Зинаида Шишова - Великое плавание
ГЛАВА XI
Злой старик
Нет горя, которого нельзя перенести. Так говорят старые люди. И я с помощью моего милого Орниччо перенес свое горе. Он ежеминутно ободрял и поддерживал меня.
– Может быть, синьор Томазо был прав, – говорил он, – и тебе действительно еще рано пускаться в такое плавание. Мы вернемся в Геную, чем несказанно обрадуем нашего доброго хозяина. Титто Бьянки честный человек и, конечно, возвратит синьору Томазо сундучок с платьем и деньги за твой проезд. А так как мы уже повидали свет, то теперь хозяин, возможно, пошлет нас куда-нибудь по своим делам. Орниччо так убедительно меня уговаривал и так удачно смешил, что я начал считать себя совсем уж не столь несчастным, как это мне казалось в первую страшную ночь в Палосе.
Последние дни июля стояла прекрасная погода, дул благоприятный ветер, но адмирал отложил отплытие флотилии на пятницу, 3 августа, ибо пятница, сказал он, это день, благоприятный для всех начинаний.
Поэтому мы с Орниччо решили дождаться отплытия, а затем договориться с кем-нибудь из прибывших из Генуи, чтобы нас взяли в обратный путь.
Капитан-венецианец взялся нас доставить в Италию, но отплывал он 25 июля, и, так как других кораблей не было, мы договорились отправиться с ним, не дожидаясь отплытия флотилии.
Как часто бывает в таких случаях, когда миновала надобность в матросах и лоцманах и экипаж эскадры был подобран, к адмиралу стали обращаться различные люди с предложением своих услуг.
Здесь побывали и дряхлые, разбитые болезнями старики, и пылкие юноши, и люди, вполне пригодные для путешествия. Для всех у адмирала был один ответ: «Божьей милостью у меня уже имеется команда, и больше людей мне не понадобится».
Поэтому, когда однажды к нам постучался сгорбленный старик, я, взглянув в его красные, слезящиеся глаза, сказал:
– Адмиралу не понадобятся ваши услуги, отец, идите с миром.
Старик грубо оттолкнул меня и открыл дверь. Мы с Орниччо до прихода старика сидели на пороге и чинили плащи, но тотчас же встали и вошли вслед за ним.
Увидев старика, адмирал велел ему остановиться у порога, а нас выслал из комнаты.
Спустя минуту он вышел на крыльцо и приказал нам оставить работу, перейти на другую сторону улицы и ждать его зова.
Для того чтобы наши плащи не унесло ветром, мы положили на одежду камни, сами перешли улицу и сели на ступеньках, следя за окнами адмирала.
Почти тотчас же мессир открыл окно и крикнул:
– Эй, мальчик. как тебя. Франческо Руппи, ступай сюда!
Я думал, что ослышался, так как никогда до этого господин не называл меня по имени.
Стремглав кинулся я на его зов. Когда я вошел в комнату, старик стоял на том же месте, а адмирал в волнении большими шагами ходил по комнате.
Щеки его были багрового цвета, а волосы, которые в Палосе он отрастил до самых плеч, летали за ним по комнате, точно пламя.
– Мне помнится, что ты умеешь чертить морские карты. – сказал мне адмирал. – Разверни карту, – обратился он к старику.
Тот тряхнул свиток, развернувшийся почти до полу.
– Сможешь ли ты перерисовать такую карту? – спросил адмирал, не скрывая своего восхищения.
Я бросил беглый взгляд на карту. Да, она была достойна восхищения адмирала. Вся она была вычерчена с тщательностью гравера, надписи были сделаны красивым крупным шрифтом, краски были такие нежные, что она походила на картину.
– Я могу ее перерисовать, мессир, – ответил я, – но такой труд отнимет много времени, так как здесь полно надписей.
– Надписи меня не интересуют, – возразил адмирал, – Европу перерисовывать не надо. Мне нужны все обозначения, начиная от острова Святого Брандана до Катая,[33] и все эти водные течения, и всюду точные обозначения широт и долгот. Садись сейчас же за работу и сделай ее как можно тщательнее. Я заплачу тебе так, что ты останешься доволен.
– Мессир адмирал, – возразил я, – я не успею кончить работу, потому что мы сговорились с капитаном, который отплывает на рассвете.
Адмирал молча опять зашагал по комнате.
– Подходят вам мои условия, адмирал? – спросил старик хриплым голосом. – Если да, я оставляю карту и ухожу.
– Подожди!. – крикнул адмирал. – Повтори, что ты сказал, мальчик.
– Мессир адмирал, – сказал я, сам удивляясь своей смелости, – хорошо, я не уеду в Геную. Я сяду сейчас же за работу и не отойду от нее, пока не закончу карты. Но мне не нужно платы. Мессир адмирал, – воскликнул я, складывая руки, как на молитве, – возьмите меня с собой в плавание!
Адмирал внимательно посмотрел на меня.
– Ты так сильно хочешь поехать? – спросил он.
– Решайте сейчас, адмирал, – сказал старик. – Мне надоело ждать. Капитан Пинсон сегодня даст мне такую же цену.
– Молчать! – крикнул адмирал. – Карта – моя. – Он продолжал ходить по комнате. – Я возьму тебя. – обратился он ко мне как бы в раздумье. – Мне самому уже трудно обходиться без Орниччо. И хотя их высочества приставили ко мне пажа – Педро из уважаемого кастильского рода Сальседа, да еще слугу – тоже Педро – де Торресоса, мне думается, что их я переведу в грумето, хотя навряд ли и там, на палубе, из них будет толк. А вдали от родины мне будет приятно иной раз поговорить с вами по-итальянски. Будет все так, как мы с тобой договорились, – повернулся он к старику. – Иди с миром. До отъезда я с тобой расплачусь.
Положив карту на пол, старик, прихрамывая, вышел из комнаты.
– Теперь слушай меня внимательно, – сказал адмирал. – Ты никому ни слова не должен говорить о карте. Я запру тебя здесь на замок, и тебе никто не будет мешать. Окончив работу, ты немедленно бросишь в огонь карту старика, а руки хорошенько вымоешь. Пол, где лежала карта, место, где стоял старик, дверь, которой он касался, также вымоешь горячей водой. Орниччо я пошлю в монастырь ла Рабида за отцом настоятелем, и ты можешь работать на свободе.
– Орниччо тоже не должен знать о карте, мессир? – спросил я.
– Никто из матросов и капитанов не должен знать, – ответил адмирал, – а Орниччо – мой слуга, и ему известны все мои дела. Вот в ящике пергамент, краски, тушь и перья – все принадлежности для черчения. Я сам на досуге часто занимался этим искусством.
Я тотчас же принялся за работу. Но, как только на двери загремели засовы и плащ адмирала промелькнул мимо окон, я тотчас же вскочил с места и принялся танцевать от радости.
– Миленькая карточка, – кричал я, прижимая ее к себе и целуя, – дорогая карточка, ты принесла мне такое счастье, что я тебя сделаю очень красивой!.
Адмирал не вернулся ночевать, и я проработал всю ночь напролет. Мне не хотелось сжигать карту, я бы предпочел оставить ее себе на память, но я не решился ослушаться адмирала. Я развел в очаге огонь и осторожно положил туда карту. Золотая с черным ободком полоска побежала по ней, но даже на пепле еще можно было разобрать очертания морей и материков. Но вот на моих глазах она побелела и распалась. Согрев воды, я вымыл пол, стол, дверь и умылся сам.
Орниччо только к вечеру вернулся из ла Рабиды. Это большой монастырь, настоятель которого дон Хуан де Маррочена интересуется предприятием адмирала. Орниччо побывал в библиотеке монастыря и с восторгом принялся мне рассказывать о книгах и картах, которые он там видел. Какова же была его радость, когда на его вопрос, для чего я понадобился адмиралу, я рассказал ему о перемене, которая произошла в нашей судьбе.
Узнав о том, как тщательно я обмывал стол, дверь и свои руки, друг мой весело расхохотался.
– Адмирал суеверен, как сицилианец. А тут еще эти монахи поддали ему жару, – сказал он. – Карта, вероятно, принадлежит какому-нибудь мавру, или еврею, или еретику, а господин боится соприкасаться с неверными.
Адмирал возвратился в отличном расположении духа.
– Я переговорил с синьором[34] Алонсо Пинсоном, – сказал он. – Тебе будет выплачено жалованье вперед за четыре месяца, как взрослому палубному матросу,[35] а поселитесь вы с Орниччо напротив, в комнате моего секретаря, синьора Марио де Кампаниллы. Ну, Орниччо, доволен ты, что твой Франческо Руппи едет с нами?
Пообедав, мы стали дожидаться синьора Марио де Кампаниллу, чтобы перетащить к нему наше добро.
Поднялся сильный ветер, вскоре перешедший в бурю с дождем. Так как со дня на день ждали отплытия, то всех крайне беспокоило состояние погоды.
Господин два раза уходил и два раза возвращался, а дверь секретаря все еще была на замке.
Наконец через окно мы заметили синьора Марио, поднимающегося вверх по нашей улице, и тотчас же выскочили ему навстречу.
Мы остановили его и под проливным дождем передали распоряжение адмирала.
Синьор Марио нисколько не удивился и, пожалуй, даже был рад этому. Тут, стоя подле его двери, мы убедились, что секретарь адмирала, возможно, и ученый, но крайне странный человек.
Подойдя с нами к двери, он сунул руку в карман, желая найти ключ. Ему попался вместо ключа клочок бумаги; он тут же развернул его и стал читать вслух при свете уличного фонаря. Это были итальянские стихи. Ветер поднимал плащ над его головой и закрывал лицо волосами. Шляпу он, ради предосторожности, держал под мышкой. Мы с Орниччо, без плащей, терпеливо ждали, продрогшие и мокрые до костей.
