Александр Струев - Царство. 1955–1957
Мужчина лениво потянулся и проговорил:
— Спал.
Одеяло до пояса прикрывало мускулистое тело. Валерий протянул руку:
— Иди ко мне! — он потянул ее к себе и опрокинул на кровать.
— Задушу тебя! — навалившись на Екатерину Алексеевну, выдавил Кротов и принялся ее целовать.
Через полчаса они ужинали. На Валере был синий спортивный костюм олимпийской сборной. На руке, подчеркивая счастливое благополучие, красовались золотые часы на широком браслете.
— Почему не ешь? — спросила Фурцева, проглотив последний кусочек отварной телятины.
— Неохота.
Валера уже полгода числился заведующим архивным отделом в Правлении Всесоюзного общества «Знание», которое рассылало по стране лекторов, повествующих о достижениях советской науки и техники. Суть лекций сводилась к пропаганде социалистического образа жизни. Попав в здание Политехнического музея, где располагалось общество, Кротов получил просторный кабинет и четырех сотрудников в придачу, но скука на новой работе была смертная. Заваленный грудами требующей рассылки литературы, архивный отдел сортировал брошюры, писал отчеты и составлял планы на будущее.
С прошлой недели Кротов пошел на курсы повышения квалификации в Институт Марксизма-Ленинизма, но сидеть на лекциях оказалось еще невыносимей. Повысить квалификацию в столицу приезжали лекторы со всей страны. Командировочные селились в общежитии и моментально разбредались по городу. Приезжие без конца носились по магазинам, скупая всевозможные товары, так как на периферии купить вообще было нечего, а в Москве появлялась возможность хоть что-то ухватить. В Институте Марксизма-Ленинизма порядки были демократичные, присутствия слушателей на учебе никто не проверял, только на общую фотографию курса явка была обязательной. Фотографию эту прикладывали к итоговому отчету. В такой день аудитория набивалась битком. Валера решил вообще не торчать на бессмысленных занятиях, вместо этого он блаженствовал на правительственной даче, ходил на лыжах, парился в бане и, завалившись на диван, пролистывал цветастые зарубежные журналы, прихваченные с работы, вечерами смотрел иностранные фильмы, которые по заявке ежедневно развозились по дачам членов Президиума Центрального Комитета. В Министерстве кинематографии был создан особый фильмофонд. Фонд этот сформировали из многочисленных трофейных лент специально для товарища Сталина, сюда же поступали кинокартины, выходившие во Франции, Италии и Америке, которые втихаря копировали. Кроме товарища Сталина и его гостей фильмы эти никому не показывали. После смерти генералиссимуса кинотека продолжала пополняться, и чтобы в этом деле был порядок, создали Госфильмофонд. Создание такого фонда подразумевало, что советские кинодеятели могли прийти в Министерство кинематографии и посмотреть любой иностранный фильм с целью применения на практике режиссерских приемов иностранных коллег. Но до этого редко доходило, разрешение на просмотр давал министр, а кто к нему по такому пустяковому вопросу пойдет? Отпечатав список имеющихся кинокартин, его разослали по домам членов Президиума, они-то кино и отсматривали. В Институте международных отношений Валера неплохо выучил английский и немецкий, поэтому от переводчика-синхрониста отказывался.
Кротов отставил тарелку, перекинул ногу за ногу и уставился на белокурую хозяйку дачи:
— Пойдешь со мной кино смотреть? «В джазе только девушки», комедия. Обхохочешься!
— Сегодня на прием толпа народа пришла, — терла виски Екатерина Алексеевна. — Голова раскалывается.
— Посылай подальше этих ходоков! — с напором выговорил Валерий. — Они тебя замучают!
— Нельзя, не положено. Я первый секретарь горкома.
— Пусть другие граждан принимают! Что у тебя, замов нет?
— Смешной ты, Валера, работы партийной не знаешь! Члены Президиума должны пример подавать. А какой я пример подам, если на работу ходить не буду, — разве как с тобой целоваться?
— Значит, не пойдешь фильм смотреть?
Екатерина Алексеевна взяла его за руку:
— Пойдем лучше помилуемся, полежим! А после, если скажешь, и фильм поглядим.
Они снова скрылись в спальне. Кровать отчаянно скрипела, Екатерина Алексеевна вскрикивала, потом наступила тишина.
После фильма спать совершенно не хотелось. Настроение было приподнятое. Екатерина Алексеевна нахохоталась до слез.
— Почему у нас смешное кино не делают? — спросил любовник.
— При Сталине выпуск картин сократился до десяти в год, иногда и десять на экран не попадало. Сталин сам решал, что снимать, кто снимает, кто играет, сам вычитывал сценарий. Признавал только идеологически выдержанное кино. Каждую новую картину везли ему на просмотр. В фильме «Поезд идет на Восток» был эпизод, где действие происходит в купе вагона. Сидят люди в купе, общаются, а за окнами лес мелькает. И тут Сталин спрашивает: «Скажите, а в каком месте сейчас находится состав?» Все так и обомлели, — рассказывала Фурцева. — «В районе станции Новомосковская!» — нашелся министр кинематографии. На просмотре обязательно сидел и режиссер картины, вдруг у товарища Сталина вопросы возникнут. «Значит, еще долго ехать, — говорит Сталин. — Я, пожалуй, сойду!» — встал и вышел из кинозала. Режиссер фильма в обморок от испуга грохнулся, — заулыбалась Екатерина Алексеевна. — Это Сталин так шутил, — объяснила она и потрепала Валеру по волосам. — Тогда фильмов делали мало, зато сейчас кинематограф гудит, чего только не снимаем!
Екатерина Алексеевна подошла к окну, приоткрыла фрамугу, и, усевшись в ближайшее кресло, закурила.
— Скоро появится комедия «Карнавальная ночь» режиссера Рязанова. В главной роли там совсем молоденькая актриса Люда Гурченко, Царев играет закоренелого бюрократа — директора дворца культуры. Еще там лектор есть, — засмеялась Фурцева, — видать, из твоего общества «Знание», носит огромный портфель и рассуждает с важным видом: «Есть ли жизнь на Марсе?»
— Может, меня на съемки отправишь? Интересно посмотреть, как делают кино!
— Как-нибудь сходим!
Екатерина Алексеевна сделала глубокую затяжку. Валера поднялся, подошел к возлюбленной, встал за креслом и мягко обнял за шею. Женщина запрокинула голову и спросила:
— Ты скучал?
Он ничего не ответил. Настойчивые руки поползли дальше, нащупали под складками халата желанную грудь. Фурцева развернулась к нему:
— Иди ко мне!
Хлопнули двери, из столовой несли торт. Екатерина Алексеевна любила перед сном съесть сладенькое: или шоколадную конфету, или пирожное. В этот раз взбитые сливки перемешали с консервированными ягодами: малиной, голубикой, обернув хрустящими коржами. Торт исчез за считанные мгновенья.
— Вот мы обжоры! — утерла сладкие губы Екатерина Алексеевна.
— Я б еще съел! — отозвался Кротов.
— Нельзя, будешь толстый и некрасивый.
— Вку-у-сно!
— Я тут, Валерик, такое дело затеяла, — Екатерина Алексеевна придвинулась ближе. — Как тебе мое белье? — и она распахнула халат.
Белье на ней было фисташкового цвета, в лифчик вшиты кружева.
— Без белья ты мне больше нравишься.
— Ничего ты не понимаешь!
Женское нижнее белье привозили в Советский Союз исключительно из-за границы, в продаже его не было. Перед войной, в ГУМе, в спецателье, пытались шить на заказ, но это — слезы!
— Я в Москве фабрику открываю, где будут делать нарядное женское белье! Удобное, красивое и по цене доступное, — воодушевленно рассказывала модница. — Женщин, Валерочка, надо любить! Я с Никитой Сергеевичем и с товарищем Микояном о такой фабрике договорилась.
— Сиськи, что ль, им свои показывала? — откинулся в кресле Кротов.
— Дурак ты! — обиделась Фурцева.
7 марта, понедельникПостель была разобрана, Нина Петровна сбила подушки и села на кровать. Супруги готовились ко сну.
— Вот, Ниночка, и завертелось, пошло-поехало! — удовлетворенно приговаривал Никита Сергеевич. — Леня Брежнев первую борозду на целине дал. Побежала, родимая! Надо в Казахстан лететь, своими глазами размах увидеть.
— Рада родит, поедешь! — отрезала мать и достала из тумбочки какую-то склянку.
— Ну да, ну да! — послушно отозвался Хрущев.
Нина Петровна старательно смазывала руки кремом.
— Давай тебе помажу, вон у тебя какие шершавые! — покосилась на мужа она.
— Да не-е-е, не надо.
— Подставляй, подставляй! — велела супруга и, завладев его ладонями, стала втирать крем. — У тебя не кожа, а не поймешь что!
— Потому что я везде бегаю, все трогаю, всем интересуюсь! — разъяснил супруг.
— Потому что ты без перчаток ходишь! Что у тебя, перчаток нет?
— Да есть у меня все!
— Вот и надевай!
Нина Петровна обстоятельно смазала мужу руки и спрятала крем.
