Садриддин Айни - Рабы
— А что он сделал с минеральными удобрениями? — спросил тот же голос с места.
— Вот, вот! Он так «удобрил» землю, что от этого погибла часть посевов. Есть свидетель, и это подтвердил агротехник.
— Какое у вас предложение? — спросили с места.
— Как преступника Хасана немедленно исключить из колхоза и отдать под суд.
Несколько человек захлопали в ладоши. Дольше всех хлопал в ладоши Хамдам-форма.
Фатима подумала: «Мало рукоплесканий. Люди ждут, хотят более веских доказательств».
Юлдашев объявил:
— Для сообщения слово имеет товарищ Сафар.
— Товарищи! В нашем колхозе в этом году было совершено несколько преступлений, — это известно. Кто совершил их, это неизвестно.
Шашмакул крикнул с места:
— Как неизвестно? Хасан Эргаш!
— Верно! — поддержал Хамдам.
— Из этих преступлений ряд произошел непосредственно в присутствии Хасана, — продолжал Сафар-Гулам.
Люди привстали с мест, вытянули шеи, чтобы взглянуть на Хасана.
Шашмакул, обращаясь к собранию, заявил:
— Такого человека необходимо немедленно убрать из колхоза!
— Исключить его немедленно! — крикнул кто-то.
— Товарищи! — спокойно возразил Сафар-Гулам. — Или вы меня не поняли, или я неясно выразился. Дело в том, что никем, никак пока не доказано, виноват ли Хасан в происшедшем.
Шашмакул закричал:
— Что ж, дьявол, что ли, испортил Хасану сеялку? Мы этот вопрос уже прорабатывали!
Сафар-Гулам продолжал:
— Нужно было привлечь к ответственности Хасана. При первой проверке никого другого мы не обнаружили.
— Вот это решение и надо провести! — крикнул Шашмакул. Сафар-Гулам отрицательно покачал головой и спокойно продолжал:
— Но за последние дни мы обнаружили кончик от целого клубка преступлений. От целого клубка. Весь материал мы передали в политотдел. Сегодня должен сюда приехать Кулмурад. Не знаю, почему он запаздывает, но я предлагаю отложить это дело до приезда Кулмурада.
Шашмакул разгневанно встал:
— Что это за предложение? Это ж явная попытка замазать преступление Хасана. Это потворство преступнику, это переход на сторону кулаков.
Юлдашев встал:
— Товарищ Шашмакул! Призываю тебя к порядку.
Тогда поднялся Нор-Мурад и попросил слова. И, не дожидаясь согласия председателя, заговорил:
— Я люблю Хасана, как сына! Я знаю его, как активиста, комсомольца. Эргаш мне все равно что брат. Но колхоз я люблю больше. Я в колхозе двести трудодней выработал. Я семьдесят пять пудов пшеницы получил. А жена еще больше заработала! И вот Хасан Эргаш хотел нашему колхозу повредить. Как же это так? Я решительно требую: исключить! Больше я ничего не имею сказать.
Нор-Мураду похлопали. Вместе с другими он и сам похлопал себе, а потом посмотрел на Юлдашева:
— Мое выступление — это тоже нарушение порядка? Юлдашев не успел ему ответить. Садык попросил слова. Садык сказал:
— Я очень уважаю Эргаша, но я недоволен его сыном Хасаном. И прямо это говорю. Ведь его сын учит моих детей, что бога нет. Ну как же это так? Зачем же так обманывать моих ребят? А в остальном я Хасаном доволен. Ведь все наши ребята берут с Хасана пример, все говорят, что хотят работать, как Хасан-ака, поэтому я и думаю: не мог вредить такой парень. А предложение у меня — отложить дело Хасана, чтоб внести в это дело полную ясность.
Шашмакул даже привскочил со своего места.
— Товарищи! Слышали, что говорит кулак? Вот Сафар говорит, что в колхозе есть остатки кулачества, а кулака перед своими глазами не видит.
— Это какого же кулака? — нахмурившись, спросил Сафар-Гулам.
— А вот Садыка! Одно время он свое кулачество скрывал, ходил в рваном халате, теперь у него халат нарядней, чем, бывало, у Хаджиназара. Живот у него стал толще, чем у мясника Рахима, борода у него расчесана и блестит, как, бывало, у Теракула с маслобойки. Но тех всех признали кулаками или богачами и выслали. А этот пролез в колхоз и сейчас выступил в защиту преступника. Я, как коммунист, утверждаю, что Садык — кулак и кто согласен с ним — это подкулачники. Я утверждаю это со всей ответственностью.
— Поставить вопрос о Хасане на голосование! — крикнули с места.
— Голосовать, голосовать! — подхватили одинокие голоса с разных мест.
Юлдашев поднялся.
— Хорошо. Ставлю вопрос на голосование. Кто за то, чтобы Хасана Эргаша не исключать из колхоза, а отложить его дело для дальнейшего расследования, поднимите руки.
Больше половины колхозников подняли руки. Шашмакул заревел, как раненый бык:
— Это неправильно! Сперва голосуй мое предложение — за немедленное исключение из колхоза. Почему ты сначала голосуешь предложение кулака? Кто за то, чтобы Хасана Эргаша немедленно исключить из колхоза и отдать под суд?
— Так, — неохотно уступил Юлдашев. — Поднимите руки, кто за предложение Шашмакула?
Опять немногим больше половины присутствовавших подняло руки.
— Вопрос решен! — радостно воскликнул, захлопав в ладоши, Шашмакул.
Со стороны Хамдама-формы раздались ликующие возгласы. Кутбийа поднялась с места.
— У меня есть заявление. Разрешите огласить.
— Пожалуйста! — согласился Юлдашев, пытливо и настороженно вглядываясь в ее лицо.
Сафар-Гулам тоже придвинулся ближе, чтобы лучше ее видеть, словно ждал от нее каких-то очень значительных слов.
— Я хотела заявить, что не хочу жить с преступником и с настоящего момента считаю себя разведенной с ним..
Сафар-Гулам нахмурился и переглянулся с Юлдашевым. Но Хамдам прервал слова Кутбийи новым взрывом рукоплесканий и ликующих выкриков. Кутбийа продолжала:
— Спасибо вам, кто выявил преступления Хасана Эргаша. И Кутбийа любезно кивнула головой Шашмакулу. Она пошла к Хамдаму, благодарно пожала ему руку и села рядом с ним.
Тогда поднялась Фатима.
— Этого не может быть! Хасан не преступник. Его не исключат из комсомола, потому что…
Шашмакул прервал ее.
— Вопрос решен. Собрание закрыто. Собрание закрыто! — крикнул Шашмакул.
И хотя председатель еще не объявил собрание закрытым, колхозники поднялись с шумом, возбужденно заговорив и заспорив.
Но в этот момент громко и радостно крикнула Мухаббат:
— Стойте! Собрание не закончено. Приехал Кулмурад. Кулмурад-ака, вот он! Приехал!
Все остановились. Те, которые вышли, поспешили вернуться.
19
Четыре всадника спешились возле чайханы.
Один из них Кулмурад, другой — районный следователь, и с ними — два вооруженных милиционера.
Кутбийа, увидев милиционеров, прижавшись к Хамдаму, шепнула радостно:
— Видно, его отсюда прямо в тюрьму отведут!
— Конечно, — и добавил громко, чтобы слышали и другие: — Советская власть не допустит, чтоб преступник, прикрываясь комсомольским билетом, продолжал свои преступления.
Услышав эти слова, Фатима откликнулась:
— Не может того быть, чтоб Хасан оказался преступником! Кутбийа, осмелев, крикнула ей:
— После него очередь за тобой. Туда же! Приход Кулмурада прервал этот спор.
Положив на стол сумки и портфели, Кулмурад и следователь поздоровались.
Шашмакул протиснулся к Кулмураду.
— Товарищ! Я хочу вас спросить как представителя политотдела. У меня чрезвычайный вопрос.
— Пожалуйста.
