Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока
Король встретил Раймунда приветливо, пообещав всякое содействие войском и деньгами. Правда, он всё ещё надеялся уладить дело миром. Граф Тулузы был почти уверен в том, что это ни к чему не приведёт, но вынужден был согласиться на переговоры.
Аббат Сито и его подручные решили сделать ответный ход. Они вспомнили, что ещё в прошлом году папа повелел провести Собор в Авиньоне, который тогда по каким-то церковным причинам не состоялся. Новый Собор был объявлен в Лаворе, руководил им аббат Сито. Дон Педро выговорил себе право участвовать в его открытии. На время Собора было объявлено перемирие. Главным его вопросом была война с манихеями, как стали называть истинных христиан. В душе король не ждал от Собора ничего доброго, но, тем не менее, потребовал восстановить домены графов Тулузского и Фуа, а также виконта Безьерского в их прежнем виде и получил отказ. Злая ирония судьбы состояла в том, что ответ папы на жалобу Раймунда и письмо к Собору, в которых он приказывал уладить дело миром, опоздали. А может, и пришли вовремя, но были скрыты аббатом Сито, который уже считал себя полновластным хозяином Лангедока.
Теперь все мосты были окончательно сожжены. Получив оскорбительный ответ Лаворского Собора, дон Педро отправился в Тулузу, где торжественно принял под своё подданство графство и принёс присягу сюзерена. Раймунд с сыном передали самих себя, Тулузу и замок Монтобан, все домены свои, своих вассалов и подданных в волю короля Педро и его наместников.
Король вернулся в Арагон, где встретил восторженный приём, ведь арагонцы видели в своих соседях людей, которых преследуют жадные и злобные священники.
Дон Педро объявил съехавшимся баронам, что он решился воевать за Тулузу.
– С тысячью моих рыцарей я уничтожу крестоносцев, — провозгласил король. – Раймунд Тулузский – мой брат, а сын его женат на моей сестре Санче. Я должен идти против подлого племени французов, которое хочет лишить графа законного наследия. Попы и французы желают изгнать его из родной земли ради своего удовольствия. Я прошу вас, друзья мои, собрать и вооружить своих людей, через месяц мы выступим в поход.
– Государь, – отвечали бароны, – всё, что вы говорите, совершенно справедливо, и мы ни в чём не будем противиться вашим намерениям.
Вслед за этими словами по всему Арагону началось вооружение. Пользуясь наступающим летом, дон Педро спешил открыть военные действия и идти на Монфора, которого ненавидел и как личного врага, и как чужеземца.
Теперь уже заволновался Монфор. Король Педро, победитель сарацин, был грозным воином и имел под рукой сильное войско. Монфор попытался склонить арагонца к миру и отправил к нему своего приближённого, дворянина Ламберта де ла Тура.
В Тулузе понимали, что Арагон – последний союзник Лангедока против короля Франции и папы, и если миссия де ла Тура окажется успешной, надеяться больше не на кого. В свите короля Педро были люди, верные Раймунду, и всё происходящее при арагонском дворе было известно в Тулузе.
Ламберт был представлен Педро в большом собрании баронов, где и зачитал письмо Монфора, и оно вызвало гнев короля и бурю негодования его приближённых. Но посол оказался мужественным человеком. Холодно глядя на короля Арагона, он молвил:
– Если ваше величество недовольны тем, что граф де Монфор по повелению папы и при помощи католических пилигримов завоевал земли еретиков, дело можно вынести на суд папы или, наконец, предоставить спор решению легата, архиепископа Нарбоннского.
– Однако же, славных судей выбирает Монфор! – презрительно хмыкнул король. – Это, по правде сказать, означает, что разбойники будут судить разбойника. Знаете, господин Ламберт, если вы исполнили своё посольство, то можете сесть на коня и вернуться к своему господину.
– Нет, король, я имею передать вам ещё несколько слов, – громко ответил Ламберт. – Слушайте, государь! Граф Лестера, Монфора и Каркассона, виконт Безьерский и государь Нарбоннский извещает вас через меня, что отныне вы не сюзерен его, а он не вассал ваш. Отныне он не считает себя обязанным вам ни службой, ни повиновением и будет биться с вами всюду и всяким оружием. И если при дворе вашем есть какой-нибудь рыцарь, который скажет, что граф Монфор оскорбил вас несправедливо, я вызываю этого рыцаря на поединок, лицом к лицу, пешим, на коне, на копьях, на мечах, на секирах или на кинжалах, как ему будет угодно.
В собрании при этих словах, которые были сочтены дерзостью, поднялась буря. Благородные гранды спорили за право скрестить оружие с наглецом. Внезапно дон Педро поднял руку, и в зале воцарилась тишина.
Король встал и мощным голосом, которым привык отдавать команды на поле боя, провозгласил:
– Ламберт, передай твоему сюзерену, что скоро мы сами принесём ему ответ на конце нашего копья.
Тем посольство Монфора и закончилось.
Вторую попытку остановить короля Арагона предпринял папа. Он направил дону Педро послание, которое граф Раймунд приказал читать на площади перед собором святого Сатурнина.
«Язва ереси, посеянная в Лангедоке с древних времён, в последние годы дошла до такой высоты, что всякое богослужение впало в поношение, что еретики и рутьеры делали открытые насилия духовенству и грабили церковное добро. Виной всего был и есть граф Тулузский, хотя побеждённый Монфором, но ещё владеющий убежищами, из которых он может проливать яд свой. С тех пор, как он удостоился быть в Риме и был ободрён снисхождением и приёмом, которого он не заслуживал, стало очевидно, что ангел сатаны вселился в его сердце; отплачивая неблагодарностью за наши милости. Он не исполнил ничего, что обещал в нашем присутствии».
Таким образом, военное столкновение армий короля Арагона и крестоносцев было делом решённым. В то время, когда арагонцы переходили Пиренеи, Монфор начал истребительную войну окрест Тулузы, опустошив дотла семнадцать замков. Горели сады и поля, крестоносцы вырубали виноградники и оливковые рощи. Доселе мирный и цветущий край превращался в дымящиеся руины. Над Лангедоком возник призрак голода. В замке Пюжоль, отстоявшем на два льё к югу от Тулузы и лежащем на пути армии Арагона, Монфор поставил сильный гарнизон под командой Пьера де Сесси. Сам же отправился в Кастельнодарри, где торжественно совершил церемонию посвящения в рыцари своего сына Амори.
Воспользовавшись отсутствием грозного завоевателя, Раймунд приказал отбить у крестоносцев Пюжоль. Узнав об этом, Монфор с большей частью войска бросился обратно, но опоздал. Французские рыцари сопротивлялись отважно; но шаг за шагом, после кровопролитных схваток уступали осаждающим. Замок сдался при условии сохранения жизни гарнизона. Люди Раймунда дали слово и тут же нарушили его. Пленных рыцарей вывели из города, и как только победители увидели французов, всякая дисциплина была потеряна. Альбигойцы прежде всего кинулись на Пьера де Сесси и растерзали его вместе со многими рыцарями, остальных пленников с трудом отбили у обезумевшей черни и перевезли в Тулузу. Их хотели посадить в тюрьму и беречь для размена, но и здесь народ не допустил этого – толпа отняла пленных, и начались истязания. Многих растягивали конями, других просто вешали или предавали мечу. Шестьдесят рыцарей закончили жизнь мучительно и страшно.
Насладившись местью, уличные толпы разломали тюрьму, поливая её пол кровью пленных католиков. Этот день стал воистину чёрным для крестоносцев. Ненависть к ним проявилась во всей силе и жестокости.
Армии дона Педро и графа Раймунда соединились в Тулузе. Общая армия имела две тысячи рыцарей и до сорока тысяч пешцев. Сражение Монфору было решено дать возле замка Мюре.[201]
***– Вот, кстати, хотите увидеть битву при Мюре? – небрежно спросил Георгий Васильевич, отрываясь от манускрипта. – Павел не участвовал в сражении и передал его ход с чужих слов, а очевидцы всегда врут.
– Нет! – решительно сказала Ольга. – Ни в коем случае! Это, значит, опять кошмары на неделю – залитые кровью лица, отрубленные конечности, бьющиеся в агонии лошади…
– Пожалуй, вы правы, – кивнул дьявол, – сражения лучше изучать по картам Генерального штаба или по фильмам вашего Бондарчука. От них, по крайней мере, не смердит кровью и вспоротыми кишками. Вообще, сражения со стороны обычно выглядят удивительно бестолково. Красоту и стратегическую завершённость они получают в учебниках. Примерно тогда же историки и политики договариваются о том, кого считать победителем. Если договориться не удаётся, победителями объявляют себя все. Хотя, вот в битве при Мюре победитель как раз определился однозначно.
***Первое предместье Мюре, которое защищал небольшой гарнизон католиков, было взято сходу. Альбигойские колонны в чаду успеха кинулись на второе. Они уже врывались с победными криками на улицы предместья, но тут на другом берегу Гаронны показались знамёна крестоносцев. Это наконец подошла армия Монфора.
