Елена Руденко - Долгий летний праздник
Я, Мадлен Ренар, приняв ванну, лежу на кровати. Ох, как гудят мои бедные ноги! Как мне плохо! Я закрываю глаза.
— К вам мсье Барнав, — раздается голос Дорины. — Простите, но я не смогла его удержать.
Я устало приподнимаюсь на локте. Барнав пришёл явно не вовремя. Сейчас я усталая и злая. Пусть пеняет на себя.
А вот и он. Ах, какой красавчик!
— Мадам, вы заставляете меня страдать, — начинает Барнав, — последнее время вы слишком благосклонно относитесь к Робеспьеру. Я слышал, вы с ним ужинали… Осмелюсь заметить, это причиняет мне боль… Не составит труда догадаться о ваших отношениях…
Что–то он выбрал неудачную тему, особенно на данный момент. Сейчас я готова разругаться с этим нахалом!
— Приберегите сии слова для вашей жены! — перебиваю я его, мой голос звучит спокойно, ровно, с тенью усталости. — Мне безразлично, что вам неприятно! Я больше думаю о политике. С каждым разом ситуация становится все менее благоприятной, а вы ничего не можете изменить! Робеспьер достоин большего уважения, хотя его политика противоречит моим личным интересам. Кстати, вы в курсе, что учинили кордельеры во главе с этим ужасным Дантоном? Они составили петицию об отстранении короля! Вы понимаете, чем это чревато?
Мой тон заставляет Барнава позабыть о ревности.
— Одни кордельеры нам не опасны, — отвечает он. — Дело будет гораздо серьезнее, если петицию поддержат в Якобинском клубе. А этого не будет!
Я начинаю устало хохотать.
— Вы планируете помешать этому? — спокойно спрашиваю я. — Неужели вам до сих пор не ясно, что в этом клубе вас давно не замечают! Там все слушают только Робеспьера! Все зависит от него. А как поведет себя этот человек, даже я не могу предположить, хотя знаю его с юности.
— Мадлен, вы разбиваете мне сердце! — Барнав пытается перевести разговор на другую тему. — Выходит, вы меня никогда не любили!
Опять эта «музыка». Неужели он не видит, что сейчас я не в состоянии признаваться ему в любви. Я хочу одного — чтобы меня оставили в покое!
— Хватит! — перебиваю я. — Сердце у вас продажное, как душа! Вы любому продадите себя за деньги. Думаете, я не знаю, что вы служите двору и встречаетесь с королевой? Когда вас назначили сопровождать беглецов королевской крови назад в Париж, вы прямо–таки расстилались перед Марией — Антуанеттой. Эта мадам тоже пустила в ход всё свое кокетство. Не знаю, кто из вас кого соблазнял, но зрелище было весьма любопытным. Жаль, я не видела. И после этого вы смеете клясться мне в любви!
Я говорю это спокойно, без эмоций.
— Мадам, осмелюсь заметить, что вы не правы! Меня можно обвинить в любых грехах, но не в продажности! — возмущенно восклицает Барнав.
— Оставьте меня! — приказываю я. — Прошу вас, решите проблему с петицией. Я заплатила вам двадцать тысяч, так что будьте добры их отработать! Лишь потом я послушаю ваше любовное вранье, если у меня будет хорошее настроение.
— Простите, мадам, какие двадцать тысяч?! — восклицает он. — У меня нет долгов.
Мне остаётся только печально улыбнуться.
— Как вы забывчивы! — качаю я головой. — Вспомните, когда вашему клубу были срочно нужны деньги? Я вам любезно дала в долг. Даже взяла с вас расписку, я храню её.
— Но это другое дело, я взял эти деньги для нужд клуба! — горячо восклицает Барнав. — Я взял на себя всю ответственность за возврат долга!
— Но до сих пор не вернули, — отмечаю я, — будем считать это платой за ваши труды. Ладно, не будем об этом. Простите меня. Я сегодня не в духе.
Я выплеснула все эмоции на Барнава. Хватит, хватит. Нужно сдерживать себя. К тому же ссора с этим человеком мне не нужна. Я закрываю глаза и откидываюсь на подушки.
Барнав садится рядом со мной, берет меня за руку.
— Мадам, я впервые вижу вас такой, — участливо произносит он. — Обычно вы были ласковой, что произошло?
— Я очень устала, — тихо отвечаю я. — У меня был трудный день. Прошу вас, постарайтесь предотвратить страшное!
— Мадам, будьте уверены, я сделаю все! — заверяет меня Барнав. — Отдыхайте.
Слава Богу, догадался, что ему лучше уйти. Уходя, Барнав горячо целует мою руку.
Завтра я пойду к Максу. Утром у него заседание. Значит, к обеду он должен быть дома. Пошлю сегодня ему записку. Пусть ждёт моего визита. Но на этот раз я возьму свой собственный экипаж.
Я, Жорж Дантон, и мой друг и союзник герцог Орлеанский расположились в одном из кабаков. Мы пьём крепкое вино и обсуждаем наши планы.
— Филипп, — фамильярно обращаюсь я к герцогу. — А ты не боишься, что тебя узнают? Как–то странно, особа королевских кровей в таком заведении?
— Ничего, — машет рукой Орлеанский, делая здоровенный глоток вина. — Я ведь теперь Филипп Эгалите — Равенство! Я должен быть ближе к народу!
С этими словами он шлёпает по заду проходящую мимо трактирщицу.
М-да… даже очень близко…
— На место регента метит много конкурентов, — вдруг резко посерьёзнев, говорит он. — Мои агенты в Австрии и Бельгии встревожены. Особенно опасен граф Прованский.
— Чёрт! — восклицаю я. — Прованский так орёт о своей верности Луи Тупому! Призывает немедленно идти войной на Францию!
— В том–то и дело, — кивает герцог. — Он рассчитывает на то, что Луи будет убит взбесившейся толпой ещё до того, как войска вступят в Париж.
— Да, нынешняя ситуация ему на руку, — киваю я. — Если Луи Тупого призовут к ответственности, он радостно примчится сюда.
— Так мы его и ждём, — хохочет Орлеанский.
— Угу, уж мы его встретим, — киваю я.
— Австриячка всё же опаснее, — замечает герцог. — Она плётёт такие интриги, не распутать. Барнав, как школьник, купился на её дешёвую лесть.
— Да, тщеславный малый, — киваю я. — Его ещё накануне любовница бросила. Зерно королевской похвалы упало на благодатную почву. Интересно, Петиона королева тоже в дело пустит? Он вроде бы честный. Но как сохнет по принцессе Елизавете!
— Думаю, Австриячка это знает, — уверенно говорит Орлеанский. — Скоро ваш друг получит приглашение.
— А Елизавета, какая она? — интересуюсь я. — В смысле, её ум, характер.
— Умненькая девушка, серьёзная, — рассуждает Филипп. — Но очень честная. Я с ней подружился. Её все в этом дворце несправедливо считали дурой, а я отнёсся к ней с пониманием. Скажу честно, я с ней искренен, она действительно мой друг.
— Который спокойно рассказывает вам о планах королевы, — хмыкаю я.
— Я её не заставляю, — заверяет меня герцог. — Она всегда первая заводит разговор. Бедняжке надо выговориться.
— Ты вели ей Петиона не допрашивать, — говорю я. — Пусть не слушает свою сестричку Австриячку.
— Тут я бессилен, — Орлеанский разводит руками. — Эту девушку нельзя заставить… она поступит по своему… Хотя, может, честность не позволит ей шпионить… Однако влияние Австриячки велико.
— Ладно, — машу я рукой. — Петион — лопух! Вряд ли от него они узнают что–то путное. Хотя, такой, как он, при хвастовстве всё выложит.
— А мне жаль Елизавету, — печально произносит герцог.
Я пожимаю плечами. Воцаряется грустное молчание.
— Хватит киснуть! — говорю я. — Время ещё детское. Уверен, мы ещё успеем найти скучающих дамочек.
Мы залпом осушаем ещё по бокалу вина.
Я, Мадлен Ренар, не могу уснуть. Я просто лежу на кровати, закрыв глаза. Мрачные мысли одолевают меня.
Вдруг раздаётся какой–то грохот. Я вздрагиваю. Сажусь на кровати.
Дверь в мою спальню распахивается. В свете свечей я вижу… Жоржа и герцога Орлеанского. О-о! Достойное завершение дня.
— Оживший ночной кошмар! — вырывается у меня.
— Мадам, простите, — извиняется Дорина. — Я не могла перечить особе королевских кровей.
— Чем обязана? — мрачно спрашиваю я гостей.
Судя по всему, они перебрали портвейна. На ногах еле держатся.
— Деньги, — коротко произносит Жорж.
— Вы пришли меня ограбить?! — возмущённо восклицаю я. — Даже вы, мсье герцог?
— Мадам, мы пришли занять у вас денег! — с трудом поясняет Орлеанский. — Вы ведь вкладываете деньги в политические партии?
Кажется, я влипла. Без денег они не уйдут. Позвать охрану? Ссориться с Орлеанским опасно.
— Сколько? — спрашиваю я.
Господи, спаси меня, грешную.
— Тысячу, — отвечает Жорж икая. — Нам нужно на текущие расходы.
Слава Богу, это немного.
Я сажусь за стол, пишу расписку. Орлеанский и Жорж подписывают. Только попробуйте мне не вернуть деньги, убью!
— Мадлен, ты такая лапочка! — вдруг выдаёт Жорж. — Так бы и скушал!
Мой взгляд падает на моё отражение в зеркале. Да, изящный, облегающий талию пеньюар из тончайшей ткани мне очень идёт. А в свете свечей моя стройная античная фигурка особенно хороша.
— Не бойтесь мадам, он вас жрать не будет, — успокаивает меня герцог.
