Оливия Кулидж - Галльская война Цезаря
Поэтому гельветы, колебавшиеся между желанием бросить вызов и готовностью пойти на уступки, послали к Цезарю пожилого вождя по имени Дивико, который около тридцати лет назад командовал тем войском, что разбило римлян. Дивико предложил такой вариант: гельветы пойдут туда, куда укажет Цезарь, и мирно поселятся там. Но если римляне предпочитают сражаться, он, Дивико, обязан сказать им, что им повезет не больше, чем их предкам. Гельветы сохранили свою прежнюю доблесть и будут рады случаю испытать ее в бою.
Цезарь был возмущен и оскорблен. Хотя во многих отношениях он был незлобивым человеком, говорить с ним высокомерно не дозволялось никому. Пока Дивико говорил, Цезарь слушал его, почти не меняясь в лице, но тем не менее выглядел мрачно и угрожающе. Отвечая, он не церемонился. Поведение гельветов непростительно, и их наглость также. Но если они умерят свою дерзость, дадут ему заложников и возместят причиненный ими ущерб, он подумает об условиях мира.
Дивико задрожал от ярости еще до того, как перевод этого ответа был закончен. Цезарь постарался найти самые презрительные слова для описания действий гельветов. Конечно, Дивико ответил, что народ гельветов привык брать заложников, а не давать их. Теперь не могло быть и речи о каком-либо соглашении.
Уже на следующий день конница Цезаря потерпела поражение. Его конники почти все были галлами из провинции или из народа эдуев. Он не знал их языка, не имел среди них командира, которому мог бы доверять, не привык к их обычаям. Пока Цезарю оставалось только примириться с неизбежным, и он повел свои войска следом за гельветами, не вступая в бой и лишь не давая им уклоняться с пути или отставать от основной массы ради грабежа. Пятнадцать дней ждал он подходящего случая и решил, что дождался, когда противник остановился на привал у подножия холма. Цезарь предполагал окружить этот холм частью своих войск, чтобы потом атаковать не только спереди, но и сзади. И снова конница подвела его. Он поставил начальником своих дозоров римлянина, опытного офицера, которого лично не знал, но у которого была хорошая репутация. Этот человек, либо обманутый галлами, либо поддавшийся панике, доложил, будто гельветы заняли холм, а Лабиен, который был послан его захватить, этого не сделал. Цезарь снова сдержал свой гнев. По крайней мере, он начинал узнавать слабые места своей армии.
Был уже конец июня, и у Цезаря кончались запасы продовольствия. Он доставил зерно сплавом по Соне, но, поскольку гельветы все время непрерывно двигались на запад, этот груз оказался далеко позади него. Тем временем оказалось, что эдуи не прислали те запасы продовольствия, которые обещали поставить. Когда Цезарь упрекнул их, они туманно заговорили о неких лицах, которые своим влиянием разрушают все планы. Вскоре Цезарь обнаружил, что они намекали на Думнорикса, командующего кавалерией в его армии. Этот вождь имел жену-гельветку, тайно вошел в сговор с ее народом и предопределил недавнее поражение конницы тем, что первый подал пример бегства. Но, чтобы не оказаться в беде, Цезарь не мог пренебрегать отношениями с местными политиками: брат Думнорикса был главным сторонником римлян в Галлии и другом Цезаря, поэтому наказать Думнорикса за предательство было бы невыгодно для дела. Цезарь решил лишь предупредить его и приставить к нему своих людей для наблюдения. Цезарь не сомневался, что только терпение позволит чему-то научиться, и поэтому ждал.
Но вот в деле с продовольствием ждать было нельзя. Всего в двух днях пути от римского лагеря находился эдуйский город Бибракт, и Цезарь решил на время оставить гельветов в покое, пойти туда и получить то, что было ему обещано. Поэтому, свернув лагерь, он повернул свою армию немного севернее и повел ее не параллельно пути гельветов, а немного иначе – на Бибракт.
Гельветы почти сразу узнали об этом от перебежчиков из конницы и почувствовали себя увереннее. Два раза Цезарь вел себя так, словно был готов напасть на них, но не сделал этого. Их недавняя победа была одержана на удивление легко. Они знали, что конница Цезаря служит ему не слишком верно, а два из его легионов мало обучены и поэтому почти бесполезны. Трудно было ожидать, что остальные восемнадцать тысяч его солдат победят семьдесят пять тысяч гельветских воинов. Но все же он со своей армией мешал им. Каждая гельветская семья, отправляясь в путь, взяла с собой еды на три месяца. Эти три месяца уже кончились, и большая часть их прошла на месте сбора или в пути через Юру, где не было возможности захватить добычу. А пока Цезарь шел за ними по пятам, они не осмеливались далеко расходиться для грабежа. По всем этим причинам гельветы начали думать о том, как бы заставить римлян сражаться. Когда они услышали, что Цезарь перестал их преследовать, некоторые из них решили, что он сделал это от страха, а другие заявили, что вот он, счастливый случай: загородив Цезарю его новую дорогу, они могут вынудить его сражаться и отогнать его от продовольствия, которое хранится в Бибракте.
В результате все согласились перейти к нападению, для которого гельветам оставалось только развернуть свои основные военные силы в нужную сторону, предоставив повозкам с женщинами, детьми и скотом догонять их так быстро, как они смогут, под охраной отряда, оставленного сзади. Поскольку теперь две армии двигались навстречу друг другу, а расстояние между ними было не очень велико, еще до полудня гельветские стрелки завязали бой со сторожевыми дозорами Цезаря.
Цезарь понял, что произошло, и, не теряя ни минуты, отвел свои войска на возвышенность, более благоприятную для его небольшой армии. Гора Армесий нависала над долиной, через которую, извиваясь, тек ручей. Гельветы провели предыдущую ночь у этого потока, а теперь возвращались по пологим холмам на северо-запад. Их повозки ехали в один ряд, который тянулся на много миль в длину, и становились, как обычно, в круг на маленьком пригорке. Дальние отряды, которые еще не добрались до места, быстро поднимались по склону, чтобы принять участие в бою.
Цезарь послал свою конницу сдерживать натиск противника, поставил обоз на вершине горы Армесий и приказал вспомогательным отрядам, а также одиннадцатому и двенадцатому легионам окопаться там. Хотя ему и было крайне необходимо увеличить число своих солдат, он собирался использовать эти части своей армии внутри укреплений как последнее средство. В строю остались только восемнадцать тысяч старослужащих солдат; от их стойкости целиком зависело его будущее и судьба их всех.
Цезарь плохо знал свои войска, а они плохо знали его. Он пробыл с ними всего чуть больше шести недель и в это время был занят тем, что наблюдал и учился. Как сказал однажды Помпей в минуту раздражения, искусством полководца нельзя овладеть за одну ночь. Офицерами Цезаря были люди из Рима, рекомендованные друзьями, которым он не мог отказать. Он еще не знал их способностей, и солдаты им пока не доверяли.
Цезарь выехал вперед и остановил коня перед рядами своих солдат. Он двигался без видимой спешки и выглядел бодро, почти весело – таким он всегда бывал в трудные минуты. Медленно и уверенно он сошел с коня и приказал офицерам сделать то же. Когда рядовые солдаты осознали, что, отсылая коня, Цезарь сам закрывает себе путь к быстрому отступлению и что офицеры следуют его примеру, они шумно приветствовали его. Потом он прошел вдоль рядов и отдал распоряжения.
Его четыре опытных легиона были выстроены по три линии, и каждая линия походила больше на колонну, чем на цепь, потому что состояла из восьми шеренг. Обращенную к противнику сторону боевого порядка каждого легиона образовывали около двухсот человек, находившихся на расстоянии шести футов один от другого; от соседнего легиона их отделял проход шириной примерно в двенадцать ярдов. Перед ними был склон, полого спускавшийся к реке, а за рекой – другой склон, поднимавшийся вверх. В долине между ними собирались, чтобы идти на приступ, гельветы; на левом фланге были видны первые подъезжающие повозки, и воины дальних отрядов мчались на конях через пригорок, чтобы присоединиться к идущим в бой. Было час дня.
Мы стояли неподвижно и ждали, пока они подойдут. Их было, наверное, около пятидесяти тысяч, и мне было трудно не обращать внимания на тяжесть в области желудка. Они остановились, чтобы построиться в фаланги, и эта задержка показалась нам долгой. Галльские щиты плоские и овальные, а не изогнутые по форме тела, как наши, поэтому им легко смыкать их, накрывая один щит краем другого, соседнего. Галлы наступают единой плотной массой, надеясь одним своим весом разбить ряды противника, а потом легко перерезать его солдат. Словно живая стена, они начали надвигаться на нас.
Именно так шли они вперед, выкрикивая свой военный клич. Их ряды изгибались или колебались из стороны в сторону там, где встречали препятствия: то на пути вставала скала, то войско разделяло дерево, как зубцы гребня разделяют массу волос, но потом обе половины снова сливались в одно целое и продолжали надвигаться на нас; крик гельветов становился все громче.
