Кристиан Жак - Под акацией Запада
— Это все, что ты хочешь знать, Райя?
— Я начинаю стареть, у меня нет детей, однако я владею кое-каким имуществом и хотел бы помочь сирийским братьям.
— Египет научил тебя быть щедрым… Тем лучше. Во время суда над душой великие боги оценят твою доброту. Твой сириец — один из выдувальщиков. Вон тот, самый толстый.
— Надеюсь, что мои подарки поспособствуют счастью твоих сыновей.
Райя дождался конца работы, чтобы поговорить с сирийцем-выдувальщиком. После двух неудач с плотником и каменщиком, довольных своей жизнью, успех был полным.
Сирийский выдувальщик, бывший пленник, захваченный у Кадеша, не желавший смириться с поражением хеттов, надеялся, что мир рано или поздно будет нарушен. Озлобленный и мстительный, он являлся тем человеком, в котором нуждались Урхи-Тешшуб и Райя. Более того, у выдувальщика было несколько друзей, разделявших его взгляды.
Райя без труда уговорил его вступить в тайный союз, чтобы способствовать разрушению гармонии, царившей в Египте.
Урхи-Тешшуб укусил свою любовницу за шею и грубо проник в нее. Танит вздохнула от удовольствия. Наконец, она познала страсть, смесь грубости и беспрестанного неутоленного желания.
— Еще, — умоляюще проговорила она.
Хетт без устали наслаждался роскошным телом прекрасной финикийки. В крепостях Анатолии Урхи-Тешшуб привык относиться к женщинам, как они того заслуживали.
На какое-то мгновение Танит ощутила страх; в первый раз она не контролировала ситуацию. Этот звероподобный мужчина с неистощимой силой был почти страшен. Никогда финикийка не найдет такого любовника, способного разделить ее самые безумные фантазии.
Среди ночи она сдалась:
— Хватит… Я больше не могу.
— Уже?
— Ты чудовище!
— Ты, красотка, знала только мальчишек, а я мужчина.
Она страстно прижалась к нему:
— Ты великолепен… Я бы хотела, чтобы никогда не всходило солнце.
— Это почему?
— Но… Тебе нужно уходить! Мы увидимся следующей ночью.
— Я остаюсь.
— Ты знаешь, что это означает в Египте?
— Когда мужчина и женщина живут под одной крышей и не скрывают этого от людей, то они женаты. Значит, мы женаты.
Она была потрясена:
— Мы увидимся, но…
Урхи-Тешшуб уложил ее на спину, желая продолжить любовный поединок:
— Ты будешь мне повиноваться, сука, я сын покойного императора хеттов и законный наследник империи. А ты всего лишь финикийская шлюха и должна доставлять мне удовольствие и удовлетворять мои потребности. Ты осознаешь честь, которую я тебе оказываю, беря в жены?
Танит попыталась протестовать, но Урхи-Тешшуб вошел в нее со злобностью козла, и она унеслась в водовороте наслаждений.
— Если ты меня предашь, — хрипло прошептал хетт, — я убью тебя.
Глава 10
Сетау вынул из тростниковой корзинки треугольную буханку хлеба, миску овсяной каши, сушеную рыбу, приготовленного на пару голубя, жареную перепелку, две сваренные в вине почки, говяжье ребро, уложенное на жареном луке, инжир и сыр с травами. Он медленно одно за другим расставил блюда на столе Амени, вынужденного сдвинуть папирусы, которые он изучал.
— Что это?
— Ты что ослеп? Подходящая еда, которая утолит твой аппетит на два или три часа.
— Но мне не нужно…
— Очень даже нужно. Твой мозг не работает как следует, если у тебя пустой живот.
Писец возмутился:
— Ты меня оскорбляешь?
— Это единственный способ привлечь твое внимание.
— Ты же не собираешься мне говорить о…
— Вот именно! Я хочу, чтобы для Нубии было выделено побольше средств на общественные работы, но при этом не собираюсь заполнять пятьдесят бумажек, как какой-нибудь чиновник.
— В Нубии есть наместник, он заботится об этом.
— Глупый и ленивый! Он думает только о своем благе и плевать хотел на эту провинцию, которую Рамзес поручил мне поднять. Чтобы построить храмы, чтобы увеличить пригодную под пахоту площадь, мне нужны люди и средства.
— Но ведь нужно соблюдать также определенные правила.
— Ах, эти правила! Они душат жизнь. Забудь о них, Амени!
— Я не всемогущ, Сетау. Визирь Назер и сам царь требуют отчетов.
— Дай мне, что я прошу, а посчитаешь потом.
— Иначе говоря, ты хочешь сделать меня виновным за твои будущие ошибки.
Сетау казался удивленным:
— Но… разумеется! Ты благодаря непонятному языку писцов сможешь нас оправдать.
Голубь, приготовленный на пару, был великолепен. Амени не отказал себе в удовольствии:
— Это приготовила Лотос, да?
— Моя жена — настоящая волшебница.
— Это подкуп чиновника.
— Ты исполнишь мою просьбу, Амени?
— Если бы Рамзес не любил так Нубию…
— Благодаря мне через несколько лет она будет богаче, чем все провинции Египта!
Амени атаковал жареную перепелку.
— Поскольку эти маленькие проблемы решены, — сказал Сетау, — я могу тебе признаться, что очень обеспокоен.
— Почему?
— Вчера вечером я занимался любовью с Лотос. Вдруг она вскочила и закричала: «Здесь бродят чудовища!» Она не имела в виду ни наших кобр, лежащих у кровати, ни хеттскую армию, которую Рамзес, если будет нужно, победит во второй раз.
— Ты догадался, кто это чудовище?
— Конечно. Речь идет о хетте Урхи-Тешшубе.
— Мы не можем ни в чем его упрекнуть.
— Ты предупредил Серраманна?
— Разумеется.
— Какова его реакция?
— Он, как и ты, ненавидит Урхи-Тешшуба и считает, что его освобождение было ошибкой. Но хетт не совершил никакого преступления. По мне, так он — просто побежденный воин. Чего мы должны опасаться?
Когда первые лучи солнца осветили комнату, Серраманна открыл глаза, слева от него спала молодая нубийка, а справа — ливийка. Гигант сард не помнил даже их имен.
— Вставайте, девочки!
Так как гигант плохо рассчитал свою силу, шлепок, который он отвесил по нежному заду своих подружек, получился менее ласковым, чем он того желал. Их испуганные крики вызвали у него головную боль.
— Одевайтесь и проваливайте!
Серраманна нырнул в бассейн, занимавший большую часть его сада, и плавал минут двадцать. Он не знал лучшего лекарства для восстановления сил после бессонной ночи и любовных утех.
Восстановив форму, он приготовился проглотить буханку свежего хлеба, лук, сало и сушеную говядину, когда слуга объявил о визите одного из его подчиненных.
— Важные новости, господин. Найден Урхи-Тешшуб.
— Мертвый надеюсь?
— Очень даже живой и… женатый.
— На ком?
— На богатой финикийской вдове Танит.
— Это одно из самых больших состояний Пи-Рамзеса! Ты, должно быть, ошибся.
— Убедитесь сами, господин.
— В путь!
С огромным куском сушеной говядины в зубах Серраманна вскочил на коня.
Охранник дома Танит хотел было спросить у сарда о документе, разрешавшем допросить хозяйку, но яростный взгляд Серраманна заставил его отказаться от этой затеи. Он позвал садовника и приказал проводить начальника личной охраны Рамзеса к хозяйке дома.
В льняном прозрачном платье, которое почти не скрывало ее пышных прелестей, Танит вкушала пищу на тенистой террасе в компании Урхи-Тешшуба.
— Прославленный Серраманна! — воскликнул хетт, явно обрадованный этим визитом. — Пригласим его разделить нашу трапезу, дорогая?
Гигант сард остановился перед финикийкой, которая от страха прижалась к Урхи-Тешшубу:
— Вы знаете, кто этот человек, госпожа Танит?
— Знаю.
— Так кто же?
— Урхи-Тешшуб — хетт, сын покойного императора.
— Он был также главнокомандующим хеттской армией и стремился уничтожить Египет.
— Ну, зачем вспоминать далекое прошлое, — забавляясь, вмешался Урхи-Тешшуб. — Рамзес и Хаттусили заключили мир, Фараон освободил меня, и мы все живем счастливо! Ведь так, Серраманна?
Сард заметил, что на шее у финикийки были следы от укусов.
— Этот хетт провел ночь под вашей крышей и, похоже, решил здесь жить… Вы знаете, что это означает, госпожа Танит?
— Конечно.
— Он принуждает вас выйти за него замуж?
— Ответь, дорогая, — приказал Урхи-Тешшуб. — Скажи ему, что ты свободная женщина, как любая египтянка, и сама принимаешь решения.
Финикийка озлобилась:
— Я люблю Урхи-Тешшуба и выбираю его супругом! Закон не может этого запретить.
— Подумайте хорошо, госпожа Танит. Если вы признаете, что этот тип грубо с вами обошелся, я его тут же задержу, и вы больше не подвергнетесь подобной опасности. Он будет предан суду. Истязание женщин — это тяжкое преступление.
— Покиньте мой дом!
— Я удивлен, — иронично добавил Урхи-Тешшуб. — Я думал, что мы принимаем друга, а теперь вижу, что нас допрашивает какой-то грубиян. У тебя есть документ, разрешающий проникнуть в частное владение, Серраманна?
