Лина ТриЭС - Третья истина
Он настолько не выглядел расстроенным из-за потери документа, что Саша поверила: это была просто шутка. Но, по мере их отдаления от помещений вокзала, вера стала ослабевать. Совсем она пропала, когда они заявились вовсе не на ту станцию, где она была накануне… Вагоны, паровозы, цистерны, платформы — все это в тишине и покое громоздилось на маленьком разъезде, вдали от вокзальной суеты. Здесь Виконт, наконец, снизошел до объяснений:
— Я не склонен к банальным поездкам с пропуском и подписью на нем, особенно, когда нет ни того, ни другого. А ты?
— Я не понимаю, о чем вы говорите. Но чувствую, нас по головке не погладят… так вы зловеще начали…
— Зловеще? Торжественно я начал, торжественно и романтично.
— Я поняла уже — пешком пойдем. Что ж, лежачего не бьют! Вот, говорят, победителя не судят, я лично считаю, что и провинившегося и казнящегося, конечно, тоже судить не надо. Идемте пешком…
— Александрин, я вместе с тобой презираю этого лежащего провинившегося пораженца, который поднимется лишь за тем, чтобы тащиться пешком до Петрограда. Я компании ему не составлю. Ты со мной?
— Тогда я уже не знаю, что можно выдумать, даже если за выдумки взялись вы.
— Тише, а то сбудется начет «головки».
Она осмотрелась: сонное царство, сюда, похоже, свезли и бросили поезда, для которых нет больше топлива, вагоны, которые забыли, отправляясь в дорогу. На путях вдали еле мигают красные и зеленые огни, свистнул паровоз — но это все на станции, там, где толкотня, движение, жизнь. А Виконт стоял уже около длинного товарного вагона, снабженного огромным висячим замком.
— Держи, — он сунул ей в руки объемистый пакет, — сумка его осталась висеть на плече, — привстал на выступ и к ужасу Саши вывернул из скобок замок. Она затаила дыхание. Они что — грабят?
Широкая дверь коротко проскрипела, и Сашиному взору открылся задник какой-то мебельной принадлежности. Виконт отодвинул неожиданно легко поддавшийся шкаф, повернулся к Саше, подхватил ее, поставил внутрь вагона и вскочил за ней. Комнатка! Изумительная крошечная комнатка-купе с невообразимо изящной гнутой мебелью. Виконт взял замок, закрыл дверь, просунул руку в щель и довольно долго скрежетал чем-то снаружи. Задвинул дверь шкафом, обращенным теперь к Саше великолепной инкрустацией.
— Все! — он повернулся к ней и тряхнул кистями рук жестом хирурга, окончившего трудную операцию и не уставшего от нее:
— Ну, Александрин, как тебе это нравится? Варварство! Перевозить ценную старинную мебель без упаковки в вагоне для скота! Вот и окошки, чтобы лошади дышали. Оглянись! Мы заслужили эту поездку. Работал, как вол. Грузил с коллегами Федором и Михаилом три вагона.
— И они вам разрешили поехать?
— Кто? Федор и Михаил? Что за шутки? Они — солдаты и намеревались сложить все это в некое подобие поленницы. Справедливости ради, надо добавить, что сооружали они эту поленницу довольно почтительно.
— А вы устроили эту комнатку, да? Тайком? Когда они отвернулись? Разместили аккуратно, и осталось место? Да? — она торопилась убедиться, что все им сделано правильно и даже хорошо. А свернутый замок ничего не значит. — Но что это за комнатка? Куда ее везут и зачем?
— В музей. Так я слышал. Между прочим, в этом есть смысл. При альтернативе — изрубить на дрова, тем более, есть. А упаковки нет. Нужны доски, солома. Все это сооружение в пути, от тряски, развалилось бы. Еле сообразил, как зафиксировать. Установил пустые ящики в торцах вагона. Туда можешь пройти, осмотреться, вон проход.
Саша провела рукой по плотно вышитому шелку дивана: — А сидеть на нем можно? Это же музейный экспонат?
— Проявим максимум осторожности и утешим себя мыслью, что это все же только подражание Булю… Придворный мастер Людовика Четырнадцатого, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд Саши и усмехнулся. — Вообще, я сиживал и не на таких диванах. И экспонатами их не считал. Взгляни на часы. Так. Отправление через час. Будет, вероятно, проверка. Не пугайся. Мы — в безопасности.
Он оказался прав. Спустя полчаса снаружи началось движение, топот, короткие команды. Вдоль состава побежали люди.
— Ермилов! Выдели пяток человек на открытые платформы! — крикнул совсем рядом высокий тенор и сейчас же прибавил:
— Запоры проверить!
Кто-то открыл дверь их вагона, Саша вся напряглась, но, наткнувшись на стенку шкафа, этот кто-то спрыгнул вниз, проворчал: «что ж, замок-то повесили, а замкнуть позабыли…». Металлический звук… Защелкнуто. Они заперты снаружи. Саша тревожно взглянула на Виконта, который, вместо того, чтобы прислушиваться к происходящему снаружи, с ленивым любопытством наблюдал за ее испугом. Его свободная поза на диванчике с локтями, лежащими на спинке и произнесенные им все-таки слова: «Да все отлично, Сашка, едем!», убедили ее. Пришло бесшабашное, озорное чувство. Все получилось! И так здорово, так красиво! Когда бы она еще путешествовала в крохотном сказочном купе, опираясь на странный, весь усеянный дырочками лакированный столик, ловя свое смутное отражение в темном зеркале высокого, под потолок вагона, резного буфета. Толчок вперед, назад. Что-то лязгнуло. Саша ощутила движение, увидеть его она не могла, длинные поперечные окна были под самым потолком. Некоторое время она смотрела на Виконта довольная, в сумерках, потом он извлек из кармана свечу — розовую и толстую. Саша нагнулась под столик, чтобы достать бумагу, которая при этом вывалилась из его куртки, и вскрикнула от изумления:
— Виконт — вот же он! В вашем кармане, самом ближайшем! Мандат! Пропуск!
— Нашелся? Вовремя!
— Виконт, вы не рады? А почему не удивляетесь?
— Да, верно. Это, просто, подозрительно. Сейчас, сейчас выражу всю бездну удивления… Откуда взялся? Как тебе удалось? Что это? Прекрасный сон?
— Значит, вы… нарочно? Зачем? Ради романтики?
— Безусловно. Как и все, что я делаю, ты разве не заметила? Прекрати расспросы, моя очередь. Что это, как ты думаешь?
— Виконт, о чем вы сейчас? — она проследила за его рукой, которая легла на столик. — Нет, скажите, а почему вы ушли, не попрощавшись с Дашей, ведь и на работу к ней можно было зайти, а еще комендант, к нему тоже не зашли… и к начальнику станции…
— Неужели непонятно? Проводы, объятия! Рыдания! Мольбы задержаться подольше… С Дашей ты и я простились письменно… Поблагодарили…
Саша засмеялась:
— А с начальником и комендантом? Тоже письменно?
— Нет, убедительных слов, способных примирить их с разлукой со мной, я бы не нашел…
— Каким странным тоном вы это говорите…
Она пытливо глядела в его лицо, которому отсветы играющего пламени придавали какой-то фантасмагорический вид.
— Виконт, вы загадочный, как дракон какой-то, или улыбка Джоконды!
— Ящер с улыбкой Моны Лизы. Достойная месть! Так, что это? — Он еще раз постучал по столику, стоящему вплотную к дивану, на котором они расположились: Виконт на сидении, Саша боком, на валике. Тоном лучшей ученицы класса она проговорила:
— Инкрустированный, лакированный столик, украшенный дырочками для красоты. Предположительно, семнадцатый век.
— Да. Семнадцатый век — это прекрасно. Украшенный для красоты — много хуже. Это тавтология.
— Что это?
— Разновидность плеоназма.
— Что?
— Риторическая ошибка.
— Вы — грамматический педант, Виконт. Кончится дело тем, что я буду говорить с вами только на французском.
— Ха! Найду оплошности и в твоем французском.
— Кто же из нас француз, в конце концов?
— Кто? Мы с тобой русские оба, если не ошибаюсь. Елена Александровна была русская.
— Нет, конечно, я русская, как вы, как бабушка, что за разговоры…
— … и вообще, что ты Поль, ко мне привязался? — спросил он голосом, имитирующим ее собственный. — Животрепещущий вопрос, Александрин! Вернемся к столику. Это мозаика. Ну, уникальная, ну, старинная, ну, работы изумительной — цены ей нет. Дело не в этом. Это мозаика и ею можно заняться. — Он выдвинул боковой ящичек, в котором оказались переливающиеся перламутровые разноцветные кнопки с выпуклыми гранеными шляпками.
— Знаю! — обрадовалась Саша. — К ней должны быть рисунки с советами.
— Ни рисунков, ни советов, о чем они только думали, в семнадцатом веке? Или в начале восемнадцатого, так вернее.
— Ну, уж думы нашлись, не о шпаргалках же для нас с вами. Или бумага истлела.
— И, слава Богу! Саша, а фантазия?
Наступали самые любимые Сашей мгновения, когда «запертый» обстоятельствами Виконт со всей серьезностью предается какому-нибудь несерьезному делу. И, конечно, с ней. Она постаралась заинтересовать его:
— Пусть будет так: вы начинаете что-нибудь со своей необыкновенной фантазией, а я порчу. Правда, интересно?
