"Избранные историко-биографические романы". Компиляция. Книги 1-10 (СИ) - Джордж Маргарет

Дорога пошла в гору, да так резко, что девочка запыхалась. Дома вокруг нее становились все более и более впечатляющих размеров, причем на улицу выходили закрытые глухие стены. Это уже само по себе свидетельствовало о том, что их внутреннее убранство нуждается в охране.

Жилище Кассии находилось в самом конце улицы, так что ступеньки, которые вели к нему, располагались под углом к фасаду дома. Не успела Мария постучаться в дверь из чеканной бронзы, как та распахнулась, и на пороге появилась торжествующе ухмылявшаяся Кассия.

— Ты добралась! — воскликнула она, втаскивая Марию внутрь и обнимая.

— Да, но это было нелегко.

Мария старалась не думать о наказании, которое ее поджидает, если родители узнают, что она сбежала с урока коврового ткачества. Зато сейчас она находилась там, где хотела побывать. Она вошла внутрь и сразу оказалась в большом темном атриуме, где царила поразительная для жаркого летнего дня прохлада.

Девочки стояли, глядя друг на друга с некоторой неловкостью. Дружба, так стремительно и внезапно возникшая между ними некоторое время назад, теперь казалась чем-то придуманным.

— Ну что ж, — произнесла Кассия. — Я рада, что ты пришла. Пойдем, посмотришь мой дом.

Она взяла Марию за руку и повела за пределы атриума в примыкавшую анфиладу комнат. Их тут было великое множество, вдвое, даже втрое больше, чем в доме Марии.

— У тебя есть своя комната? — спросила Мария.

— Ну да, у нас их полно. И тут, и на втором этаже.

Говорила Кассия легко и непринужденно, словно так жили все.

Мария старалась не выдавать своего удивления, но просторные помещения казались ей не настоящими, как будто во сне. И, несмотря на то, что они имели только три стены, а четвертая выходила на залитый солнцем внутренний двор, в комнатах царил полумрак. Потом, когда глаза ее привыкли к темноте, девочка увидела, что стены окрашены в густой кроваво-красный цвет, а в одной комнате даже в черный. Вот почему они казались такими темными.

Кассия, не давая присмотреться, тянула ее дальше. Миновав переднюю, парадную часть дома, они оказались в личных семейных покоях. Кассия завела Марию в комнату с желтыми стенами и низким потолком, обстановку которой составляли маленькие стулья и стол, уставленный миниатюрными чашками и кувшинами. Прохладный пол был выложен полированным камнем, а в одном углу стояла узкая кровать с изящно вырезанными ножками, окрашенными в черный цвет и перехваченными позолоченными кольцами. Кровать покрывало полотно из блестящего шелка.

— Ой! — вырвалось у Марии, пребывавшей в некоторой растерянности, — Тут ты живешь? И спишь?

— Да, — сказала Кассия. — С тех пор как себя помню.

Тут они обе покатились со смеху. Понятное дело, что семь или восемь лет — не слишком долгая жизнь, и «помнить себя» в таком возрасте не бог весть какой подвиг.

Мария не могла представить себе, как бы она жила в таких хоромах. Ей казалось, она только и делала бы, что любовалась всеми этими чудесными вещицами — вот хотя бы стоящими на столе маленькими узорчатыми чашечками, мисочками, тарелками и кувшинчиками для соусов.

— Ты что, из них ешь? — не сдержала изумления Мария.

Кассия рассмеялась:

— Нет, конечно, это просто игрушки. С моим-то отменным аппетитом такими порциями никак не наешься.

Игрушки? Может, у нее и куклы есть? Впрочем, что за глупости — куклы запрещены и в иудейском доме их быть не может.

— Это для меня и моих воображаемых друзей, — пояснила Кассия. — Теперь сюда явилась и настоящая подруга. Ты. Мы можем делать вид, будто задаем пиры, устраиваем праздники! Пиры с невидимой едой, которая не оставляет никаких пятен, и посуду мыть не надо!

— У меня никогда не было комнаты, где можно устраивать воображаемые пиры, — призналась Мария. — Наверное, это здорово.

Неожиданно неловкость между ними растаяла. В конце концов, у девочек и впрямь было много общего, так что в подружки друг другу они вполне годились.

— Ну, идем. Думаю, пришло время для настоящей еды, и я хочу, чтобы ты познакомилась с моей мамой и отцом. Ну… и с моим младшим братом Омри.

Омри? Мария никогда не слышала, чтобы кого-нибудь звали Омри, хотя смутно припоминала, что так вроде бы звали какого-то плохого царя. Но ведь и женщины или девочки по имени Кассия ей тоже не доводилось встречать. Очевидно, в этой семье не принято называть детей обычными, распространенными именами — такими как Мария. Или Иисус. Или Самуил.

Перейдя в другую, но тоже граничившую с внутренним двором часть дома, Кассия привела Марию в красивую комнату с темно-зелеными стенами, на верхних панелях которых были очень правдоподобно изображены цветы и деревья. В центре находился мраморный стол и кресла с подушками на каменных сиденьях.

— Мама, отец, это моя подруга Мария, — с гордостью объявила Кассия, представляя им Марию как любимую игрушку. — Помните, я рассказывала вам, как познакомилась с ней во время паломничества в Иерусалим?

— О да. — Высокая женщина, одетая в темно-красный шелк, кивнула Марии, глядя на нее так серьезно, словно ее знакомили с какой-то важной персоной и уж во всяком случае со взрослым человеком, а не ребенком. — Я очень рада, что вы с Кассией подружились, — сказала она.

— Добро пожаловать, — произнес отец Кассии Вениамин.

И возрастом, и статью он немного походил на отца Марии, но на его пальцах сверкали золотые перстни, а одежда отличалась куда более яркими тонами, чем простое, непритязательное платье, которое предпочитал Натан.

Круглолицый мальчик, выглядевший чуть помоложе Кассии, подошел к столу и оперся об него.

— Привет! — буркнул он, выдержав паузу.

— Это Омри, — представила женщина. — Омри, почему ты не улыбаешься? Ты говоришь «привет», а сам выглядишь не очень приветливо.

— Ладно — Омри вздохнул, скорчил рожицу и с нарочитым воодушевлением возгласил: — Добро пожаловать!

— Паршивец ты, Омри, вот ты кто, — заявила Кассия.

— Я знаю, — с гордостью отозвался мальчишка, после чего плюхнулся на подушку и ухмыльнулся.

Мария медленно опустилась на сиденье, держась очень скованно. Все здесь совсем не походило на ее дом, и она очень боялась оконфузиться в присутствии этих людей. Ей ведь ни разу не доводилось трапезничать в такой обстановке, за мраморным столом, да еще чтобы еду подавали слуги. Или это рабы?

Она украдкой бросила взгляд на женщин, приносивших блюда. Они не выглядели рабынями, явно не были иностранками, и выговор у них чистый, без акцента. Скорее всего, это здешние жительницы, нанятые хозяйкой, чтобы помогать ей управляться с таким большим домом. Мария несколько успокоилась, а то от мысли о рабах ей стало не по себе.

На стол подали много маленьких блюд с едой, которая была ей незнакома. Миска с каким-то белым сыром с красными прожилками, еще одна с чем-то темно-зеленым и с солеными листьями и фрукты, которых она не знала. А что, если они… нечистые? Разрешено ли их есть?

«Но нет, — убеждала себя девочка, — эти люди ходили в паломничество в Иерусалим, а значит, они соблюдают Закон».

— Кассия говорила нам, что твой отец — Натан. Тот самый Натан, который занимается обработкой рыбы, — промолвил Вениамин. — Я вел с ним дела и должен признать, что он человек честный и порядочный. Не то что другие рыботорговцы, такие же скользкие, как и их рыба.

— Спасибо на добром слове, — улыбнулась Мария.

Похвала отцу польстила ей, но напоминание о нем встревожило. А ну как он уже хватился ее и ищут? Что тогда будет!

— Мой отец золотых дел мастер, — с гордостью объявила Кассия. — У него большая мастерская, и много художников работает на него. Посмотри, посмотри на его перстни! Они сделаны его помощниками.

Так вот почему у него их так много. Теперь это казалось не проявлением тщеславия, а просто способом продемонстрировать искусство мастера за пределами его лавки. Марии нравилась эта семья, ей не хотелось найти в их доме что-либо достойное осуждения, и почему-то казалось, что если она сочтет все здесь хорошим и правильным, то к такому же выводу придут и ее родители.