Льюис Уоллес - Бен-Гур
Этот народ – скорый на подъем, гордый, храбрый, преданный и впечатлительный – весть о приходе Царя захватила целиком и полностью. Одного того, что Он должен был повергнуть во прах ненавистный Рим, было вполне достаточно, чтобы привлечь их на свою сторону и обеспечить Бен-Гуру постоянный приток добровольцев. Когда же они поняли, что грядущий Царь будет править миром, могуществом превзойдет Цезаря, великолепием – Соломона, что правление Его будет длиться до скончания веков, то все население этих мест присягнуло грядущему Царю душой и телом.
Бен-Гур провел всю зиму в трудах, готовя приход грядущего Царя. Наступила весна, принесшая живительную влагу с западного моря. К этому времени Бен-Гур сделал так много, что вполне мог сказать себе и своим приверженцам: «Пусть явится в мир наш добрый Царь. Ему надо будет только сказать нам, где Он хочет воздвигнуть свой трон. У нас довольно сил, чтобы водрузить его».
Те люди, которые за это время имели дело с ним, знали его как сына Иудеи, и только под этим именем.
Однажды вечером в Трахонитиде, когда Бен-Гур сидел с галилеянами у входа в пещеру, служившую им пристанищем, к нему подскакал араб, протянувший запечатанное послание. Открыв его, Бен-Гур прочитал:
«Иерусалим, нисан IV.
«Появился пророк, которого люди называют Элиа. Многие годы он пребывал в пустыне и предстал нашему взору как пророк. Пророчествует же он о том, что скоро явится тот, кто намного превосходит величием его самого и кого он сейчас ожидает на восточном берегу реки Иордан. Я сам видел и слышал его, и тот, кого он ждет, воистину Тот Царь, пришествия в мир Которого мы ожидаем. Приди и суди сам.
Весь Иерусалим встречает пророка, и множество народа на берегу, ожидающего его прихода, напоминает склоны Масличной горы в последние дни праздника Песах.
Маллух».
Лицо Бен-Гура осветилось радостью.
– По этим словам, о друзья мои, – произнес он, – судя по этим словам, нашему ожиданию пришел конец. Появился вестник Царя и пророчествует о Нем.
Выслушав слова Маллуха, которые тут же прочитал им Бен-Гур, приверженцы разделили его радость.
– Что ж, надо собираться, – добавил Бен-Гур, – и рано поутру вы отправитесь в свои родные места. Прибыв туда, вы свяжетесь со своими и велите быть готовыми собраться по моей команде. Что касается меня, то я отправлюсь узнать, в самом ли деле приход Царя близок, и дам вам знать. А пока будем надеяться.
Вернувшись в пещеру, он написал письма Илдериму и Симонидису, извещая их о полученных известиях и о своем намерении немедленно направиться в Иерусалим. Письма эти он отправил с гонцами. Когда спустилась ночь и стало возможным ориентироваться по звездам, Бен-Гур сел в седло и вместе с проводником-арабом направился к Иордану, намереваясь присоединиться к какому-нибудь каравану.
Проводник знал дорогу, Альдебаран по-прежнему был легок на скаку, и к полуночи двое всадников спустились с лавового поля, держа путь на юг.
Глава 2
Отдых у источника. Айрас
Ближе к рассвету Бен-Гур намеревался свернуть с дороги, чтобы найти укромное место, в котором можно было бы отдохнуть и переждать полуденный жар; но рассвет застал его на открытом пространстве пустыни, и он продолжал свой путь, положившись на обещание проводника привести его в скором времени в долину между высоких скал, где бьет холодный ключ, растут шелковицы, а зеленой травы вполне хватит для лошадей.
Пока он скакал, размышляя о чудесных событиях, которые должны были произойти в самом скором будущем, о переменах, которые они принесут в жизни людей и стран, его проводник бдительно поглядывал по сторонам. Его внимание привлекло какое-то движение у них за спинами. Вокруг них расстилалась покрытая песчаными барханами пустыня, медленно желтеющая в лучах рассвета, без единого зеленого пятнышка в виду. По левую руку, но почти на пределе видимости можно было различить низкую горную гряду.
– Верблюд с седоками, – произнес проводник, всмотревшись.
– А за ним есть другие? – спросил Бен-Гур.
– Он один. Нет, за ним еще человек верхом на лошади.
Несколько минут спустя Бен-Гур уже и сам смог различить верблюда, белого и необычно большого, напомнившего ему то чудесное животное, которое принесло Балтазара и Айрас к источнику в роще Дафны. Второго такого не могло быть. Представив прекрасную египтянку, он невольно замедлял шаги Альдебарана, пока не смог различить возвышающуюся на спине верблюда закрытую легкими тканями палатку с двумя сидящими в ней людьми. Если бы это были Балтазар и Айрас! Но вряд ли: вокруг расстилалась пустыня – а они путешествовали в одиночку.
Пока он рассуждал над этими вопросами, белый верблюд большими шагами приблизился к ним. Бен-Гур различил нежное позвякивание колокольчиков и рассмотрел богатое убранство палатки на спине верблюда. Узнал он и темнокожего эфиопа, повсюду сопровождавшего египтян. Высокое животное остановилось неподалеку от его лошади, и Бен-Гур увидел лицо Айрас за отдернутой завесой. Большие глубокие глаза смотрели на него с удивлением и немым вопросом.
– Да пребудет на тебе благословение истинного Бога! – услышал он дребезжащий голос Балтазара.
– Да ниспошлет Господь вам мир и покой! – ответил Бен-Гур.
– Взор мой с годами ослаб, – продолжал Балтазар, – но я все же узнал того самого сына Гура, который был почетным гостем в шатре Илдерима Щедрого.
– А ты тот самый Балтазар, мудрый египтянин, чьи речи о чудесных вещах, которые произойдут в самом ближайшем будущем, имеют самое прямое отношение к моему пребыванию в этих местах. Что же привело вас сюда?
– Никто не бывает одинок там, где пребывает Господь, – а Господь пребывает повсюду, – внушительно произнес Балтазар. – Что же до твоего вопроса, то неподалеку отсюда шествует караван, направляющийся в Александрию, а поскольку на своем пути он должен миновать Иерусалим, то я счел за лучшее примкнуть к нему, чтобы добраться до Святого Города. Нынешним же утром, раздосадованные его медленным шагом – а медлен он потому, что вместе с караваном следует римская когорта, – мы выступили в путь раньше их и порядком их обогнали. Что же до возможных разбойников на нашем пути, то я их не боюсь, поскольку имею при себе грамоту шейха Илдерима; от хищных же зверей самой надежной защитой служит нам Господь.
Бен-Гур склонил голову, соглашаясь с ним.
– Однако, – сказала Айрас с улыбкой, глядя на юношу, глаза которого несколько раз останавливались на ее лице даже во время разговора с Балтазаром, – мы тем не менее голодны и страдаем от жажды. И если ты и в самом деле тот Бен-Гур, о котором говорил мой отец и которого я тоже имела счастье и удовольствие знать, ты, я уверена, почтешь за доброе дело показать нам тропинку к какому-нибудь источнику, чтобы мы могли запить холодной водой наш завтрак в этой пустыне.
Бен-Гур поспешил ей ответить:
– Прекрасная египтянка, я вполне тебе сочувствую. Если ты потерпишь еще немного, мы найдем тот источник, о котором ты говоришь, и я обещаю тебе, что воды его будут столь же сладки и прохладны, как и воды гораздо более знаменитой Касталии. Так поспешим же направиться к ним.
– Я благодарю тебя со всем пылом жаждущего, – склонила голову египтянка. – И надеюсь, что ты разделишь с нами хлеб, испеченный в городских печах, и масло, приготовленное на покрытых росой пастбищах неподалеку от Дамаска.
– Польщен вашей щедростью. Но поспешим отправиться в путь.
С этими словами Бен-Гур тронул коня и вместе со своим проводником занял место во главе. Одним из неудобств путешествия с верблюдами была необходимость поддерживать разговоры в подобном выспреннем тоне.
Вскоре перед путешественниками открылась узкая лощина, спустившись в которую проводник принял несколько вправо. Почва под ногами была влажной от недавних дождей. Вскоре лощина расширилась, но стены ее стали почти отвесными скалами, в которых вода, стекая, проделала заметные промоины. Наконец, через узкий проход в скалах, путники проникли в узкую долину. Прелестная для взгляда, неожиданно сменившая желтую, монотонную, без единого зеленого пятнышка пустыню, долина была подобна только что возникшему раю. Русла ручейков вились здесь и там, окаймляя зеленые лужайки и питая многочисленные кустарники. Олеандровые кусты наполняли воздух долины благоуханием своих бутонов. Громадная пальма возвышалась в царственном одиночестве. По скальным склонам, окаймляющим долину, вились виноградные лозы. Слева от входа в долину раскинулась роща шелковиц и доносилось журчание источника, к которому и стремились путники. Туда и повел их проводник.
Сильная струя била из расселины в скале, которую чья-то искусная рука расширила и придала ей форму арочного грота. Над входом в грот было выбито в граните слово «Бог» на иврите. Неведомый мастер явно жил здесь долго, пил из этого источника и в долговечной форме воздал свою благодарность этому творению природы. Излившись из арки, струя воды журчала по слою дерна, покрытому ярко-зеленым мхом, потом падала в небольшой водоем. Из водоема вытекал уже ручей, который, сделав несколько поворотов в поросших густой травой берегах и напитав корни шелковиц, еще через несколько футов бесследно исчезал в ненасытном песке. На берегах водоема можно было рассмотреть несколько узких звериных тропок, но сами берега были покрыты нетронутой травой. Тщательно осмотрев ее в поисках следов, проводник объявил, что здесь нужно расположиться на отдых, не опасаясь появления людей. Кони были тут же расседланы, эфиоп помог Балтазару и Айрас сойти с опустившегося на колени верблюда. Почтенный старец, едва ступив на зеленую траву, сразу же обернулся лицом к востоку, сложил руки на груди и вознес молитву Небесам.
