Бетси Шидфар - Абу Нувас
Взяв Хасана за руку, Валиба подошел к воротам и постучал. Створки сначала приотворились, а потом распахнулись, и старый чернокожий евнух, кланяясь, встретил гостей:
- Добро пожаловать, господин, да благословит Аллах твой приход!
— Где твой хозяин? — спросил Валиба.
— Он на утренней молитве, — улыбнулся евнух.
— Скажи лучше на утренней попойке, — возразил Валиба.
— Пожалуйте, — сказал евнух и повел их через широкий двор, в центре которого красовался водоем, окруженный цветником.
Хасан никогда еще не видел таких роз. Здесь были все оттенки — от светло-желтого до пурпурного, а среди розовых кустов росла пушистая ароматная трава — рейхан. Розы пахли сильно, но не назойливо, как благовония в лавке Абу Исхака, а нежно. Под утренним прохладным ветерком шелестели листья высоких пальм, окружавших дом. Да по правде сказать, это был не дом, а дворец, больше и красивее, чем дворец наместника. Хасану не верилось, что он только что шел по пыльной улице, казалось, чудо перенесло его в другую страну.
Они подошли к широкому мраморному портику и, пройдя его, очутились в беседке. Виноград, цепляясь усиками за высокие резные деревянные столбики, поднимался вверх, заплетая беседку, и розовый утренний свет падал зелеными бликами на мозаичный пол. С возвышения, покрытого белым ковром, поднялся невысокий чернобородый юноша и, подойдя к гостям, обнял Валибу и его спутника.
— Добро пожаловать, вы оказали мне честь, садитесь и будем веселиться. Я вижу, что вы даже привели с собой виночерпия?
— Да, этот мышонок вырвал нас из когтей кота, и я решил, что его приход будет благословенным для нашей пирушки.
Гости уселись рядом с хозяином, он хлопнул в ладоши, и в беседку вошел тот же евнух.
— Прикажи Ясмин и музыкантам прийти сюда, и пусть нам принесут вина и закуски, — приказал Яхья.
— Слушаю и повинуюсь, — ответил евнух.
Хасан удивленно оглядывался. Он никогда не видел ничего похожего и не думал, что такое может быть на свете. Слуги принесли большие серебряные кувшины и серебряные чаши. Когда чаши поставили перед гостями, Хасан увидел, что они покрыты резьбой, а внутри — выпуклые изображения конных лучников. Серебро искрилось и сверкало; казалось, всадники сейчас оживут и выпустят стрелы из туго натянутых луков в газель, изображенную на дне.
Мальчик протянул руку и коснулся изображения газели. Серебро тихо зазвенело, будто запела тетива лука, а Валиба сказал:
— Это изделие древних мастеров Ирана, этим чашам больше ста лет. Теперь наши чеканщики только подражают их искусству, никто больше не способен создать подобное.
— Почему же, — возразил хозяин, — мой ювелир, мастер аль-Хазраджи, сделал мне серебряный кувшин, не уступающий этой чаше. Посмотри, это вон тот кувшин с вином.
— Да, клянусь Аллахом, он ничуть не хуже! Пусть не отсохнут руки мастера аль-Хазраджи! Он достоин того, чтобы воспеть его искусство! Эй, виночерпий, подай мне лютню, она лежит возле занавеси!
Хасан не сразу понял, что Валиба обращается к нему, но потом, оглянувшись, увидел за спиной парчовую белую занавесь, которая отделяла часть беседки. Там лежала украшенная перламутром и слоновой костью лютня. Хасан протянул ее Валибе и тот, подкрутив колуи, запел хрипловатым, но верным голосом:
Велик Аллах, сотворивший дочь лозы — молодое вино,
Велик аль-Хазраджи, сотворивший одежду для нее из чистого блестящего серебра.
— Ты хорошо спел, господин мой, — раздался вдруг из-за занавеси женский голос. — А теперь разреши спеть мне твою новую песню, которую я положила на музыку.
Валиба вскочил и, подойдя к занавеске, поклонился и сказал:
- Привет тебе, Ясмин, ты пришла к нам вместе с солнцем. Если твой господин позволит, то мы хотели бы сначала услышать старую песню, которая начинается «Уехала Суад, и мы расстались навсегда».
Яхья ибн Масуд кивнул головой, а Валиба немного откинул занавеску и подал лютню. Хасан увидел, как из-за занавеси показалась смуглая тонкая рука, украшенная браслетами и кольцами. Сверкнул огромный красный камень, надетый на указательный палец, потом из-за занавески раздались удары бубна и зазвенели струны лютни.
Валиба крикнул Хасану:
- Эй, виночерпий, смешай вино с водой и пусти по кругу чашу!
Хасан не знал, за что взяться, евнух подал ему два серебряных кувшина, один с вином, другой с водой, и показал, как наливают вино в чашу до половины, а потом наливают воду. Мальчик налил красного вина в чашу, и она засветилась огненным светом, а когда он налил воду, поверхность вина покрылась тысячью пузырьков.
По знаку Валибы Хасан встал и подал чашу Яхье. Тот отпил и передал чашу. В это время Ясмин запела: «Ушла Суад».
Ее голос переливался и искрился, как пузырьки воздуха в чаше, а бубен и лютня звенели, как серебро. Когда Ясмин кончила свою песню, Яхья снял с пальца блестящее кольцо и бросил к ногам певицы. Потом сказал:
— Выйди к нам, Ясмин, здесь только наш друг прославленный поэт Валиба и известный тебе Халид ибн Али, ты уже показывалась им.
Занавесь поднялась, и Хасан увидел девушку, одетую в такую блестящую одежду, что он сначала не заметил ее лица. Она опустилась на ковер рядом с хозяином дома, потом поднялась и присела возле Хасана.
— Что это за мальчик? — спросила она, взяв его за подбородок. Он поднял голову и увидел большие черные глаза, подведенные сурьмой, темные брови и ямочки на смуглых щеках. Потом, отпустив мальчика, она набрала полную горсть жареного в меду миндаля и протянула лакомство Хасану:
— Ешь, тебе еще рано пить вино и слушать песни про любовь и разлуку. Отдохни, я сама буду подавать вино.
Хасан принялся грызть миндаль, а Валиба, залпом выпив протянутую хозяином чашу, крикнул:
— Оставь мальчика, лучше спой нам что-нибудь новое!
Ясмин взяла лютню и, сильно ударив по струнам, начала:
Я буду обходить семь раз вокруг дома моей любимой,
а не вокруг Каабы,
Ведь паломники, обходящие Каабу, похожи на ослов, крутящих жернов…
Ее хозяин, Яхья, вскочил на ноги:
— Что это за песня? Где ты ее слышала? Клянусь Аллахом, она может стоить мне головы! Я знаю немало людей, которых казнили за меньшее! Если еще раз споешь что-нибудь подобное, я убью тебя или велю продать на невольничьем рынке, хоть ты и стоила мне десять тысяч дирхемов!
— Не волнуйся, здесь нет чужих людей, — успокоил его Валиба. — Мы хорошо знаем друг друга, а мальчик ничего не понял, да к тому же он сейчас дремлет.
Все посмотрели на мальчика. Хасан наклонился и закрыл глаза. Но он не спал. Хотя у него кружилась голова от музыки и стихов, он понял, о чем шла речь в песне. «Они решат, что я на них донесу и убьют», — испугался он, как только услышал первую строку, и быстро зажмурился. Пусть лучше думают, что он спит. Абу Исхак не раз говорил ему: «В этой жизни не обойдешься без хитрости. „Кто прост, того унижают, а кто всем верит, того обижают“. Это всем известная пословица. Не будь слишком прост, не то пропадешь».
Успокоившись, Яхья приказал Ясмин петь из-за занавеси, и она, покорно поднявшись, ушла и исполняла только песни, которые ей называли. Хасану стало скучно и он несколько раз приподнимался, чтобы незаметно от хозяина уйти. Но мальчик боялся, что слуги Яхьи, которые не видели, как он входил вместе с остальными, подумают, что он вор и побьют, а то и отдадут стражникам.
Но тут Валиба поднялся и произнес:
— А теперь послушайте новые стихи, которые я написал только вчера.
Он стал декламировать. Уставший Хасан не запомнил их, но они поразили его своей легкостью. Стихи звучали совсем не так, как чеканные строки Имруулькайса и других древних, в них речь шла о вине, веселых собутыльниках, они были написаны простыми словами, которые употреблялись в обыденной речи.
Забыв обо всем, Хасан широко открыл глаза и не отрывал взгляда от поэта. Наконец, тот заметил, как внимательно слушает его мальчик и, прервав чтение, неожиданно спросил его:
— А тебе нравится?
— Да, — не задумываясь ответил Хасан. — Это не такие стихи, которые я слышал от сказителей, но они тоже очень хорошие и главное простые.
— Что значит простые? — недоуменно спросил Валиба.
Хасан поспешно объяснил, решив, что поэт обиделся:
— Это значит, что их можно понять. Здесь говорится не о старых палатках и истлевших остатках кочевья, а о том, что мы видим в жизни.
Валиба удивленно окинул взглядом мальчика, будто впервые увидел его:
— Вот ты, оказывается, какой! Может быть, ты тоже сочиняешь стихи?
У Хасана от волнения горели щеки. Ведь он в первый раз в жизни говорит с настоящим поэтом!
— Я написал стихотворение про охоту, — пробормотал он, уже раскаиваясь в своей откровенности.
