй помедленнее, — посоветовала она Арианне, — иначе стошнит. Вот уже два дня, как ты ничего не ела, забыла?
Графиня перестала жевать и внимательно посмотрела на Марту. Под глазами у той образовались большие темные круги, почти такие же черные, как зрачки.
— Ох и досталось же тебе! — вздохнула она и опять принялась жевать.
— Не обращай внимания, нам всем порядком досталось. А где Антониетта и Оресте?
— Пошли на пруд. Может, удастся наловить рыбы, поймать уток, нарвать цикорий. Что-нибудь принесут.
— А у крестьян ничего нет из запасов?
— Нет, — ответила Марта. — Еще вчера у них было пусто, грабители и там побывали, прежде чем явились к нам. Унесли всё.
Я просто чудом нашла этот кусок хлеба. Завалялся случайно на самом дне ларя для муки, и бандиты его не заметили. Здесь мало осталось народу. Одни старики. А молодежь ушла. Одни убежали куда глаза глядят, а другие ушли с Наполеоном.
— А дон Альберто?
— Дон Альберто сидит у своих больных.
— У своих больных?
— Да, они ждут врача, — подтвердила Марта и, желая переменить тему, добавила: — Может, доктор привезет нам что-нибудь. Только ему и оставили лошадь. Он обещал, что заедет в Варезе и постарается добыть муки и оливкового масла. Думаю, через несколько часов приедет сюда. Так что не беспокойся и за детей не волнуйся, как-нибудь с Божьей помощью обойдемся. Никогда не следует отчаиваться.
— Да, но откуда у дона Альберто появились больные?
— Ты еще не знаешь… — ответила Марта, стараясь не напугать ее. — Дело в том, что тут столкнулись немцы, французы и итальянцы. На дорогах лежит много раненых. Понимаешь теперь, почему у бедного дона Альберто забот полон рот.
— Много раненых? — переспросила она, глядя Марте прямо в глаза. — Ну не таи правду, сколько?
— Не знаю точно, дорогая, не знаю. Я же не считала их.
— И они тоже голодные, конечно?
Марта кивнула.
— Уже неделя прошла, — сказала Арианна, протягивая бинт Марте, перевязывавшей руку молодому солдату, — уже неделя прошла, а от падре Арнальдо по-прежнему никаких вестей.
Она каждый день вместе с Мартой и доном Альберто ухаживала за ранеными солдатами. Тут оказались французы, австрийцы и даже несколько итальянцев, которых бросили на дорогах, в лесу. Дон Альберто пытался вместе с врачом спасти им жизнь. Доктор приезжал время от времени и снова уезжал, стараясь раздобыть лекарства. Антониетта и несколько старух из соседнего села разыскивали еду, стирали бинты и простыни. Теперь первейшей заботой всех стало одно — помочь выжить раненым и накормить их.
Всю неделю Арианна видела только грязных, оборванных, обросших бородой, вечно голодных больных, добиравшихся сюда, на эту полоску земли, на этот холм, что отделяет озеро Бьяндронно от Варезе. Некоторые, подойдя к церкви, без сил опускались на ступеньки, точно нищие. Большинство раненых с трудом ходили, иные хромали, как подстреленные утки. И все голодные как волки, думала она, именно сейчас, когда у них у самих совсем нет еды.
