Елена Руденко - Долгий летний праздник
— Не бойтесь мадам, он вас жрать не будет, — успокаивает меня герцог.
— Благодарю, — ледяным тоном отвечаю я.
Они уходят.
Какого чёрта их ко мне занесло за тысячей луидоров? Шли мимо, что ли? Ага! Тут недалеко недавно открыли шикарный бордель. Что за гадость! В таком приличном районе! Вот она, ваша демократия!
Выходит, этим искателям приключений не хватало деньжат. Вот они по пути ко мне и заглянули.
М-да… дом надо продавать…
15 июля
Я, Максимильен Робеспьер, готов к началу заседания. Сейчас должен выступить Барнав. Именно его выдвинули простив моей вчерашней речи. Наши «шпаги» вновь скрестились.
Барнав важно проходит мимо меня. Я замечаю у него на галстуке булавку … Такую мне хотела подарить Мадлен… Сомнений нет! Это именно та булавка! Она отдала эту вещицу Барнаву!
Звенит звонок о начале заседания. Барнав поднимается на трибуну. В своей властной манере смотрит в зал. Мы встречаемся взглядом. Барнав демонстративно поправляет булавку на галстуке.
Я пытаюсь сосредоточиться на речи противника.
— Сегодня, господа, вы должны почувствовать, что общий интерес заключается в том, чтобы революция остановилась! — призывает он. — Еще один шаг к свободе означает уничтожение королевской власти, по пути к равенству — уничтожение собственности!
Понятно, пугает устранением частной собственности.
Дальше я ничего не слышу. Всё моё внимание приковано к булавке. Все мои мысли только о Мадлен.
Моё имя Августин Лесот, мне 20 лет. Я художник, гениальный художник! Увы, глупые мелочные люди не оценили моё творчество! Ничего, скоро оценят. Я об этом позабочусь.
Мои картины увидят потомки! Только они поймут, насколько я был гениален. О-о! А как они будут оплакивать мою смерть!
Я только что проснулся. Всего лишь полдень. Что–то сегодня сон слишком рано покинул меня!
Я сладко потягиваюсь. Окидываю взглядом комнату — превосходно! Ах, Беатрис Ванель, вы так обо мне заботитесь! Вы дали мне крышу над головой, когда жестокая Каролина выбросила меня на улицу! Ох уж эти женщины! Не понимают, что людям искусства необходимо разнообразие в любви!
Я не спеша поднимаюсь, накидываю халат. Беру в руки серебряный колокольчик, звоню. Где этот лодырь лакей?! А вот и он.
— Изволите принять утреннюю ванну? — спрашивает он.
— Болван! — возмущаюсь я. — Вы же прекрасно знаете, что я ненавижу ванну!
— Виноват, мсье, — извиняясь, бормочет лакей. — Завтрак?
— Да, скромный, — киваю я, — кофе, булочки — штук пять, круасаны — штуки три, и не забудьте шесть пирожных с кремом! Накройте мне в гостиной.
Нельзя переедать. Сегодня я буду голодать.
Через десять минут всё готово. Я сажусь за столик в гостиной и принимаюсь за чинную трапезу.
— К вам посетитель, — сообщает лакей.
— Какой к чёрту посетитель?! — восклицаю я, проглатывая круасан.
— Мадемуазель Лемус, — уточняет лакей.
— Симпатичная? — интересуюсь я.
Лакей кивает.
— Ну, тогда я её приму! — соглашаюсь я.
Так, что–то я не наелся. Ладно, на сегодня голодовка отменяется.
— Ещё пирожных! — велю я. — И яблочное желе!
А вот и мадемуазель Лемус. Довольно привлекательная девушка.
— Я к вам по делу, по поводу мадемуазель Стефани Брион, — произносит она.
Стефани? Я давлюсь пирожным! Чёрт! Этот лакей болван, надо же спрашивать, по какому вопросу. Я как ни в чём не бывало облизываю пальцы.
Я, Светлана Лемус, пришла побеседовать с мсье Лесотом. Как мне сказали, раньше обеда его гениальное величество не встаёт. М-да, странный тип. А его завтрак? Мне всего этого на неделю.
При упоминании о Стефани Лесот как–то сразу съёжился, сник. Явно чего–то опасается!
Он продолжает свой завтрак, стараясь не смотреть мне в глаза.
— Я не знаю, что случилось со Стефани, — упрямо твердит он с набитым ртом, — я не знаю.
— Как вы думаете, кто мог совершить это похищение? — спрашиваю я
— Я же вам сказал, что ничего не знаю! — восклицает он, вытирая пальцы о скатерть.
Ну и манеры! Я замечаю тоску в глазах у лакея, этот тип ему явно не по нраву.
— Но мсье, — робко начинаю я.
Лесот поднимает на меня глаза, в них явная злость. Мне становится страшно. Мне кажется, что Лесот хочет вцепиться мне в горло.
— Но вы любите мадемуазель Стефани, — я быстро меняю тему разговора.
Лицо молодого человека разглаживается.
— Очень, — произносит он улыбаясь. — Я буду ждать Стефани, надеюсь, она скоро найдется. Жаль, что она боится и избегает меня!
Меня это не удивляет, мне тоже хочется побыстрее прекратить беседу с этим человеком.
Этого ненормального любит какая–то женщина. Её зовут Беатрис Ванель. Судя по всему, это её дом. Интересно, что это за особа, и чем её привлек Лесот? Хм… неужели она ни разу не видела, как он вытирает руки о скатерть?
Мсье Брион зачислил её в ряд подозреваемых, она могла совершить похищение, чтобы освободить своего любимого из сетей Стефани. Если это предположение верно, то жизнь девушки в опасности. Влюбленная женщина не щадит соперниц.
Лесот подвигает к себе большое желе.
— Я очень люблю Стефани, — повторяет он, смакуя десерт.
Я решаю рискнуть — спросить его про покойного Жака Бриона.
— Этот подлец! — восклицает Лесот.
Он вскакивает с места, держа в руках тарелку с остатками желе. Мне страшно, что эти остатки сейчас очутятся у меня на голове.
— Жак Брион — враг гениальных художников! — кричит Лесот. — Мерзкий карлик! Уродливый толстосум!
Далее следуют такие слова, что мне становится дурно. Жорж бы записал в блокнот.
В этом порыве Лесот швыряет тарелку на пол. Осколки разлетаются по комнате. Кусочки желе попадают на моё платье. В этот момент мне хочется бежать, но я не могу, я точно приросла к стулу. Невозмутимый лакей протягивает мне салфетку, я читаю в его глазах сочувствие.
— Августин, тебя опять что–то расстроило? — раздаётся женский голос.
Я оборачиваюсь. Наверно, это Беатрис Ванель. Довольно симпатичная женщина, высокая, статная. Она быстро подходит к Лесоту. Обнимает, гладит по голове.
— Всё хорошо, дорогой, — ласково твердит она, — всё хорошо. Тебе нельзя волноваться. Ты так раним. Успокойся, милый.
Лакей качает головой.
— Иди отдохни, — говорит Ванель Лесоту, — и только потом за рисование.
— Да, — вздыхает Лесот, — с дурным настроением нельзя творить шедевры.
Художник, опираясь на руку невозмутимого лакея, уходит.
Беатрис Ванель оборачивается ко мне. В её глазах явный укор.
— Поймите, — говорит она мне строго, — гениев нельзя ранить! Они очень чувствительны!
Я быстро объясняю ей цель своего визита.
Я, Макс Робеспьер, вернулся домой. Собрание опять не вынесло решения о судьбе короля. Думаю, всё будет ясно завтра.
Дома меня уже ждёт Жорж. У него ко мне важный разговор.
Он настойчиво просит меня поддержать петицию. Это же такой риск! Особенно, если учесть то, что короля Луи могут оправдать. Собранию ничего не стоит издать завтра закон, снимающий вину с короля.
— Жорж, я пока не могу дать тебе окончательного ответа, — говорю я, — ты сам это прекрасно понимаешь.
— Я не понимаю! — не унимается Жорж. — Вчера на заседании в Собрании ты так хорошо размазал королевскую шайку, а какую–то бумажку поддержать не хочешь.
— Я опасаюсь драк за власть и гражданской войны, — поясняю я. — К тому же безоружная толпа на улице — отличная мишень.
— Макс, но ведь в петиции ясно сказано — конституционные меры! Значит, она закону не противоречит! — уговаривает меня Жорж.
М-да… трудно принять решение… Я точно раздвоился…
Стук в дверь прерывает мои мысли. Я иду открывать.
На пороге Мадлен. Я замираю. Её большие серые глаза приветливо смотрят на меня.
Несколько секунд я молча смотрю на красотку. Мадлен — стройная античная богиня. Как ей идет это элегантное платье с глубоким вырезом! А её просто прибранные под шляпку волосы. Изящная простота. Да, мне нравится, что Мадлен не носит высоких причёсок.
Я с большим трудом сохраняю невозмутимость.
Ох, проклятая булавка у Барнава до сих пор блестит перед моим внутренним взором! Что ж вы так, Мадлен?
— Проходите, — наконец, говорю я. — Простите, я не верил, что вы придёте…
Я подвигаю ей самое приличное кресло. Мадлен изящно садится. Мне хочется припасть к её ногам.
Я, Мадлен Ренар, наконец, встретилась с Максом. Так хочется накричать на него, поинтересоваться, где же он шатался. Нет, нельзя. Мне нужно его доверие. Макс, похоже, мне рад, только опять прячет свои чувства под маской холодной учтивости.
Ох, тут Жорж, как некстати! Крепкий тип, учитывая его ночные похождения.
Хм… он тоже не рад моему визиту. Какая у нас взаимность!