Борис Кокушкин - Рабыня Малуша и другие истории
Малуша веселилась вместе со всеми и совершенно неожиданно увидела возле себя княжича Святослава, одетого в простое платно.
– Подари венок, красавица, – с улыбкой обратился он к девушке.
– Э, нет! Венок в Иванов день дарят только почетникам[77].
– А я не гожусь в почетники?
– Ты – княжич, я – рабыня.
– В этот праздник я такой же, как и все. А ты не боишься колдуний и ведьм? Они в эту ночь выходят на охоту.
В ответ Малуша озорно запела:
Вы катитесь, ведьмы,
За мхи, за болота,
За гнилые колоды,
Где люди не бают,
Собаки не лают,
Куры не поют, —
Вот там и место!
Начало заметно темнеть. С шумом и прибаутками уноши начали собирать сухой валежник. Вскоре окрестности озарились пламенем костра.
Все сгрудились вокруг него, а когда пламя немного поутихло, молодежь начала прыгать через огонь, – считалось, что в эту ночь пламя очищает от всех накопившихся за год грехов.
Заполночь молодые люди стали парами уходить в темноту леса. Святослав взял Малушу за руку и позвал:
– Пойдем, я покажу тебе поляну с красивыми цветами.
Поддавшись общему настроению, девушка, не ожидая подвоха, пошла за ним.
В стороне стоял Вогул и кусал губы, – он-то понимал, зачем ее уводят. Но противиться князю он не мог, да и понимал, что, согласно древнему обычаю, в Иванов день любая девушка имела право уйти не со своим почетником, а с любым уноком.
А в княжеском тереме греческий священник Григорий выпытывал у княгини, что творится в ночь Ивана-купалы, и, плюясь и ругаясь, направился в свою светелку. При свете свечи он записал на пергаменте: «Егда бо приидеть самый праздник Рожество Предтечево, тогда во святую ту нощь мало не весь град возмятется, и в седах взбесятца в бубны и в сопели и гудением струнным, и всякими неподобными играми сотонинскими. Плесканием и плясанием, женам же и девам и главами киванием и уст-нами их неприятен клич, все скверные бесовские песни, и хребтом их вихляниа. И ногам их скакание и топтаниа; ту же есть мужем и отрокам великое падение, ту же есть на женско и девичье шептание блудное им воззрение, тако же есть и женам мужатым осквернение и девам растлениа».
После праздника Иваны-купалы жизнь Малуши изменилась. Едва ли не каждый раз, когда княгиня Ольга выходила из натопленной бани со своей новой дворовой девушкой, а Малуша задерживалась прибраться в бане, в нее пробирался княжич Святослав…
Осень и зиму княгиня Ольга провела в Византии и вернулась в Киев ранней весной вместе с послами византийского императора Никифора.
Вместе с княгиней они убеждали Святослава усмирить дунайских болгар. Святослав, будучи прирожденным воином и начавший самостоятельно управлять государством, согласился и начал готовиться к походу. В отличие от своей матери, он не нуждался в советах бояр, воевод, князей и принимал все решения самостоятельно.
И вновь на Подоле, на Почайне, на Перевесище стали собираться комонники, взятые из ближних и дальних селищ. Прибыли сюда и дядья Малуши Остер и Коже-ма, сообщившие, что Коржа оставили дома, так как у него разболелись раны, полученные в схватках с хазарами.
Вогулу также предстояло идти в поход, и в преддверии разлуки с молодой ключницей он старался как можно чаще видеться с ней.
В одну из таких встреч он убеждал девушку:
– Зачем ты нужна князю Святославу? Побалуется с тобой и бросит. Не ровня ты ему…
– Я понимаю: рабыня – не чета князю. Но что я могу поделать?
– Он нравится тебе?
– Молодой, сильный, красивый…
– Впереди – жизнь. Он женится, бросит тебя. Как ты будешь жить?
– Не знаю… Я понимаю все, но…
– Отказать не можешь?
Малуша опустила голову и молчала.
– Да, вот оно как, – вздохнул Вогул. – Князь – ему не поперечишь… Но ты знай, я всегда рядом с тобой. Мила ты мне, сил нет, как мила…
Малуша заплакала.
В этот раз дальний поход не состоялся. Гонцы с южных рубежей доложили, что зашевелились печенеги, разорившие несколько селищ. Поэтому князь Святослав направил свое воинство против них. Взяв отряд надежных комонников, Святослав устремился на южные рубежи государства…
К осени воинство возвратилось в Киев.
Малуша, оторвавшись от работы, наблюдала, как вой втягиваются в ворота ограды Горы.
Впереди ехал князь, державший в поводу пегую лошаденку, на которой сидела какая-то женщина. Сердце девушки замерло от неминучей беды.
Она прикрыла ладошкой рот, чтобы не закричать. Князь тем временем подъехал к крыльцу терема, даже не взглянув на нее…
Малуша повернулась и убежала за угол амбара, чтобы никто не видел ее слез. «Кинул, кинул! – рыдала она. – Стала немилой…»
Здесь-то и отыскал ее Вогул, следивший за девушкой, как только въехал в теремный двор.
– Ну, полно, полно, – обнял он ее за плечи. – Слезами горе не смоешь. Так и должно было кончиться…
– Кого это он привез? – сквозь слезы спросила Малуша.
– Половецкую княжну. Сказал, что возьмет ее в жены.
– А как же я?
– Ты – рабыня, не свободная. Побаловался с тобой, и будя…
– Зачем, зачем так-то?
– Князь! Ему все позволено, – сердито сплюнул Вогул. – Когда возвращались и ночевали в степи, я хотел убить его…
– Убить? – вздрогнула девушка.
– Да, за то, что он сделал с тобой.
К ним подошел Кожема.
– Вот вы где укрылись, – мрачным голосом проговорил он.
Малуша вытерла слезы и спросила:
– А где дядя Остер?
– Остался в степи, – нехотя ответил он. – Печенежская стрела достала. Вот ведь горе какое…
– Что же теперь с Праскеной будет?
– Не знаю… Поможем как-нибудь, – ответил Кожема. – В беде не оставим.
– Ночью они напали, – вмешался в разговор Вогул. – Пеши подкрались и при свете костра многих побили. Хорошо, что еще стражники не спали, успели упредить. Утресь-то мы отыскали их в степи и перебили, только вот нашим-то побитым это не помогло.
В это время со стороны кухни раздались крики, призывающие Малушу.
– Ой, скоро трапезничать, а я здесь заболталась, – опомнилась она.
– Ты погоди, – задержал ее Кожема. – Я уезжаю в селище. Что отцу-то передать?
– Скажи, что у меня все хорошо, пусть не волнуется. О нем беспокоюсь…
– Я пригляжу за ней, – сказал Вогул, когда Малуша убежала. – Пусть Корж будет покоен.
– Не нравится мне, что Святослав глаз с нее не спускает, – задумчиво проговорил Кожема.
– Тут уж ничего не поделаешь, – вздохнув, проговорил Вогул. – Он – князь, а мы…
В народе не напрасно говорят: пришла беда – отворяй ворота. Так случилось и с Малушей.
Как было заведено, ключница приносила блюда во время трапезы и делала перемену блюд. Но она все чаще ловила на себе неприязненные взгляды половецкой княжны, перехваченной князем у степняков. Это было тем более неприятно, что жена Святослава все чаще поглядывала на пухнущий живот Малуши. Под этими взглядами девушка чувствовала себя так, словно совершила что-то постыдное, лицо ее покрывалось пунцовыми пятнами.
Проницательная Ольга с тревогой смотрела на эти перегляды и однажды позвала Малушу к себе.
– Готовь себе замену, – коротко проговорила она.
Малуша стояла растерянная, не понимая, чем провинилась перед госпожой. Потом упала на колени и еле выдавила из себя:
– Я в чем-то провинилась? Простите меня…
– Хозяйство ты ведешь ладно, я довольна тобой, – ответила княгиня. – Только не место тебе в тереме. Вон как смотрит на тебя половчанка Стрена, да и княгиня Милана давно тебя не любит. Чую, скоро они споются. А я должна надолго уехать в Византию по делам. Съедят тебя эти ведьмы… С отцом тебе будет покойнее…
– Что же мне делать? – Малуша вскинула глаза на княгиню.
– Отправлю тебя к отцу, там тебе покойнее будет.
Через седьмицу по наказу Ольги Вогул с двумя комонниками отвез Малушу в родное селище.
В назначенное богами время Малуша родила сына. Помогали ей в таком священнодействии Праскева и Рада, приняв на руки малыша. По наказу князя, ему тотчас сообщили о рождении сына.
В первое время Малуша не обращала внимания, что чаще всего помогать им с отцом в хозяйстве приходила Праскева. А когда кормила сынишку, она стала замечать, что при ней отец и тетка смущаются и стараются не смотреть друг на друга.
Наконец она не выдержала и однажды обратилась к ним:
– Что вы таитесь, словно унаки? Оба одинокие, оба любы друг другу. Жили бы вместе…
– Нам всем так будет легче? – спросил Корж, глядя на Праскеву. – Если Праскева не против…
Та стояла, потупив взор, не зная, что сказать.
– Да будет вам, как дети, право, – ответила за нее Малуша.
Неожиданно раздался конный топот, резко оборвавшийся возле их избушки.
– Кто бы это мог быть? – Корж выглянул в окошко и тут же отпрянул. – Батюшки-светы, сам князь!
Дверь распахнулась, в избу вошел Святослав.
