Дэвид Митчелл - Тысяча осеней Якоба де Зута
— Подождите — подождите — подождите, — багровеет Ари Грот. — Подождите — подождите — подождите. А что с частным грузом? А мои лакированные вещички? Статуэтки «Арита»?
— Даниэль Сниткер не знает, куда они направлялись. Он сбежал в Макао…
— Если те свиньи, — рычит Ари Грот, синея, — те вороватые подонки…
— …и можно не сомневаться, ваше добро уйдет за приличные деньги в Каролине.
— Да к черту этот груз, — отмахивается Туоми. — Как мы домой попадем?
Даже Ари Грот замолкает от осознания главной беды.
— Господин Фишер, — замечает Маринус, — похоже, совсем не беспокоится об этом.
— Чего бы вам не сказать нам, — по лицу Герритсзона чувствуется, что он готов наброситься на заместителя директора с кулаками, — господин Фишер?
— Я могу говорить, лишь когда мне дозволяет ваша демократия! Доктор прав: не все потеряно. У капитана Пенгалигона есть полномочия на заключение Англо- Голландского дружеского соглашения в этих водах. Он обещает заплатить каждый пенни, который нам должна Компания, и предоставит нам проезд, бесплатный, к любому удобному для нас причалу: Пенанг, Бенгалия, Цейлон или Кейптаун.
— И все это, — спрашивает Кон Туоми, — от доброты английского сердца?
— Взамен мы работаем здесь еще два торговых сезона. За деньги.
— Это означает, — догадывается Якоб, — что англичанам нужна Дэдзима и ее торговые связи.
— Какая польза вам, господин де Зут, от Дэдзимы? Где ваши корабли, ваши капиталы?
— Но… — хмурится Иво Ост, — если англичане хотят торговать на Дэдзиме…
— Переводчики, — кивает Ари Грот, — понимают только голландский.
Фишер хлопает в ладони:
— Капитан Пенгалигон нуждается в вас. Вы нуждаетесь в нем. Счастливая свадьба!
— Значит, та же работа, — спрашивает Баерт, — но с новым хозяином?
— Который не исчезнет с вашим добром в Каролине.
— В тот день, когда я поймаю этого Ворстенбоса, — клянется Герритсзон, — я выбью ему мозги через его аристократическую жопу.
— Чей флаг будет реять над Дэдзимой? — спрашивает Якоб. — Голландский или английский?
— А какая разница, — настаивает Фишер, — если нам платят?
— Что директор ван Клиф, — интересуется Маринус, — думает о капитанском предложении?
— Он занимается уточнением деталей, пока мы тут беседуем.
— Он не подумал о том, — спрашивает Якоб, — чтобы послать нам письменный приказ?
— Я — его письменный приказ, старший клерк! Ну ладно, можете не верить моим словам. Капитан Пенгалигон пригласил вас — и доктора и господина Оувеханда — на «Феб» сегодня вечером к ужину. Его лейтенанты — приятная компания. Один из них, Хоувелл, очень хорошо говорит на голландском. Командир морских пехотинцев, майор Катлип, путешествовал везде и даже побывал в Новом Южном Уэльсе, это в Австралии.
Матросы смеются.
— Катлип? Резать губы? — спрашивает Грот. — Да уж, та еще фамилия!
— Если мы отвергнем их предложение, — спрашивает Якоб, — уйдут англичане отсюда мирно?
Фишер негодует:
— Предложение принимается или отвергается не вами, так, старший клерк? А сейчас, когда возвратились директор ван Клиф и я, ваша Дэдзимская республика может вернуть коробку с игрушками и…
— Не все так просто, — прерывает его Грот. — Мы выбрали господина де Зута президентом.
— Президентом? — Фишер в насмешливом удивлении вскидывает брови. — Вот как!
— Нам нужен человек слова, — заявляет Ари Грот, — чтобы заботиться о нас.
— Ты намекаешь, — губы Петера Фишера изгибаются в усмешке, — что я — не такой человек?
— Ну, вы, конечно, не забыли ту накладную, — напоминает Грот, — которую господин де 3. не подписал, а вы радостно подмахнули?
— Ворстенбос обвел его вокруг пальца, — добавляет Пиет Баерт, — но нас он не проиграл.
Якоб, как и Фишер, удивлен общей поддержкой матросов.
Фишер отмахивается:
— Правила Компании четко и ясно говорят о подчиненности.
— Правила Компании аннулированы по закону, — напоминает Маринус. — С первого января.
— Но мы же все в одной лодке, разве не так? — Фишер понимает, что промахнулся в расчетах. — О флаге можно договориться. Что такое флаг? Кусок материи. Я позже буду говорить с магистратом, и ваш «президент» может присоединиться ко мне, если вам нужны доказательства моих добрых намерений. А в это время ваша «Дэдзимская республика»…
«Название, — думает Якоб, — даже использованное в насмешку, придает значимости названному».
— …может заниматься дебатами, сколько пожелает. Когда Якоб и я вернемся на «Феб», он сможет рассказать капитану Пенгалигону о том, что решили на берегу. Но не забудьте: до дома двенадцать тысяч миль. Не забудьте, Дэдзима — торговая фактория без торговли. Не забудьте, японцы хотят, чтобы мы убедили англичан торговать с ними. Сделав правильный выбор, мы заработаем деньги и защитим наши семьи от нищеты. Кто, во имя Бога, будет против этого?
— Как перевести «erfstadhouder[111]»? — переводчик Гото с усталыми глазами касается появившейся на подбородке щетины. — Голландский Вильям Пять — король или не король?
Часы «Альмело» в директорском кабинете отбивают один раз. «Титулы, титулы, — думает Якоб. — Как глупо и так важно».
— Он — не король.
— Тогда почему Вильям Пять пользуется титулом «Принц Оранско — Нассауский»?
— Оранско — Нассауский — по названию его вотчины, как в Японии — феода. Но он также возглавлял армию Нидерландов.
— То есть он вроде японского сегуна? — предполагает Ивасе.
Венецианский дож — лучшее сравнение, но все равно далеко до правильного объяснения.
— Штатгальтер считался выборной должностью, но всякий раз она доставалась Оранской династии. Затем, после женитьбы штатгальтера Вильяма… — он указывает на подпись в документе, — …на племяннице прусского короля, он решил провозгласить себя монархом, то есть назначенным Богом. Пять лет спустя мы… — французское вторжение все еще является секретом, — …голландский народ, поменяли наше правительство…
Три переводчика настороженно переглядываются.
— …и штатгальтеру Вильяму пришлось… как будет «покинуть место» по — японски?
Гото произносит это слово, и фраза становится понятной для Ивасе.
— И с отъездом Вильяма в Лондон, — заключает Якоб, — его прежнюю должность отменили.
— Значит, Вильям Пять… — Намуре требуется подтверждение, — не имеет власти в Голландии?
— Нет, никакой. Вся его собственность конфискована.
— А голландские люди все еще… подчиняются или уважают штатгальтера?
— Оранжисты — да, но патриоты, члены нового правительства — нет.
— Многие голландские люди или «оранжисты», или «патриоты»?
— Да, но большинство просто беспокоятся о своих животах, о мире и спокойствии там, где они живут.
— Значит, этот документ, который мы переводим, этот «Меморандум», — Гото хмурится, — это приказ от Вильяма Пять голландцам, чтобы отдать голландскую собственность англичанам на сохранение?
— Да, но вот в чем вопрос: признаем ли мы власть Вильяма?
— Англичанин пишет: «Все голландцы подчиняются Меморандуму».
— Это он так пишет, да, но, скорее всего, врет.
Неуверенный стук в дверь. Якоб откликается: «Да?»
Кон Туоми открывает дверь, снимает шляпу и смотрит на Якоба, прося о срочной помощи. «Сейчас Туоми не стал бы тревожить меня попусту», — понимает Якоб.
— Господа, продолжайте без меня. Нам с господином Туоми надо поговорить в Морской комнате.
— Речь пойдет, — шляпа ирландца балансирует на его бедре, — о том, что дома мы называем «скелетом в шкафу».
— На Валхерене мы говорим «тело в грядке».
— Огромная репа растет, значит, на Валхерене. Могу я говорить по — английски?
— Конечно. Если я чего‑то не пойму — переспрошу.
Глубокий вдох плотника.
— Меня зовут не Кон Туоми.
Якоб переваривает услышанное:
— Вы не первый преследуемый человек, которому приходится прикрываться вымышленным именем.
— Меня на самом деле зовут Фиакр Мантервари, и я не преследуемый. Мой отъезд из Ирландии — уже странная история. В один холодный день святого Мартина, скользко было, каменный блок выпал из строповочных ремней и раздавил моего отца, как жука. Я, как мог, пытался его заменить, но в этом мире милосердия нет, и, когда случился неурожай и люди пришли в Корк со всего Манстера, наш хозяин дома утроил плату за жилье. Мы заложили отцовский инструмент, но очень скоро я, Ma, пять сестер и самый младший, Падрайг, — все перешли жить в ветхий сарай, а там Падрайг простыл, и одним ртом меньше стало. А в городе я и в порту работал, и пиво варил, за все брался, но ничего не пошло. Значит, я возвращаюсь в ломбард и прошу вернуть отцовский инструмент. А тамошний человек говорит: «Все, значит, продали, Красавчик, а сейчас зима, и народу куртки да шубы нужны. Я плачу звонкие шиллинги за хорошие шубы. Ты же понимаешь меня?» — Туоми замирает в ожидании реакции Якоба.
