Кемаль Тахир - Глубокое ущелье
— Ах, чтоб тебе, Пир Эльван! На такой совет ума не надо.
— Могу и умней присоветовать: не забудь взять с собой веревку... Покрутишься тогда в развалинах Ойнашхисара, не зная, чем связать Чудароглу, эй, аллах!.. Вот уж мы посмеемся!..
Каплан Чавуш взял веревки, отобрал сорок воинов. Но когда выяснилось, что нет среди них ни Мавро, ни Керима, началось истинное светопреставление. Матушка Баджибей рассвирепела, упаси аллах! От ее воплей дрожали земля и небо:
— Кривой френк и долговязый сотник — наши кровники, нами подстреленная дичь! Как же не взять с собой моих сыновей — Керима и Мавро?! Сами должны мы отомстить.
Сказала как отрезала. Ни Орхан-бей, ни шейх Эдебали не сумели ее убедить, что, по шариату, наказывать преступников положено бею санджака.
— Вот мое слово, не знающий обычая Каплан! Слово матери Дев-лет, слово Баджибей! Если не возьмешь их с собой, знай — сажусь в седло и веду за собой сестер Рума!
После этой клятвы Каплан Чавуш умолк, приложил ладонь к губам. И долго глядел на воительницу.
— Ах, Баджибей! Ну и натерпелся, видимо, от тебя покойный Рюстем Пехливан! Счастье, что умер да избавился, храни его аллах всемогущий!
Мавро глядел на него умоляюще, словно больная овца. Каплан не выдержал, затопал на него ногами.
— Чего стоишь? На коня! Пал грех с моей души. Будете слушаться меня — хорошо. А нет — смотрите!
Он сплюнул, поднял руку: «Айда!»
И повел за собой отряд. Они ринулись вниз по склону, как бурлящий поток.
Лунный свет скрадывал расстояния. Голые скалы Армянского ущелья, будто назло тем, кто стремился укрыться в них, казалось, становились все дальше и дальше. Нотиус Гладиус и Уранха беспрестанно пришпоривали коней. Порой им в отчаянии чудилось, что, скачи они во весь опор хоть месяц, все равно не достичь им ущелья.
С тех пор как вырвались они из кольца сёгютцев, Перване Субаши ехал впереди. Страх перед Осман-беем отпечатался в его сердце как султанская тугра на монете. Это их и спасло. Иначе лежать бы им теперь рядом с трупами монголов Чудара или быть в цепи закованными. Когда рыцарь издевался над страхом Перване, тот, подняв палец, ответствовал: «Жуток туркмен, ибо хитер. Ловушки его смертельны, лапы безжалостны. И собрал он вокруг себя самых славных воинов страны». И правда, не будь Осман хитер, разве смог бы сделать он дичью тех, кто за дичью охотиться вышел? Не собери он толковых людей, как сумел бы захватить врасплох Чудароглу, чьи воины видят и слышат даже во сне?
— Попадись мы — конец! — пробормотал сквозь зубы Нотиус Гладиус.— И не от меча погибли бы, а на колу!
Он ускакал в одной нижней рубахе и теперь дрожал на ветру от холода. Нет чтобы послушаться совета Перване! Распоясался, глядя на скотину Чудара, снял панцирь — что, мол, за противник туркмен. «Не Чудар скотина, а я! Ведь ясно написано в рыцарской книге: панцирь — кожа воина. Кожа тебе тяжела, что ли, стала, болван?» Многими правилами ордена стал он пренебрегать тут, среди восточных варваров, неразумных туркмен. На голову вместо шлема надевают они баранью шкуру, вместо стальных лат затягиваются в буйволиную кожу, вместо тяжелых, как кувалды, мечей опоясываются кривыми легкими, точно перышко, полосками стали... Да и что в них есть человеческого?
Рыцарь метнул ненавистный взгляд на Перване, скакавшего впереди. Казалось, он слился с конем и в лунном свете походил на кентавра. «Пресвятая дева Мария, ну что за вражье создание, этот туркмен?» Полчаса назад он спас их от смерти и теперь выводил из засады. Не придерживай он коня, давно бы умчался от них, растворился во мраке, ибо под седлом — знаменитейший в округе скакун. Как только услышал Перване, что Осман стал беем санджака, выбрал он в конюшне Алишара лучшего рысака и скрылся. «Старается спасти нас. А зачем? Брат он мне, что ли? — Рыцарь осклабился.— Будь он моим братом, давно бы прикончил меня: одним наследником меньше! Может, я за деньги нанял его проводником? Нет... Дочь или сестру обещал за него отдать? Или он в мое дело вошел? Тоже нет, так почему же без всякой корысти оказывают дружеские услуги чужим людям эти туркмены? Да еще врагам своей веры!.. Отчего, как собаки, виляют хвостами, стараясь услужить? И почему я не испытываю к ним ничего, кроме ненависти? Они изо всех сил хотят мне помочь, а мне тошно. Почему?.. Потому, что не вижу по их глазам, чего они хотят, по словам не понимаю, врут или говорят правду. Для меня любой их поступок лишен смысла. Проживи с ними сто лет — ничего не изменится. А это значит, что хоть похожи они на людей, но созданы не иначе как дьяволом, врагом человеческим». Он откашлялся, сплюнул набившуюся в рот пыль. Глянул на Уранху — тот скакал слева, на голову позади. «А этот и на туркмена не похож. Тварь какая-то: как кошка или собака, как ишак или лошадь... Нет, как мул, точно!» Не любил рыцарь и греков: болтуны, хвастуны. А уж ленивы — даже родину свою защищать не желают! И глупы. Надо же — сойти с праведного пути Христова! Но греки все-таки люди. По крайней мере не вызывают омерзения. Может, прими туркмены христианство, его ненависть и отвращение к ним поубавились бы? «Нет!» — ответил он тут же с обычной решимостью. Задумался, в чем причина.
Перване замедлил бег коня. Прислушался в ночи. И рыцарю показалось, что вот он — ответ. «Туркмен спас меня от смерти, почему же я не испытываю к нему благодарности?.. Потому что двигал им только страх. Грязный, животный страх. Да, страх у туркмена тоже не человеческий. Душа у Перване в пятки уходит при имени Османа. Так мог бы и не вступать в шайку Чудара, раз трусит. Но вступил, а страха своего не одолел. И всего удивительней, даже не пытался его одолеть или хотя бы скрыть! Не стыдится он страха своего. Напротив, вроде бы похваляется. То и дело повторяет: «Страшен Кара Осман-бей!» И голос его при этом дрожит не только от испуга, но и от преклонения как перед богом... «Что же это такое, господи Иисусе? Неужто и они богом созданы?..» О чем думает сейчас Перване? Снова со страхом вспоминает об Османе? Ночью, когда они спали, раздался крик: «Ни с места. Чудароглу. Вы окружены!» Как угадал Перване, что голос принадлежит какому-то Каплану Чавушу? Почему и не подумал сопротивляться? Вскочил: «За мной! Скорее!» Даже в голову не пришло узнать, сколько людей окружило их! Почему сразу решил бежать? Спал, спал и пустился наутек — как потревоженная рыба или ящерица... И на монголов не похожи эти туркмены. Чудар тоже был застигнут врасплох, но быстро пришел в себя, стал защищаться. Сразу накрыл костер шкурой буйвола, чтобы враги ничего не могли разглядеть. Крикнул: «Кто там? Не подходи! Прикончу!» Схватил лук и принялся пускать стрелы в сторону, откуда раздался голос. Его люди, попадавшие на своем веку не в одну засаду, стреляя в темноту, вслед за предводителем отошли к развалившейся конюшне. Если б монголы, славные на весь мир лучники, не задержали людей Османа, не смог бы добраться Перване до коней, которых на всякий случай привязал в удобном местечке. Не поленился ведь после обеда обойти озеро; обнаружил, что оно не такое глубокое, как кажется. Коней перевязал поближе к воде. Пока обе стороны кричали и грозились уничтожить друг друга, Перване, ведя за собой рыцаря и Уранху, как уж, подполз к коновязи. «Прижмитесь к шеям коней, чтобы не разглядели нас издали». Наказал, пока не окликнут, двигаться тихо, а окликнут, гнать через озеро во весь дух, не обращая внимания на стрелы. Правильно рассчитал подлец Перване. Нападавшие решили, что озеро глубокое и топкое, не выставили здесь заслона. И в погоню не бросились, боясь упустить всю шайку.
...Когда Перване понял, что их не преследуют, облегченно вздохнул: «Вперед, друзья! Попробуем прорваться на земли Гермияна через Армянское ущелье. Можно сказать, и на сей раз с божьей помощью выскочили мы из савана!» И погнал по дороге... Вот и скачут они. А что ждет их там, на землях Гермияна? Стоило Нотиусу Гладиусу задать себе этот вопрос, как понял он, что, с тех пор как вырвались они из кольца, он пытается отогнать от себя главную мысль. И душу охватило черное, неведомое дотоле равнодушие, граничащее с отчаянием. Разгром у Орехового Ключа обратил в прах его надежды, которые он вынашивал вот уже два месяца, пускаясь на подлости, проливая кровь, рискуя жизнью, больше того — потеряв глаз. Не суждено им теперь сбыться. «Взять бы Уранху да и отправиться восвояси. Не бывать мне ни у нас королем, ни здесь бароном!» Лишившись глаза, он потерял и уверенность в успехе. Не помнил, от кого он слышал: «Если воин получил увечье, значит, не смог защитить себя. Тот, кто не может себя защитить, не победит, а победит — победу не удержит». Эта мысль не давала ему покоя. Он скрипнул зубами. «Нет, нельзя уходить, не рассчитавшись с Османом! Куда ты бежишь, трус? Сперва прикончи того, кто тебе пересек дорогу, выбил глаз. Да и всех этих пастухов-туркмен!..» Чутьем опытного всадника почувствовав, что Перване остановился, рыцарь рванул повод, поднял коня на дыбы. Приглядевшись, рыцарь обрадовался. Перване испугался неожиданно возросших перед ним скал.
