Юсиф Чеменземинли - Девичий родник
Опьяненный Анакреонт обратился к находящемуся рядом Федру:
— Друг мой! — сказал он, — думаю, что я не ошибаюсь. В жизни главная сила — любовь. Эрос самый древний и самый юный, самый светлый бог. Клянусь Зевсом, он выше Зевса!
Федр улыбнулся.
— Верно, однако, что такое любовь, не есть ли она его пламя и естественная болезнь души?
Но в это время Диотим, прервав его:
— Нет, Федр, назвать любовь болезнью нельзя, потому что любовь бессмертная и вечно живая сила. Но любовь бывает двоякая. Небесная, взлелеянная Афродитой 39 и другая — земная, царящая меж невежд и грубых людей.
Небесная любовь не преследует цели, она прекрасна и чиста. Она состоит из чувства, питаемого одним полом к себе подобному: мужчины к мужчине, женщины к женщине.
Обыкновенная любовь, или любовь невежд, есть инстинкт потомства. Как первая находит цель в самой себе, так вторая является лишь средством к достижению цели.
Поэт Алее:
— Диотим, — заговорил он, — любовь — огонь, который Афродита, посетив, зажигает в сердцах и, зажегши, превращает пламя двух сердец в яркий костер. И потому любовь — это пламя, пылающее на алтаре двух сердец.
Ученый Мимнерн поставил бокал на стол:
— Я никак не могу согласиться со взглядом Диотима. Любовь не может существовать меж людьми одинакового пола, она есть чувство, соединившее два пола с целью создания потомства. Безразлично, средь людей, животных иль растений, чувство самца к самке и самки к самцу, зарождающееся вначале, порождает сперва болезненное состояние. Если, цель отдаляется — болезнь углубляется и, наоборот, когда физическая потребность удовлетворена, признаки болезни исчезают. Любовь же, питаемая полом к себе подобному, противоестественна. Она не что иное, как вызов и восстание против природы.
Все опьянели. Юные музыканты переходили из объятий в объятия.
В честь их провозглашались стихи и тосты. Нестор склонялся к ногам то юноши, то девушки и шептал бессмысленные, бессвязные слова.
Внезапно дверь распахнулась и в залу вошел человек в рваной одежде, с запыленным и грязным лицом.
Его приход не вызвал ничьего внимания. Лишь Нестор, окинув его мгновенным взглядом, вскричал:
— Филипп?
Как дикий зверь, накинулся Филипп на Нестора. Лишь мелькнула его поднявшаяся и молниеносно опустившаяся правая рука. Нестор свалился и хлынувшая потоком кровь залила все вокруг».
Старец умолк. Раздались звуки свирели.
19
Мы вошли в храм Семи Петухов.
Потоки струящегося сквозь разноцветные стекла света еще больше подчеркивали и украшали внутреннюю роскошь храма. Семь девушек, одетых в длинные белые одежды, стоя посреди храма в радужном сиянии огней, напоминали индусские божества. Приблизившись к алтарю, мы стали; семь мудрецов, окружив семерых девушек, заиграли на свирели. Женщины, дети, словом, вся община собралась сюда.
В благоговении пред обрядом, все в глубоком молчании внимали пению. Девушки начали чистыми мягкими голосами:
Покинув свое племя, я шел за Петухом.
То истины дорога, иду своим путем,
Навек увековечил я петушиный род.
То истины дорога, ступивший не свернет.
В гласах семи мужей глас истины звучит,
И нежную любовь свирели звук сулит.
Юных сердец желанья наш озарили храм,
То истины дорога, сомненью путь не дам!
Возьмем благословенье у вечного огня,
У воздуха, у суши, сверкающего дня!
Цветком хотел бы стать у тихого ручья.
То истины дорога, сойти не в силах я!
Цветет, растет и крепнет родимая страна,
Ее трудов лучами земля озарена.
Тиранов всех мы свергли, заставили бежать.
То истины дорога, ее нельзя не знать!
Мы, дивный светоч правды, стоим здесь, семь девиц,
Храм светлый озаряет сиянье наших лиц,
Подобно Саламандре, мы на огонь спешим.
То истины дорога, по ней ступать хотим.
По окончании обряда мудрецы, девушки, учителя, затем и все жители общины, приблизившись, окружили молодежь. Нам пожелали счастья и благополучия и распрощались, поднеся массу цветов и молоденьких петушков.
Радость наших родителей была беспредельна.
Наконец были исполнены все обряды и обычаи. Проведя последнюю ночь в своей общине, с наступлением утра мы должны были отправиться в Общину Овна.
Мать моя приготовила разнообразные яства и все мы в радостном настроении собрались вокруг стола. Отец начал:
— Чопо, завтра ты расстаешься с нами. Для родителей самое большое благо — это счастье и здоровье детей. Иди, будь счастлив и да достигнет нас весть о твоем благополучии! Но знай, что жизнь — чудесная, необычайная вещь. Она достояние умеющих работать и дерзать! Не трудящиеся, беспомощные, лентяи и люди с дурным характером в жизни многого не достигнут! Знай это! Переход к вопросам семейной жизни — это непонятная и странная вещь! Она не поддается долгим измерениям и вычислениям 40 — это как удастся!
Порой то, что ты принимаешь за хорошее, может оказаться дурным, и то, что кажется плохим, — оказаться хорошим. Запомни, у Девичьего родника, при выборе подруги жизни не слишком увлекайся внешней красотой. Внешность временна: сегодня есть, а завтра ее может не стать. Внутренняя красота и устои — сила неизменная и твердая. Уметь ее безошибочно определить и найти, значит открыть дверь счастья. Любовь не прочный фактор и главным образом чувство, возбужденное невоздержанность. Положиться на любовь, значит распрощаться с трезвостью. Не очень–то поддавайся чарам любви. Но, сказав себе: да, она существует, и уверовав в нее, будь стоек и не давай места сомнениям! И если любовь будет меркнуть — старайся раздуть ее пламя. Потому что, если у человека не будет желаний — жизнь превратится в бесплодную пустыню.
Человек — создание, не всегда владеющее своей волей. И если движимый желаниями ты будешь измят в жизненном водовороте, отчаиваться не следует; примкни к обществу и постарайся изменить условия.
Лишь общество может помочь личному бессилию. Благо общественное ставь выше блага личного.
Мать, слушая наставления отца, кивала головой в знак согласия. Сестра ж сопровождала их молчаливой улыбкой.
Помолчав немного, отец снова заговорил:
— Надеюсь, что мы поладим и уживемся с юношей, который придет из Общины Коршуна, войдет в нашу семью. Ибо ни я, ни твоя мать не имеем намерения вмешиваться в личную жизнь молодых. Но я еще не знаю дома, с которым ты породнишься в Общине Овна. Во всяком случае отношения эти зависят от самого человека. Если ты захочешь, то сумеешь найти общий язык с твоими будущими тестем и тещей. Надо иногда считаться и с желаниями стариков. Иначе они отравят вам существование. У каждого свой нрав. И надо постараться отыскать путь к человеку.
Человеку свойственно волноваться, выходить из себя, терять голову. Воздержись от принятия серьезных решений в эти минуты. Правильный путь тебе укажет лишь твердый разум, спокойный дух.
Я не мог слушать и понять наставления отца. Сердцем моим владели мечты о завтрашнем дне.
Все мои мысли вертелись вокруг Девичьего родника…
О, какие это были дивные мгновения!!!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
Когда первые лучи солнца озарили вершины Тотема, мы покинули нашу общину. Нас было пятнадцать юношей. Представитель Совета общины и наш учитель Кебусей сопровождали нас. Удаляясь от построек, мы вышли на открытую дорогу. Окрестные леса были в цвету. Свежий весенний воздух благоухал.
Пред красотой окружающей природы все притихли, никто не решался заговорить, словно боясь нарушить царящую вокруг гармонию.
Старик Кебусей улыбался, что–то припоминая.
— В чем дело, Старец? — обратился к нему Джурджейс. — Видно, старость препятствует преодолению пути?
— Еще как! Еще как! — ответил Кебусей. — Во всяком случае шестьдесят лет тому назад, когда я впервые познакомился с этой дорогой, двигался с иной скоростью.
— Ха! Ха! Ха! Да и я сорок лет назад ощущал иные наслаждения.
— И еще какие, и еще какие! Теперь мы постарели, клонимся к закату. Наступит день, когда облака скроют нас в своем доме. Чудесное, непостижимое движение: мы пришли — уйдем; приходили и уходили… придут и уйдут… Вот предвечность к вечности!..
Джурджейс улыбнулся и оглядел погрузившегося в меланхолическое молчание Кебусея.
— Старец, — сказал он, — я человек, занятый общественной работой. Никогда я не занимался абстрактными вопросами. Однако слова твои заставили меня призадуматься. Что это за суета? Не скажешь ли?
— На свое «что» еще ни один вопрошающий не получил ответа.
Джурджейс недоверчиво взглянул на учителя. Оба остановились. Кебусей, запыхавшись:
