Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока
Первое предместье Мюре, которое защищал небольшой гарнизон католиков, было взято сходу. Альбигойские колонны в чаду успеха кинулись на второе. Они уже врывались с победными криками на улицы предместья, но тут на другом берегу Гаронны показались знамёна крестоносцев. Это наконец подошла армия Монфора.
В тулузских рядах произошло замешательство. Присутствие духа, которое даёт первая победа, было потеряно, и началось отступление, которое грозило перерасти в панику. Теперь все старания короля были направлены на то, чтобы не допустить соединения войск Монфора с гарнизоном крепости. Для этого следовало разрушить мост на Гаронне, но дон Педро или боялся, или не успел на то решиться.
Монфор отчаянно спешил на выручку Мюре. Перед началом похода графине Алисе приснился сон, сильно напугавший её. Она видела свои руки обагрёнными кровью и предостерегла Симона, но он отвечал ей так:
– Вы говорите, графиня, как женщина. Неужели мы – испанцы, которые верят всяким снам и гаданиям? Если бы я увидел во сне, что буду убит, и то не стал бы остерегаться, чтобы посмеяться над глупостями испанцев и еретиков, которые верят всяким предчувствиям и сновидениям.
По пути к Мюре Монфор свернул с дороги и заехал в ближайшее цистерцианское аббатство Бульбон. Здесь настоятель стал пугать его.
– Ваши силы недостаточны, – говорил он. – Сам король арагонский ведёт войска, а он человек опытный и искусный.
Вместо ответа Симон вынул записку и показал её собеседнику.
– Прочтите, – сказал он.
Это было письмо короля к одной даме, жене тулузского дворянина. Дон Педро писал, что из любви к ней он выгонит французов из Лангедока.
– Что же из того? — спросил монах.
– А то, что Бог будет помощником моим и что не следует мне бояться человека, который из-за какой-то еретички идёт разрушить дело Божье.
Вероятно, кто-нибудь из домашних той дамы снял копию с королевского письма.
Как я уже написал, крестоносцы появились именно тогда, когда второе предместье было уже почти занято тулузцами, и передовые отряды готовы были ринуться через стены. Появление крестовых знамён и Монфоровой орифламмы[202] заставило победителей отступить назад в лагерь и очистить предместье. Между тем к крестоносцам стали подтягиваться подкрепления, не успевавшие нагнать армию на походе и теперь прибывшие в самую важную минуту.
Войско начало готовиться к решающему бою. В поле была совершена последняя месса. Симон стоял на коленях и усердно молился, два дурных предзнаменования не смутили вождя. Во время молитвы его наплечники лопнули и кираса упала, но Монфор спокойно велел принести другую. Когда он встал и садился на лошадь, конь взвился и опрокинул всадника на землю.
– Вот видите, – сказал граф своим, — я остался жив. Значит, Богу угодно даровать мне победу. А вы, – указал он на тулузцев, – вы кричите и радуетесь, но, клянусь Господом-победителем, я оглашу воздух криком, который настигнет вас у самых стен Тулузы.
Ему предложили сосчитать крестоносцев.
– Не надо, – отвечал он. – Нас достаточно, чтобы с Божьей помощью победить неприятеля.
Епископ Тулузский Фулькон начал благословлять рыцарей, каждого отдельно. Но епископ Комменжа прервал его и, осеняя крестом все воинство, воскликнул:
– Грядите во имя Христа, я порукой вам, что в день последнего суда грехи каждого, павшего в этом бою, будут прощены, глава его покроется венцом мученическим, а сам он причастится жизни вечной.
Рыцари начали обниматься, как в предсмертный час, и поклялись помогать друг другу во время боя. Крестоносцы, распустив знамёна, встали против альбигойцев.
В это время в арагонском стане совершалась необычная сцена. Какая-то неодолимая сила увлекала дона Педро в решительные часы; он захотел сражаться как простой всадник и не узнанным померять свои силы с Монфором, который стал так ненавистен ему. Потому он предложил своему приближенному рыцарю Гомесу обменяться мантией, броней и оружием.
– Я найду тебя, Монфор! – воскликнул он, с обнажённым мечом поскакав к своим рыцарям, блестящим сталью шлемов и доспехов.
По примеру крестоносцев король разделил свою кавалерию на три части: в авангарде стал граф де Фуа, в центре сам король, а в резерве остался Раймунд Тулузский. На возвышении, за рядами войск, виднелась стройная фигура ещё очень молодого человека в рыцарских доспехах, окружённого небольшой свитой с тулузскими гербами; это был сын графа Тулузы, будущий Раймунд VII.
Монфор же как опытный полководец встал в арьергарде своей армии, дабы контролировать ход боя.
Воины графа де Фуа, уверенные в многочисленности своих войск и потому заранее рассчитывавшие на успех боя, атаковали французов; за ними неслись каталонцы. Крестоносцы отразили атаку. Тогда де Фуа повторил атаку, но крестоносцы обманули его, они повернули коней и понеслись назад в предместья Мюре. Промчавшись по тесным улицам города, они выехали в поле и ударили в тыл атакующим. Прежде чем альбигойцы въехали в предместье, они оказались отрезаны.
Сперва де Фуа не мог понять, кто и откуда сражается с ним. «Как пыль, гонимая ветром на широких полянах» рассеялись крайние ряды альбигойцев от стремительного удара французов, налетавших с флангов. Смятение началось и между альбигойцами, которые скоро были вытеснены из предместья. Победители, преследуя их, помчались к арагонскому центру, где по знамени можно было приметить короля. Началась беспощадная сеча.
Сопротивление альбигойцев и арагонцев было отчаянным; прорвать неприятельский центр крестоносцы не могли, но де Марли успел произвести смятение на левом крыле. Король примчался на поддержку своим, он хотел сомкнуть разорванные ряды; началась борьба насмерть. Сражающиеся знали, что от этого момента зависит успех и слава битвы, а может быть, и судьба крестового похода. Под лязг мечей и ржание коней раздавались крики: «Арагон, Тулуза, Фуа, Комменж!»; девизом их противников было страшное слово «Монфор». Скоро всё перемешалось. Бились один на один, не думая о соратниках. Облака пыли не позволяли различать предметов и сражающихся.
В густых толпах арагонцев, которые спешили поддержать своих, виднелась фигура воина в золочёных доспехах, с позолоченным щитом; на шлеме его сверкала корона из драгоценных камней. Французы решили, что это и есть король. Два рыцаря, Ален де Руси и Флоран де Билль, давно прорывались к нему, одолевая все препятствия. Ударом палицы мнимый король был вышиблен из седла. Лёгкая победа и упавший шлем вывели рыцарей из заблуждения.
Дон Педро же искал Монфора, но не находил его между сражающимися. Увидав своего рыцаря в опасности, он поспешил на выручку.
– Король перед вами! – воскликнул он, поднимая забрало и вызывая противников. Дон Педро сражался спокойно и удачно; броня его была непробиваема. Он изрубил нескольких человек, но в самую решительную минуту, когда удары стали учащаться, силы изменили ему и секира выпала из рук. Поверженный король упал на трупы крестоносцев.
Смятение начало распространяться между альбигойцами ещё с той минуты, как пронёсся слух, что всадник с короной опрокинут. Не все в армии знали, что дон Педро переодет. Когда погиб король, всё было кончено. Раймунд Тулузский и де Фуа оказались неспособны оживить дух войска. Альбигойская армия побежала. Всякий спешил спастись, никто не защищался. Французы ожесточились до того, что в плен не брали никого.
Говорили, что во время сражения сам Монфор едва избежал смерти. Арагонский рыцарь нанёс ему такой тяжёлый удар, что чуть не вышиб из седла. В то же мгновение другой альбигоец рассёк его шлем, но секира не задела голову. Монфор, отбиваясь мечом, зажатым в правой руке, латной перчаткой левой раздробил челюсть нападавшего альбигойца.
Мирные жители Тулузы с трепетом ждали исхода сражения, их галеры и лодки стояли на Гаронне, подготовленные к бегству, самые догадливые укладывали на них своё имущество. Когда армия арагонцев побежала, многие, не дожидаясь своей очереди на переправу, бросились в воду и утонули.
Остатки армии, прижатые Монфором к Гаронне, сдались в плен. Лагерь и обоз тулузцев остались на поле сражения. То было не поражение, а разгром. Неприятельский лагерь Монфор отдал на разграбление рутьерам.
Наступила ночь. В Тулузе царило зловещее молчание. Кто не находил возможности бегства, заперся в доме, словно боясь движением указать на присутствие жизни. Между тулузцами не было никого, кто не потерял бы в этот день друга или родственника.
Герольды, монахи и лекари всю ночь искали труп Педро Арагонского. Среди множества обезображенных и ободранных мародёрами тел трудно было признать кого-либо. Под утро короля всё-таки нашли. Рутьеры добили раненого и раздели донага. Труп признали только по росту.
