Зигфрид Обермайер - Калигула
При этом он чувствовал ее симпатию, читал в глазах интерес к нему как к мужчине, — да, что-то похожее на готовность, которая сигнализировала: ты можешь получить мое тело, но мысли — нет.
«Может быть, стоит попробовать этот путь, — размышлял Сабин, — возможно, раскинув перед ним бедра, она бы и рот раскрыла?»
Подходило время их обычной прогулки, а удивительно хорошая для этого времени года погода могла бы послужить причиной ее продлить.
Пока он собирался, в дверь постучали.
— Солдат Аппий просит выслушать его, — доложил Руф.
— Пусть войдет!
Молодой легионер вошел в дом и отдал честь.
— Приветствую тебя, трибун! Могу я просить разрешения поговорить с тобой?
— Да, Аппий, но покороче. Руф, сними его меч и поставь у дверей — я научился быть осторожным. Итак, говори!
— Я — то есть мы, конечно, узнали о твоем распоряжении по поводу штрафов, поэтому решили разъяснить тебе положение. После того как Приска забрали, Кукулл получил тайное поручение шпионить за его преемником — значит, за тобой.
Сабин совершенно не удивился, он догадывался, что подозрительный Калигула кому-нибудь обязательно поручит следить за ним. Но Кукуллу?
— Откуда ты это знаешь, Аппий?
— Кукулл как-то напился и хвастался мне и еще троим, что он — настоящий господин на острове, пусть новенький и трибун. Потому что ему поручили выслеживать парня, то есть тебя, и обо все докладывать.
— Ты не сообщил мне ничего нового, Аппий. Я давно знал об этом, но даю всем вам четверым строгий приказ молчать. Кукулл уже давно позабыл о своей пьяной болтовне, забудьте и вы. И все же я благодарю тебя, Аппий, ты все сделал правильно.
Сабин достал двенадцать денариев и положил на стол перед солдатом.
— По три на каждого, и, если узнаете что-нибудь еще, обращайтесь ко мне.
Аппий многообещающе ухмыльнулся.
— Слушаюсь, трибун!
Сабин отнесся к новости не так беззаботно, как могло показаться Аппию. Теперь ему пришло в голову, что часто Кукулл бродил вокруг дома Ливиллы и все пытался узнать, о чем же они говорят. Сабин считал это просто любопытством, но все оказалось серьезнее. Ему виделось неразумным поручать такое дело буйному пьянице, но, возможно, в Риме недостаточно хорошо знали Кукулла или болезненно подозрительный Калигула постепенно начал терять ориентацию.
Сабин встал и вышел за дверь. Слабое ноябрьское солнце изо всех сил старалось сквозь резкий ветер донести до острова тепло, но напрасно. Поежившись, Сабин получше запахнул шерстяной плащ и заторопился к дому Ливиллы. Она встретила его, как всегда, с приветливым равнодушием.
— Подходящий день для долгой прогулки.
— Я тоже так подумал. А еще для подробного разговора.
Они выбрали тропинку, которая вела сначала на север, а потом, резко повернув, шла вдоль берега по западной стороне. Сабин начал разговор сразу, без витиеватых вступлений.
— Я знаю, что ты считаешь меня шпионом Калигулы, по крайней мере предполагаю это. Может быть, ты пересмотришь свою оценку, когда я расскажу тебе короткую историю.
В Риме жил человек из богатой уважаемой семьи. Когда-то он служил сенатором, но с годами полюбил жизнь уединенную. Уже в преклонном возрасте он по любви женился на молодой женщине, которая подарила ему сына, но умерла от родов. Прошла всего пара недель, как заболел ребенок и вскоре отправился за матерью. Человек едва не покончил с жизнью от горя, но как поклонник стоицизма решил принять свою судьбу и жил дальше книгами и научными исследованиями.
Ливилла навострила уши.
— Возможно, я знаю этого человека?
— Нет, не думаю. Но слушай дальше. У него был взрослый племянник, которого он любил как сына и собирался оставить ему в наследство все свое состояние. И племянник ценил дядю, они были с ним очень близки. Но потом племяннику пришлось надолго отправиться в Эфес, а по возвращении он узнал, что дядя по собственной воле ушел из жизни. Он стал искать причины такого поступка и выяснил, что император положил глаз на богатство старика, приказал состряпать на него обвинительный акт, пригрозил казнью и потерей всего состояния, если тот сам не убьет себя, сохранив треть богатства для племянника. Вот так тот человек и сделал выбор. А теперь ответь на вопрос, Юлия Ливилла: если учесть, что племянник душевно здоров, что он должен был почувствовать, узнав правду? Возненавидел ли он императора или остался ко всему равнодушен и даже похвалил в душе императорский суд?
Ливилла остановилась и вопросительно посмотрела на Сабина:
— Я не знаю, зачем тебе понадобилась эта обычная для нынешних времен история, но молодой человек, должно быть, возненавидел императора, если предположить, что дядю он любил.
Сабин кивнул:
— Любой разумный человек дал бы такой же ответ. Ну что ж, этот племянник стоит перед тобой, Ливилла. Если хочешь, можешь по-прежнему считать меня шпионом императора.
— Как звали твоего дядю?
— Корнелий Кальвий, Когда я вернулся из Эфеса, то твердо решил оставить службу в легионе и заняться делом отца. Но мысль о мести была настолько сильна, что я с рабской благодарностью за оказанную милость попросил императора взять меня на службу во дворец. Я понял, что только у охранников Калигулы есть возможность убить его. Оба провалившихся заговора научили меня этому. Чтобы добиться доверия императора, я сам предложил себя на место Приска. Но он очень подозрителен, и сегодня я случайно узнал, что Кукуллу поручено следить и за мной, и за тобой. Вот в таком мы положении, госпожа. Решение за тобой: ты можешь поверить мне, и мы через некоторое время продолжим разговор, а можешь донести на меня, и тогда моей жизнью распорядится палач.
Ливилла положила руку на его плечо.
— Выдавать я тебя не стану, а вот продолжим ли мы разговор, еще не знаю. Завтра я сообщу тебе о своем решении. Договорились?
— Договорились.
Остаток пути они прошли молча.
Когда Сабин подходил к своему дому, навстречу ему выбежал Руф.
— Господин, господин, случилось что-то страшное. Кукулл ударил легионера, и он лежит будто мертвый, не двигается…
Сабин бросился бежать к казарме, где лежал пострадавший, а рядом с ним угрюмо стоял Кукулл. Декурион сразу же начал оправдываться.
— Я же не знал, что парень не перенесет легкого удара! Сразу же упадет и прикинется мертвым!
— Что называется легким ударом? Чем ты его?..
— Плоской стороной меча по голове, чуть-чуть!
Сабин склонился над солдатом, который тяжело, прерывисто дышал. На левом виске волосы были испачканы кровью, и Сабин осторожно ощупал это место, обнаружив не шишку, а заметную впадину.
— Ты проломил ему череп, Кукулл.
Он обратился к другим легионерам:
— Заберите у него оружие и заприте в подвале. Я потом подумаю, что с ним делать. На острове есть врач?
— Да, господин. На западной стороне живет врач, но я не знаю…
— Не болтай долго! Доставь его сюда и скажи сразу же, что у парня проломлен череп.
Кукулл без сопротивления позволил себя разоружить и увести.
«Я, по крайней мере, избавлюсь от шпиона», — подумал Сабин. Он остался в казарме, пока не пришел врач. Старик выглядел перепуганным и дрожал от волнения.
— Как мне называть тебя, медикус?
— Лакид из Хиоса. Но я уже много лет здесь и…
— Но ты врач?
— Был когда-то, но меня сослали сюда еще при Тиберии и запретили заниматься медициной.
— Тиберий давно мертв, и в этом случае можно сделать исключение. Я постараюсь, чтобы с тебя сняли обвинение. Но сейчас… — Сабин показал на пострадавшего.
Врач осмотрел рану.
— Да, череп проломлен с левой стороны. Осколки давят на мозг, надо делать трепанацию…
— Делай, что считаешь нужным!
Врач покачал седой головой:
— У меня нет необходимых инструментов.
Он покопался в своей кожаной сумке.
— Можно было бы попытаться…
— Во имя богов, попытайся! — взмолился Сабин.
— Хорошо. Мне нужна горячая вода, острый нож для бритья и два человека, которые его подержат. Любое движение может оказаться смертельным.
Итак, один из помощников держал голову больного, которую врач осторожно побрил в области раны. Потом он тщательно вымыл руки, ошпарил инструменты и крестообразно разрезал воспаленную кожу над раной и откинул кусочки кожи пинцетом. Крошечным шпателем он вынимал кусочек за кусочком раскрошенную кость.
— Все не так плохо, как я думал, — довольно пробормотал он. — Теперь мне нужно больше света! Подержи твою лампу поближе к ране — да, вот так.
Врач посмотрел через дыру величиной с денарий на беловатую мозговую оболочку, осторожно ввел пинцет и извлек обломок кости с острыми краями.
— Вот она, злодейка! Теперь на его мозг ничто не давит, и парень должен хорошенько отдохнуть.
