Александр Барков - Денис Давыдов
– Да и мы ведь не лыком шиты. Мы тоже о тебе кое-что знаем, – в свою очередь признался Бурцов. – Гусарам в нашем полку пришлись по душе твои песни да басни. Ведь тебя и «прикомандировали-то» к нам неспроста.
Тут Бурцов отошел к двери, преобразился и начал громко декламировать первые пришедшие на память строки из басни «Река и Зеркало»:
За правду колкую, за истину святую,
За сих врагов царей, – деспот
Вельможу осудил: главу его седую
Велел снести на эшафот...
– Ну да будет! – Давыдов резко оборвал гусара. – Помни и знай наперед: отныне я зарекся писать стихи. Не до них мне...
– Не больно-то горюй! – стал успокаивать его Бурцов. – У нас тут дух вольный, не то что у ваших, подпирающих потолки кавалергардов. Мазурку на балах пляшем, веселимся через край, голубой пламень пунша рекой катится...
– Да ты, как я погляжу, и впрямь буйный!
Вскорости Денис с головой окунулся в разудалую гусарскую жизнь и так поминал в автобиографии о сих веселых беспечных деньках: «...Молодой гусарский ротмистр закрутил усы, покачнул кивер на ухо, затянулся, натянулся и пустился плясать мазурку до упаду».
Давыдов крепко сдружился с отчаянным рубакой, кутилой, острословом и полковым донжуаном Алексеем Бурцевым.
Длинная трубка в зубах, ментик, чудом держащийся на макушке, закрученные колечками усы, цветастая своевольная речь и непредсказуемые, полные риска поступки Алексея прямо-таки очаровали Давыдова. Бурцов на скаку срезал саблей цветок с земли, мог вызвать на дуэль любого зарвавшегося хвастуна, выпить на спор две бутылки доброй горилки или переманить от увальня-жениха раскрасавицу-невесту. В честь гусарского поручика он сочинил разудалые «залетные послания»:
Бурцов, ты – гусар гусаров!
Ты на ухарском коне
Жесточайший из угаров
И наездник на войне!..
Послания эти пелись повсюду под гитару и пользовались у офицеров громадным успехом. Они-то, пожалуй, одарили гусара-поэта славой не меньшей, чем его хлесткие басни и эпиграммы. «Каждый молодой офицер воображал себя Бурцовым, – вспоминал позднее современник Давыдова. – И стремился во всем подражать гусарскому поручику...» Не прекращая крепкой дружбы с музами, ротмистр Давыдов писал стихи и песни, прославлявшие вольную жизнь и подвиги гусар.
Весел, буен и беспечен гусар лишь в мирные дни, а завтра, если грянет война, ему будет не до вина, не до гульбы:
Стукнем чашу с чашей дружно!
Нынче пить еще досужно,
Завтра трубы затрубят,
Завтра громы загремят...
Поэт призывает воина на «иной пир»:
...Но чу! Гулять не время!
К коням, брат, и ногу в стремя,
Саблю вон – и в сечу! Вот
Пир иной нам Бог дает,
Пир задорней, удалее,
И шумней, и веселее...
Ну-ка, кивер набекрень,
И – ура! Счастливый день!
Для стихов и песен Давыдова характерна внезапная, решительная перемена настроения, резкий поворот от безудержного разгула да веселья к вихревой, яростной, громовой сечи – лишь там в полную силу проявлялась доблесть гусара. Поэтический слог его легок, звонок, раскован.
Бурцов, ёра, забияка,
Собутыльник дорогой!
Ради Бога и... арака
Посети домишко мой!
В нем нет нищих у порогу,
В нем нет зеркал, ваз, картин,
И хозяин, слава Богу,
Не великий господин.
Он – гусар, и не пускает
Мишурою пыль в глаза,
У него, брат, заменяет
Все диваны куль овса.
Нет курильниц, может статься,
Зато трубка с табаком,
Нет картин, да заменятся
Ташкой с царским вензелем!
«Лихой гусар» Бурцов у Давыдова прежде всего «молодец» – приверженец Бахуса, острослов, бретер, но отнюдь не пошляк и пропойца. Когда же затрагивались честь и достоинство офицера, в особенности по отношению к слабому полу, безудержный повеса и острослов тотчас становился рыцарем. Кутежи в молодости Давыдова были столь же привычны, как и дуэли, на которых многие офицеры сложили свои буйные головы.
В стихах и песнях «поэта-храбреца» видна вся широта, удаль и непосредственность русской натуры, олицетворением которой являлся сам автор:
Нет, братцы, нет: полусолдат
Тот, у кого есть печь с лежанкой,
Жена, полдюжины ребят,
Да щи, да чарка с запеканкой!
Вы видели: я не боюсь
Ни пуль, ни дротика куртинца,
Лечу стремглав, не дуя в ус,
На нож на дротик кабардинца...
Год от года совершенствуя свой стих, пламенный гусар, в сердце которого неустанно колотился «никогда не дремлющий бес», то бишь поэтическое вдохновение, стал одним из первых талантливых создателей русской военной песни. Здесь у него не было «ни поддельников, ни подражателей». Возмужав и приобретя боевой опыт, Давыдов с летами почувствовал себя в поэзии столь же легко и свободно, как в седле любимого коня. Он умел в стихах и грустить, и едко иронизировать, и смеяться в полный голос, и шутить, и мечтать...
Пусть не сабельным ударом
Пресечется жизнь моя!
Пусть я буду генералом,
Каких много видел я!
Пусть среди кровавых боев
Буду бледен, боязлив,
А в собрании героев
Остр, отважен, говорлив!
Пусть мой ус, краса природы,
Черно-бурый, в завитках,
Иссечется в юны годы
И исчезнет, яко прах!
Разудалые гусарские песни и стихи Давыдова рождались из самой жизни, словно буйное, пенистое, искристое вино из гроздей винограда.
«Набег» на фельдмаршала Каменского
Мы оба в дальний путь летим, товарищ мой,
Туда, где бой кипит, где русский штык бушует...
День ото дня распаляясь, кровавая заря полыхнула над Западной Европой – французская армия во главе с Наполеоном Бонапартом покоряла одну страну за другой. На авансцену вышел новый повелитель мира – Бонапарт. Упоенный чредой громких побед, дерзкий и сумасбродный корсиканец приказал отчеканить медаль с изображением Вседержателя Бога и вокруг нее выбить слова: «Тебе небо, а мне земля!»
В один год рухнули плоды блистательных побед Суворова в Италии, прославившие на весь мир непобедимость и бесстрашие солдат русских.
Французы разгромили австрийцев под командованием генералов Мака и Вернека и заняли Вену. Голову триумфатора-Наполеона увенчала императорская корона, которую он торжественно возложил на себя в 1804 году. И честолюбивый корсиканец со своей армией двинулся далее, к русской границе.
Александр I не замедлил прийти на помощь австрийским союзникам. Он решил возглавить войска и нанести французам сокрушительный удар. План войны с Бонапартом разрабатывался австрийским штабным генералом Вейротером и заключался в перекрытии дорог, ведущих на Вену и Дунай, дабы посадить зарвавшихся французов в «мешок». Однако штабист не учел главного: Наполеон вовсе не робкого десятка, он не бежит от превосходящего численностью противника, а искусно лавирует и наносит сокрушительные удары в самые уязвимые места. А таковых немало оказалось на линии дислокации австро-русских войск. Главнокомандующий же русскими войсками М.И. Кутузов фактически был устранен.
Перед решительным сражением Наполеон еще раз продемонстрировал Европе свое великолепное актерское мастерство. Он прикинулся слабым и немощным перед русским царем Александром I. В подтверждение этого Бонапарт послал своего генерал-адъютанта Савари с предложением о перемирии. Савари должен был также передать Александру I пожелание своего императора о личной встрече. Если царь не сможет повидаться с Бонапартом, то пусть он не сочтет за труд прислать к нему доверенное лицо для переговоров. Узнав о таком повороте дела, русский штаб возликовал, а легковерный Александр меж тем уже в тайне праздновал победу! Мудрые суждения любимца солдат Кутузова, который вовсе не советовал доверять сильному и коварному врагу, при дворе осмеяли. Словом, царь просто-напросто пренебрег предостережениями опытного и мудрого полководца.
2 января 1805 года, ровно через год после коронации Наполеона, на холмистом заснеженном поле вокруг Праценских высот, западнее деревни Аустерлиц в стадвадцати верстах к северу от Вены, произошло генеральное сражение. Одно из самых значительных по своему ожесточению, жару и кровопролитию во всемирной истории. Наполеон подоспел к месту битвы раньше своих противников, тщательно изучил местность и заранее предусмотрел многие грядущие перипетии. Ночь перед боем император провел с солдатами у костров, вселяя в их души спокойствие и уверенность в победе. Гвардейцы любили своего Маленького Капрала, беззаветно верили ему.
Наполеон, руководящий битвой с ее начала и до самого конца, устроил для русских генералов коварную ловушку. Он заранее предвидел, что войска под руководством Александра I в союзе с австрийцами будут во чтобы то ни стало стремиться отрезать движение его армии от дороги к водам Дуная, намереваясь окружить французов и уничтожить их или отогнать к северу, в горы. Как только русские войска двинулись, дабы сокрушить левый фланг армии Наполеона, последовал мощный внезапный удар французов на Праценские высоты. Русские воины были опрокинуты и прижаты к полузамерзшим прудам. Праценские высоты захватил неприятель. Сотни солдат утонули в прудах, многих посекла картечь. Лишь части кавалергардов удалось вступить в неравный бой с конными гренадерами французской армии. Кавалергарды проявили чудеса героизма на поле кровавой битвы.