Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока
Обзор книги Михаил Крюков - Последний Совершенный Лангедока
Михаил Крюков
Последний Совершенный Лангедока
У Господа Бога было пустовато в кассе, когда он создал мир. Он принуждён был занять денег у чёрта под залог всей вселенной. И вот, так как Господь Бог и по божеским и по человеческим законам остаётся ещё должником чёрта, то из деликатности он не может ему препятствовать слоняться в мире и насаждать смуту и зло. Но чёрт тоже опять-таки очень заинтересован в том, чтобы мир не совсем погиб, так как в этом случае он лишится залога; поэтому он и остерегается перехватывать через край, а Господь Бог, который тоже не глуп и хорошо понимает, что в корысти чёрта для него заключается тайная гарантия, часто доходит до того, что передаёт ему всё управление миром.
Генрих ГейнеСвиток первый
Глава 1
Ну вот, опять понедельник, и опять я еду на службу. Дмитровское шоссе, как обычно, или, как любит говорить наш генерал, «КГБычно» забито машинами, железный поток, огрызаясь сигналами, медленно втягивается в Москву, и город растворяет его в своём каменном желудке без остатка. Шоссе, если разобраться, одно из последних мест в нашей стране, где все примерно равны – и надменные хозяева «Бентли», и пилоты драных «Газелей». Раньше была поговорка, что в бане все голые одинаковы, но теперь у богатеньких буратин свои эксклюзивные сауны с напитками и девочками, а вот отдельных дорог для них пока не построили. Вот и приходится им тошнить в общем потоке, опасаясь, чтобы какая-нибудь зачуханная «Нексия» не царапнула лоснящийся бок джипа размером с полтрамвая, хотя нексовод сам боится этого до одури.
Распорядок дня в нашей конторе расслабленный, поэтому мне не надо мчаться к началу рабочего дня, разбрасывая хлопья пены и тяжело поводя боками, как лошадь после забега, и я еду спокойно, не шарахаясь из ряда в ряд. Иногда я вообще работаю дома, но сегодня совещание с раздачей слонов, материализацией духов и постановкой задач на неделю, а значит, мне надо быть в конторе.
Утро сегодня какое-то мутно-серое, с мелким, въедливым дождиком, асфальт мокрый, и ехать надо осторожно. Пару ДТП я уже видел.
Проезжаем Савёловскую эстакаду. Навигатор показывает, что на главных дорогах особых пробок вроде нет. Повезло. Но вообще, город превращается чёрт знает во что. Я всю жизнь прожил в Москве, но таких гомерических пробок не помню, и с каждым годом становится всё хуже и хуже. Я бы ездил на общественном транспорте, но от нашего дачного посёлка до электрички далековато, а московский климат не намного лучше питерского или таллиннского, особенно весной и осенью.
Позвольте представиться: Вадим Снегирёв, подполковник ФСБ. Нет, не был, не привлекался, да, бывал неоднократно, доктор физико-математических наук, разведён, детей нет. Если не дадут «полковника», через пять лет уволюсь, но, похоже, дадут, и служить мне ещё ой как долго… Мысль о службе вызывает у меня привычный приступ пессимизма и тоски, которую в народе называют зелёной. Надоело мне служить, вот в чём беда, да и вообще всё надоело. Ну да, я разведён, и, возможно, в этом разводе всё дело, а может, с него всё только началось.
Наш с Иркой брак вообще был довольно странным, хотя это я теперь так думаю, а тогда-то я был по-настоящему влюблён. Ирка и сейчас, как говорится, на мировом уровне, а в молодости была просто красавицей – стройная, длинноногая, с огромными глазищами особенного азиатского разреза. Вот эти-то азиатские глаза и сразили меня наповал. Были у Ирки в родне узбеки; смешение славянских и среднеазиатских кровей и породило девицу, которую я сразу выделил среди ста пятидесяти студенток мединститута, одинаково одетых в белые халаты и накрахмаленные колпачки.
Меня попросили прочитать в мединституте маленький курс «Защита госсекретов», который неизвестно для чего ввели в учебную программу. Затея оказалась глупой и бестолковой, потому что рассказывать свой предмет без математики я не умею, ну, а уровень математической подготовки будущих врачей вы можете себе представить. Зачёт я тогда всем поставил автоматом – от отчаяния, курс со следующего года отменили, но с Иркой я познакомился, и случился у нас совершенно аморальный роман студентки с преподавателем. Ирка сводила меня с ума своей вкрадчивой грацией, показной покорностью и абсолютной, я бы сказал, бесстыдностью в постели. Что она нашла во мне, не знаю, но хочется думать, что это была связь не по расчёту. Ну, или не совсем по расчёту. А вскоре мы поженились. Я тогда был капитаном.
Года полтора мы прожили хорошо, неизбежные ссоры относили на счёт малого опыта семейной жизни и дружно старались их не замечать, но потом наш брак покатился под откос, увлекая за собой тонны мусора и грязи. Оказалось, что, по мнению Ирки, я – не делец. Это, положим, чистая и незамутнённая правда: деловых способностей я лишён начисто. Не знаю уж, чего она ждала, выходя замуж за офицера ФСБ – что я, пользуясь служебным положением, буду протаскивать через таможню контейнеры с турецкими дублёнками или крышевать игорный бизнес. Сама она после получения диплома в медицине работать и не подумала, занималась какими-то коммерческими делишками, в которые я старался не вникать. Тем не менее, деньги она в дом приносила, и побольше чем я.
Пару раз я заводил разговор о детях, но потом перестал, потому что, оказывается, Ирке требовался сначала «приличный прикид», потом «приличная тачка», а когда разговор зашёл о домике в Испании, я понял, что это никогда не кончится, вздохнул и предложил развестись. Ирка сразу же согласилась. Квартиру в Москве я отдал ей, а сам переехал на дачу, которую построили ещё мои родители, в те годы давали хорошие участки на севере, вдоль Савёловской дороги, рядом с каналом. Ирка эту дачу терпеть не могла и почти никогда за город не ездила, а я, наоборот, любил, потому что провёл там всё детство. Играл на берегу канала и научился по звуку узнавать самолёты, заходившие на посадку в «Шарике» – тогда это был единственный московский международный аэропорт.
Сейчас у Ирки сеть косметических салонов, навороченный «Лексус» и вообще всё хорошо, правда, она почему-то продолжает жить в нашей квартире и замуж вроде так и не вышла. Мы иногда перезваниваемся, но теплоты в разговорах уже давно нет. Чужие люди.
Ну, а я продолжаю служить там, где и служил, правда, у меня не служба, а службишка, по крышам с пистолетом не бегаю, за мусорными ящиками, выслеживая очередного агента индобразильской разведки, не прячусь, ну, не оперативник я. Моё дело – криптоанализ. Сиди себе за компьютером… Кандидатскую я защитил ещё под капитанскими погонами, это было совсем нетрудно, у нас среди научников некандидатов вроде и нет.
Разгром армии нас обошёл стороной. Видно, на самом верху нашёлся то ли очень умный, то ли очень трусливый чиновник, который не рискнул трогать нашу контору, поэтому мы как работали, так и работаем. Задачи, конечно, изменились, но несущественно. Ну вот, разгадывая очередную головоломку, я и придумал пару методов, которые легли в основу докторской. Такое бывает, но редко. Обычно свежепридуманные идеи на первый взгляд кажутся блестящими, опровергающими и переворачивающими, но при внимательной проверке лопаются с громким и неприличным звуком. Мне тогда повезло, идеи не лопнули, и в прошлом году я наконец-то получил докторский диплом. Наш мирок совсем маленький, все всех знают, научные работы принимаются, что называется, «по гамбургскому счёту», «липа» не проходит ни в коем случае, поэтому защитить докторскую, в отличие от кандидатской, очень трудно. Если бы не пробивные способности нашего генерала, я бы и связываться не стал. Теперь он пристаёт: пиши, мол, учебник! А зачем? Кому он нужен? Ну, напишу, потрачу год. Потом его издадут тиражом в сто экземпляров, навесят гриф «совершенно секретно», и сгниёт он на стальных полках спецбиблиотек, где его и сожрут мыши, которым допуск не требуется. Я, конечно, два раза в неделю читаю лекции в академии, только курсантам они нужны, как… Не нужны, в общем. Да я и сам это понимаю.
После развода год или два мне было совсем тоскливо, потом как-то пообвыкся, находил себе разные дела, домой приезжал только спать, но вот после защиты докторской накрыло меня по-настоящему.
Вы знаете, что такое одиночество? Я вот знаю.
Одиночество – это когда приезжаешь домой, а забытый зарядник для мобильника лежит на том самом месте, где ты его оставил. И будет лежать, покрываясь пылью, пока ты его на место не уберёшь. А не уберёшь – так и будет валяться, потому что больше убрать некому. А ещё одиночество – это нежелание что-нибудь делать. В четверг с нетерпением ждёшь выходных, строишь планы, собираешься сделать и то, и это, починить, приготовить, сходить, наконец, в театр. И всегда это кончается одним и тем же – пельменями, пивом и креслом в беседке, пока комары не загонят в дом. Зачем стараться, варить правильный борщ, когда кроме тебя его и есть-то некому? Зачем переклеивать обои? Тебе что, старые мешают? Вот то-то. Сойдут и они.
