Арчибальд Кронин - Звезды смотрят вниз
В субботу днём, когда Дэвид направился на Террасы, он встретил Энни, шедшую из новой школы на Бетель-стрит, где происходило голосование. Энни остановилась.
— А я только что голосовала за вас, — сказала она просто. — Я постаралась пораньше управиться дома, чтобы попасть вовремя.
Дэвид весь вспыхнул от тона, каким Энни сказала это, от мысли, что она специально ходила в город голосовать за него.
— Спасибо, Энни.
Они молча стояли друг против друга. Энни никогда не отличалась словоохотливостью. Она не стала делиться с ним своими мыслями, не выражала восторженной уверенности в его успехе, но Дэвид угадывал её доброжелательность. Он почувствовал вдруг, что ему нужно очень много сказать Энни. Ему хотелось выразить ей сочувствие по поводу смерти Сэмми; спросить о мальчике; у него появилось непреодолимое желание поговорить с ней о маленьком Роберте. Но мешала шумная, людная улица. И вместо всего этого он сказал только:
— Я ни за что не пройду.
— Кто знает? — промолвила Энни с слабой улыбкой. — Можете пройти, а можете и не пройти, Дэви. Но попытаться следует. — И, кивнув со своим обычным выражением, пошла домой нянчить ребёнка.
Дэвида после встречи с Энни поразило то, что она так умно и так ободряюще говорила о его шансах на успех.
Когда был объявлен результат голосования, оказалось, что он получил только на сорок семь голосов больше Мэрчисона. Но в гласные он прошёл.
Дженни, немного озадаченная шаткостью победы, была тем не менее в восторге от избрания Дэвида.
— Видишь, ведь я тебе говорила!
Она ожидала первого заседания нового муниципалитета с таким суетливым нетерпением, точно это она была новым его членом.
Дэвид едва ли разделял весёлое настроение Дженни. Дэвид, получив доступ к архивам, протоколам, документам, знакомился с мелочными треволнениями местной политики, вскрывая обычную мешанину социальных, религиозных и личных интересов, извечный принцип «рука руку моет». Главной силой был, конечно, Ремедж. Последние четыре года Ремедж командовал муниципалитетом. Дэвид сразу увидел в Ремедже человека, с которым ему придётся воевать.
Вечером 2 ноября собрался новый муниципальный совет: председательствовал Ремедж. Кроме него, гласными были Гарри Огль, Дэвид, преподобный Инох Лоу из церкви на Бетель-стрит, Стротер, директор школы, торговец мануфактурой Бэйтс, Конноли из «Газового общества» и Раттер, секретарь городского управления. Сперва произошёл грубовато-фамильярный обмен приветствий в передней между Ремеджем, Бэйтсом и Конноли; громко смеялись, хлопали друг друга по спине, весело разговаривали о каких-то пустяках, а преподобный Лоу делал вид, что не слышит наиболее неприличных шуток, был почтителен к Конолли и подобострастно ухаживал за Ремеджем. На Дэвида и Гарри Огля никто не обращал внимания. Только когда они направились в зал заседаний, Ремедж бросил холодный взгляд на Дэвида.
— Жаль, что нашего старого приятеля Мэрчисона больше нет с нами, — заметил он по своему обыкновению громогласно и нагло. — Как-то неприятно видеть на его месте чужого.
— Не обращай внимания, парень, — шепнул Дэвиду Гарри. — Ты скоро привыкнешь к его манере разговаривать.
Все заняли места, и Раттер начал читать протокол последнего заседания старого муниципального совета. Читал быстро, сухим, равнодушным, монотонным голосом, затем, почти без перехода, тем же голосом объявил:
— Первый вопрос — утверждение договоров на поставку мяса и сукна. Я полагаю, джентльмены, что вам угодно будет считать их утверждёнными.
— Совершенно верно, — зевнул Ремедж. Он развалился в кресле во главе стола, подняв к потолку широкое красное лицо и сложив руки на огромном брюхе.
— Да, они утверждены, — поддержал его Бэйтс, вертя большими пальцами и упорно глядя на стол.
— Значит, утверждено, джентльмены, — объявил Раттер и потянулся за книгой протоколов.
Но тут спокойно вмешался Дэвид.
— Позвольте, одну минуту!
Воцарилось молчание. Весьма натянутое молчание.
— Я этих договоров не читал, — продолжал Дэвид совершенно хладнокровно и рассудительно.
— Вам и незачем их читать, — фыркнул Ремедж. — Они приняты большинством голосов.
— О! — воскликнул Дэвид удивлённым тоном. — А я и не заметил, как мы голосовали.
Секретарь Раттер с важным и недовольным видом уставился на кончик своего пера, как если бы оно сделало недопустимую кляксу. Он чувствовал на себе взгляд Дэвида и в конце концов вынужден был ответить на этот испытующий взгляд.
— Можно мне взглянуть на договоры? — спросил Дэвид. Ему было известно все относительно этих договоров, и он хотел только оттянуть запись решения в книгу протоколов. Эти договоры были предметом давнишних толков в Слискэйле. Договор на поставку сукна особенного значения не имел: дело шло о снабжении форменным платьем санитарного инспектора, контрольного врача и разных других служащих городского управления, и хотя Бэйтс (торговец мануфактурой) наживал на этой поставке скандальный барыш, общая сумма договора была не слишком велика. Другое дело — договор на поставку мяса. Этот договор, по которому Ремеджу поручалось все снабжение мясом местной больницы, был вопиющим беззаконием «перед богом и людьми». Цену Ремедж получал как за самое лучшее мясо, а доставлял головы, ноги, кости да обрезки.
Дэвид взял договор на мясо из беспокойных пальцев Раттера. Прочёл его. Сумма была большая, триста фунтов. Он умышленно медленно просматривал синевато-серую бумажку, задерживая ход заседания, чувствуя на себе взгляды всех.
— Что же, на эту поставку были устроены торги? — спросил он наконец.
Ремедж, не выдержав, нагнулся вперёд, к столу, и его красная физиономия злобно исказилась от гнева.
— Я получаю этот подряд вот уже больше пятнадцати лет. А вы против этого, что ли?
Дэвид посмотрел на Ремеджа: вот он — первый момент, первое испытание. Он был спокоен, вполне владел собой. Сказал хладнокровно:
— Я полагаю, что найдётся много людей, которые против этого.
— Врёте вы, чёрт вас возьми! — разразился Ремедж.
— Мистер Ремедж, мистер Ремедж! — проблеял сочувственно преподобный Лоу. Он всегда и в муниципальном совете и вне его лебезил перед Ремеджем, его любимейшим прихожанином, человеком, который был первым из основателей церкви на Бетель-стрит, золотым тельцом среди его редкошерстного стада. И Лоу принялся сердито отчитывать Дэвида:
— Вы здесь новый человек, мистер… э… Фенвик. Уж не чересчур ли рьяно вы принялись за дело? Не забывайте, что относительно этих поставок мы всегда давали объявления в газете.
Дэвид ответил:
— Да, объявление размером в четверть дюйма, втиснутое, где придётся, в местной газете. Объявление, которого никто никогда не видит.
— А для чего его видеть? — загремел Ремедж с конца стола. — И какого дьявола вы суёте свой нос в это дело? Я уже пятнадцать лет получаю эту поставку, и никто никогда слова не скажет против.
— Никто, за исключением людей, которых кормят вашим тухлым мясом, — возразил Дэвид ровным голосом.
Наступило гробовое молчание. Гарри Огль метнул на Дэвида растерянный взгляд. Раттер побледнел от испуга. Ремедж, распираемый яростью, грохнул по столу своим большим кулаком.
— Это клевета! — заорал он. — За такие слова можно под суд попасть! Бэйтс, Раттер, вы все свидетели, что он меня оклеветал.
Раттер протестующе поднял своё кроткое лицо. Его преподобие готовился заблеять. Но Ремедж снова завопил:
— Он должен взять свои слова обратно, должен, чёрт возьми!
Раттер сказал:
— Мистер Феквик, я вынужден просить вас взять свои слова обратно.
Странный задор овладел Дэвидом. Не сводя глаз с лица Ремеджа, он нащупал в кармане и вытащил пачку бумаг. Сказал:
— Мне незачем брать обратно свои слова, так как я могу доказать их. Я постарался собрать доказательства. Вот здесь заявления за подписями пятнадцати больных сельской больницы, трёх сиделок и самой сестры-хозяйки. Все это люди, которые ели доставляемое вами мясо, мистер Ремедж, и, по выражению сестры-хозяйки, оно не годится даже для собак. Разрешите прочитать вам эти за явления, джентльмены. Мистер Ремедж может рассматривать их как свидетельские показания.
Среди полной тишины Дэвид прочитал вслух «свидетельские показания» о мясе, которым снабжал больницу Ремедж. Жёсткое, полное хрящей, а иногда и протухшее: таковы были отзывы о нём. Джен Лори, одна из сиделок больницы, удостоверяла, что после того, как она съела кусок вонючей баранины, у неё сделались жестокие колики. У сестры Габбингс завёлся кишечный паразит, который мог попасть в желудок только из заражённого мяса.
Даже самый воздух, казалось, окаменел, когда Дэвид кончил. Невозмутимо складывая бумаги, он видел рядом с собой лицо Гарри Огля с выражением угрюмого восхищения, а напротив — лицо Ремеджа, близкого к апоплексическому удару от ненависти и бешенства.
