KnigaRead.com/

Дэн Симмонс - Черные холмы

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Дэн Симмонс, "Черные холмы" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Паха Сапа нашел укромное место, невидимое с дороги, разложил брезент-подстилку, а брезент наверху устроил так, чтобы его можно было мигом развернуть в случае дождя (его кости подсказывают ему, что ждать дождя уже недолго). Он проверяет, не окажется ли его стоянка в русле ручья, если дождь обернется настоящим потопом. Любой, проживший на Западе больше недели, принял бы такие же меры предосторожности, думает Паха Сапа.

Эта мысль напоминает ему о повсеместном потопе в августе 1876 года, самом дождливом за всю его жизнь месяце, а затем на него накатывает другая волна — ощущение вины и опустошенности из-за потери самой священной Трубки его народа, Птехинчала Хуху Канунпы, из Малоберцовой Бизоньей Кости. Отчаяние и стыд так свежи, будто он потерял трубку только вчера.

А что он чувствует сейчас, после своего самого последнего провала?

В 1925 году по совету Доана Робинсона он прочитал стихотворение «Полые люди», написанное неким Т. С. Элиотом. Он до сих пор помнит две последние строчки, и они, кажется, отвечают его нынешнему душевному состоянию:

Вот так кончается мир —
Хныканьем, а не взрывом.[130]

Доан Робинсон сказал ему, что хныканье и взрыв в стихотворении связаны с Пороховым заговором Гая Фокса, что-то из английской истории. (Но вдруг он слышит голос Роберта, его тон всегда восторженный, никогда не нравоучительный; мальчик в волнении шепчет:

— Представь, отец: тысяча шестьсот пятый год. Фокс с несколькими друзьями предпринимает попытку взорвать парламент, но бочки с порохом обнаружены в подвалах под палатой лордов до того, как Фокс успел привести их в действие, и под хныканьем имеются в виду те звуки, которые он издавал под пытками. Согласно приговору, его должны были пытать, повесить, выпотрошить, четвертовать, — но сначала повесить так, чтобы он не совсем умер, но он их обманул: не позволил выпотрошить себя, пока еще был жив, спрыгнув с виселицы и сломав себе шею.)

— Спасибо, Роберт…

Паха Сапа шепчет своему отсутствующему сыну:

— Мне это поднимало дух.

Но сколько бы он ни шутил, он понимает, что теперь он — один из полых людей.

Молча пообещав своему любимому тункашиле собственной жизнью защитить священную Птехинчала Хуху Канунпу, он вместо этого потерял ее… убегая от каких-то жирных, искусанных блохами кроу.

Пообещав Сильно Хромает, Сердитому Барсуку, Громкоголосому Ястребу и другим вичаза ваканам, что он вернется и расскажет о своем видении, он не смог вернуться вовремя… не смог даже рассказать им о своем видении. До сего дня он никому, кроме своей жены, не рассказывал о видении с каменными гигантами вазичу.

Пообещав своей любимой жене на ее смертном одре, что он всегда будет заботиться о сыне и оберегать его, поклявшись, что Роберт получит образование и будет счастливым человеком, он позволил своему мальчику уйти в армию, а потом и на войну и умереть в чужой земле среди чужих людей, так и не реализовав свои таланты.

Поклявшись, что он не позволит каменным гигантам вазичу подняться из священной земли Черных холмов, уничтожить бизонов, похитить богов, прошлое и будущее икче вичазы и других племен, Паха Сапа и в этом потерпел полное поражение. Он даже не смог подорвать какую-то жалкую скалу.

Не осталось ничего, в чем он мог бы потерпеть новое поражение.

Или почти ничего. Неделей ранее, зная, что он может потерпеть окончательное поражение, Паха Сапа отправился в Дедвуд и купил новые патроны для кольта, а потом испытал двенадцать штук в отдаленном каньоне. Он знал, что со временем даже патроны приходят в негодность.

Вот так кончается мир —
Хныканьем, а не взрывом.

Он устал хныкать. А время для взрыва уже прошло.


Вечером в четверг начинается дождь, к полуночи он переходит в ливень, о котором Паха Сапу предупреждала боль в костях. Он хорошо выбрал место — выше уровня самого высокого паводка, направив скат так, чтобы внутрь не задувал ветер, точно рассчитал геометрию двух брезентовых полотнищ на растяжках, чтобы вынести их за пределы высоких тополей, по которым может ударить молния, или того места, куда могут упасть тяжелые стволы при более или менее серьезном порыве ветра; таким образом, Паха Сапа лежит в сухости и тепле под своими одеялами, хотя гроза бушует всю ночь.

Он пользуется такой роскошью, как фонарик, купленный им у мистера Странная Сова, — по цене, в два раза превышающей цену любого фонаря, — чтобы читать «Послов» Генри Джеймса.[131] Паха Сапа — упрямо, в промежутках между чтением других книг — брал эту книгу в библиотеке Рэпид-Сити вот уже в течение почти десяти лет. Он просто не мог через нее продраться. И дело не в том, что от Паха Сапы ускользал смысл книги Джеймса, — от него ускользал смысл отдельных предложений. Сама история казалась такой малозначительной, такой претенциозной, такой мелкой и темной, что Паха Сапа даже думал, уж не хотел ли Генри Джеймс скрыть полное отсутствие какой-либо истории за этими неопределенными, путаными, грамматически и синтаксически неудобочитаемыми предложениями и шквалом слов и абзацев, которые вроде бы были никак не привязаны ни к мысли, ни к человеческим взаимоотношениям. Попытка расшифровать этот роман напоминает Паха Сапе о первых неделях неразберихи и перегрузок в голове, когда он пытался научиться читать под руководством иезуитов в Дедвудской палаточной школе, в особенности когда его наставником был терпеливый, никогда не выходящий из себя отец Пьер Мари, которому (как понимает теперь потрясенный Паха Сапа) в то время, когда он учил маленького лакоту и других мальчишек, едва ли исполнилось двадцать лет.

Но почему, спрашивает Паха Сапа, слыша, как гроза обрушивается на его брезентовое укрытие, он проявлял такое упорство, пытаясь прочесть этот конкретный роман, когда другие давались ему с такой легкостью? Да бросил бы его давно — и все дела.

Но Роберт восхищался Генри Джеймсом и любил эту книгу, а потому Паха Сапа продолжал брать ее в большой библиотеке Рэпид-Сити и возвращал, не осилив и десятка страниц. Потраченные им усилия напоминают Паха Сапе о том, что он слышал о сражениях Великой войны, по крайней мере до того, как американцы (включая и его сына) под самый конец вступили в нее: такое количество жизненной энергии, столько артиллерийских снарядов израсходовано ради завоевания таких ничтожных, унылых клочков земли.

Но настоящая проблема, думает он, выключая фонарик (хотя мог бы, если бы захотел, продолжить чтение в свете постоянно сверкающих молний), заключается в том, что ему надо вернуть книгу в библиотеку. Поэтому он и положил ее в саквояж. Он не вор.

Где-то между этим местом и полем боя Кастера он должен найти почтовое отделение. Логика подсказывает ему, что в лавке мистера Странная Сова должны предоставляться такие услуги — ведь вокруг нее на много миль нет ни одного городка, но ничего подобного в лавке нет. Когда Паха Сапа сказал, что хочет купить большой конверт и марку, мистер Странная Сова смотрит на него — опять, — будто у этого сиу не хватает шариков.

Молнии сверкают, грохочет гром, вода в ручейке поднимается, но Паха Сапа спит в сухости и без сновидений в своей хорошо обустроенной импровизированной палатке, и сон его тревожит только хныканье замученных джеймсовских предложений.


В пятницу утром гроза прекращается, небо снова чистое, хотя воздух для начала сентября холодноват. Паха Сапа сворачивает свою стоянку, вывешивает брезент на просушку и идет прогуляться на север вдоль петляющего ручейка.

Его поражает, что, по мере его, Паха Сапы, старения, мир становится меньше. Когда он был мальчиком, до Сочной Травы, до того как в его жизни начались трудные времена, тийоспайе Сердитого Барсука перемещалась от реки Миссури на востоке в страну Бабушки на севере, до Тетонских гор и на запад, потом на юг по реке Плат до Скалистых гор, на юг почти до самого испанского городка Таос, а потом длинной петлей назад на восток через Канзас и Небраску, назад в самое сердце мира около Черных холмов.

Паха Сапа помнит, как выглядела тийоспайе в походе: обычно в целях безопасности их сопровождали еще несколько родов, воины отправлялись на своих пони вперед на разведку, старики и женщины шли пешком, дети помладше играли и убегали далеко в обе стороны от двигающейся деревни, повозки тащили старые клячи и собаки. Нередко они оказывались на вершине поросшего травой холма и видели тысячи бизонов на много миль вокруг. Или же пересекали возвышенность, с которой им открывались горные хребты в туманном далеке, и они знали, что уже скоро, летом, эти белые пики станут их пунктом назначения. Границ в те времена для мира икче вичаза не существовало…

«Потому что твои кровожадные сиу убили или выгнали все другие племена».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*