Александр Струев - Царство. 1955–1957
— Да есть у меня все!
— Вот и надевай!
Нина Петровна обстоятельно смазала мужу руки и спрятала крем.
— Маленков отставку пережил?
— Зеленый становится, как меня видит. Враг теперь, — вздохнул Никита Сергеевич.
— Напрасно ты его в Президиуме оставил, не простит он свое падение.
— Молотов задвинуть не дал, — приглаживая жалкие остатки волос, отозвался супруг.
— Они против тебя и сговорятся.
— Гнилая кучка! — выпалил Хрущев. — Мы с Булганиным им задницу надерем!
— Смотри, — нахмурилась Нина Петровна. — Пока будешь по казахам разъезжать, они и взбунтуются.
— Ну, с чего ты взяла, Нина, с чего?!
— Взяла! — прищурилась супруга. — Валерию вчера в поликлинике встретила, так она не то что не поздоровалась — в мою сторону даже не посмотрела! А я кто? Никто. Обычная жена. К политическим склокам отношения не имею. А ведь сколько дружили!
— Конечно, ей обидно, недолго Егор в премьерском кресле покомандовал, — тер нос Никита Сергеевич. — Сейчас хоть толк от Совета Министров есть. А раньше: это нельзя, это рано, это подумаем — и резинка тянулась. Стране, Нина, жить надо, не на месте топтаться! Мы уже сейчас рывок по жилью дали. За два месяца сколько новостроек развернули? Очумеешь сколько! А то как получалось — в Москве квартиры строим, а в других городах — кукиш! Опять у нас Москва на особом положении. Люди-то везде одинаковые, советские, и в Минске, и в Улан-Удэ, и в Урюпинске! Так почему, спрашивается, там жилье трудящимся никто не дает?! Им что, в Москву бежать, чтобы квартиру получить? Сейчас, Ниночка, повсеместно строить стали, и народ это сразу оценил, — стоя перед женой, вещал Никита Сергеевич. — Не поверишь, как дело завертелось!
— Косыгин выпуск товаров народного потребления наращивает, — продолжал он. — Обувь приличную делает, одежду добротную шьет. Холодильники в продажу пошли. Бритву, что Лешка из Америки привез, до винтика разобрали, и теперь портативная электробритва в продаже появилась, харьковчане постарались. У меня теперь такая! А телевизоры как раскупают? Только давай! Я радуюсь, когда об этом говорю. А ты про Маленкова вспомнила, да хер бы с ним!
— Ты прямо, как грузчик! В доме бы ругаться постеснялся!
— Извини, не сдержался, — Никита Сергеевич сел на кровать. — Что зять наш?
— За Раду трясется, — улыбнулась Нина Петровна.
— Нравится мне парень, смышленый.
— Слава Богу, а то ворчал!
— Ворчал, а теперь вижу — приличный.
— Рада говорит, отношения у Алексея с главным редактором натянутые. То ли завидует он ему, что молодой, талантливый, то ли боится, что подсидит. Алексей нервничает, а настроение его сразу Радочке передается, а она на сносях. Положение тревожное. Ты подумай, как быть.
— Газета комсомольская, — ответил Никита Сергеевич. — Там Шелепин заправляет.
— Чего вздор несешь? Шелепин от одного твоего взгляда трясется. Я тебе информацию донесла, думай!
— Ну шо я теперь должен сделать? Алексея утешить или шо?
— Делай выводы! А Радочку лучше на сохранение положить, мне за нее боязно, — с глубоким вздохом проговорила супруга.
— Ты, Нин, врачам позвони, разузнай, что к чему, может, ее и правда в больницу надо? — забеспокоился Никита Сергеевич. С утра же решил пригласить к себе главного акушера и министра здравоохранения, потолковать о здоровье дочери.
Хрущев встряхнул одеяло, торопясь залечь в кровать.
— Про душ забыл! — спохватился он. Не приняв душ, Никита Сергеевич в постель не ложился.
— Так иди! — махнула Нина Петровна. Все мысли ее были заняты беременной дочкой.
Никита Сергеевич вернулся замотанный в махровую простынь.
— Пижаму потерял, не знаешь, где?
— Да вот же, на стуле!
Супруг сбросил полотенце и стал натягивать пижаму.
— Знаешь, какая мысль, Нина, мне в голову пришла?
— Скажи.
— Страна наша социалистическая, за мир борется. Нам самое главное, чтобы харчи были и крыша над головой, и еще — чтобы мир на планете торжествовал!
— Дальше-то что?
— А министерство, отвечающее за нашу обороноспособность, Министерством Вооруженных Сил называется.
— Так! — кивнула Нина Петровна.
— Что — так?! Мы Вооруженные Силы взялись сокращать, армию в два раза режем! Какое к черту Министерство Вооруженных Сил, если коммунисты всем сердцем за мир выступают?! — горячился Никита Сергеевич. — Хочу переименовать Министерство Вооруженных Сил в Министерство обороны, чтоб даже дурак знал, что мы обороняемся и нападать ни на кого не желаем! Понятно?!
— Теперь понятно, — отозвалась жена.
— Что скажешь?
— Правильно задумал.
— А ведь никто до этого не додумался, ни Молотов, ни Ворошилов!
— Очень осмысленно — Министерство обороны! — еще раз одобрила супруга.
Никита Сергеевич придвинулся к ней и чмокнул в щеку. Нина Петровна довольно зажмурилась.
— С Шепиловым вчера общался, такой, знаешь, парень понятливый. Молодой, а уже профессор, лекции читает.
— Это главный редактор «Правды»?
— Он. Я его Секретарем ЦК выдвигаю, международные вопросы на него замкну.
— Симпатичный человек.
— И не зазнайка. Вот каким ребятам страной управлять, а не индюкам вроде Молотова. Хочу в выходные его в гости позвать?
— Если с Радочкой все обойдется! — назидательно отозвалась Нина Петровна.
— Это само собой!
15 марта, вторникК маршалу Жукову в Сосновку приехали Серовы. Его Галина с утра суетилась, давала наставления по предстоящему обеду и самолично взялась за кулебяку. Повар сделал салат из краба, доставленного военными с Дальнего Востока, традиционный русский винегрет, из селедочки приготовил нежнейший форшмак, два вида жульена, в духовку поставил гуся с яблоками. Для себя супруга маршала заказала совершенно легкий салат из тертой свеклы, взбрызнутой лимонным соком с чуточкой оливкового масла. Галина берегла фигуру, не хотела полнеть, ведь мама ее, мягко говоря, была в теле, а значит, и у дочери имелась предрасположенность к полноте. За обедом она все-таки не удержалась и съела тостик с паштетом из печени лося. Накануне под Ржевом Георгий Константинович и Иван Александрович подстрелили лося. Повар Георгия Константиновича, привезенный из Германии, в обязательном порядке добавлял в состав паштета всевозможные травки-специи. С брусничным конфитюром пожаренная на решетке лосятина и котлеты — восхитительны!
За обедом мужчины выпили бутылку тридцатилетнего грузинского коньяка, шутили, вспоминали послевоенные будни в Берлине, где с 1945 года Жуков был главнокомандующим и главноначальствующим на оккупированной советскими войсками территории, а генерал-полковник Серов являлся у него заместителем.
— Когда тебе Хрущев очередное звание даст? — спросил маршал.
— Молчит! — грустно отозвался Иван Александрович. — Дело не в Хрущеве. Отдельные личности меня недолюбливают. Маленков из МГБ Министерство внутренних дел выделил, Круглова в министры протащил. А все для чего? Для того чтобы меня схарчить и хрущевскую власть урезать.
— Значит, несладко приходится? — глядя на товарища, прихлопнул по коленкам Георгий Константинович.
— Выживаем! — улыбнулся Серов. — Жду не дождусь, когда Никита Сергеевич с умниками разберется.
— Если не разберется, ему хана! — подметил Жуков. — Хрущев для многих явление неприятное.
— Вы бы послушали, что они про него говорят! — воздохнул председатель КГБ.
— Борьба, Иван, единоборство! А ты как хотел? Старики не успокоятся, будут Хрущева теснить. Он им как кость в горле. Я б Маленкова на выселки заткнул, а лучше — за решетку, на нем кровь не обсохла. Маленков не далеко от Берии ушел, душегуб, бл…! — тихо, чтобы не услышала брань жена, определил Георгий Константинович. — Неясно, кто у кого был подручный. А Никита в Президиуме Егора оставил. Неправильно это, получит по шапке.
— Пока мы рядом — хер им! — отозвался Серов. — Молотов, тот упорно выступает.
— Молотов. Молотов! Все лезет, змей, все шипит!
— Хрущев добьет, — убежденно проговорил генерал-полковник.
— Как бы они его не отоварили, — усомнился маршал. — Никита наивный.
— Не скажи!
— Как ты говоришь — хер им?!
— Георгий! — с укором произнесла Галина, услышав грязное слово.
— Извини, дорогая, не утерпел!
— Подайте-ка мне гитару! — попросил Серов.
Генерал знал, что гитара всегда у Жукова наготове, нет-нет, а кто-то приедет в гости и ударит по струнам. В Германии Серов часто развлекал главнокомандующего. Маршал встал и достал со шкафа инструмент.
— Не хватай, сейчас пыль оботру, а то скажешь, что запачкался! — министр обороны взял со стола салфетку, обстоятельно обтер инструмент и протянул товарищу. — Теперь лапай.
Иван Александрович сел удобнее и, сделав несколько мелодичных аккордов, заиграл. Он пел приятным баритоном. Песни лились рекой, их стали подтягивать, особенно лихо удалась «Гренада». Во весь голос, точно дирижер, помогая себе обеими руками, маршал подпевал:
