Рекс Стаут - Великая легенда
Выходя из дома, я услышал, как Гортина издала вопль отчаяния.
Глава 6
В руках врага
Когда я покинул дом Париса, уже стемнело, и высокие сводчатые окна дома Гектора, примыкающего ко дворцу, были освещены. Я задержался на минуту в надежде поймать кого-нибудь из слуг и узнать новости о Гекторе, но никого не было видно.
Я двинулся дальше по широкой аллее, вымощенной мрамором, испытывая глубочайшее отвращение к самому себе и своим поступкам.
Не знаю, что пробудило во мне совесть. Возможно, слова Елены. Как и все троянцы, я считал само собой разумеющимся, что она абсолютно аморальное существо, руководствующееся только своими чувствами, но сейчас даже Елена с омерзением отшатнулась от меня, узнав о моей низости.
Но самым худшим было то, что ее справедливое презрение побудило меня трусливо напасть на нее! Лишь чудом я не стал подлым убийцей.
Я никогда не любил Елену, но сейчас впервые отнесся к ней с уважением. Ради простого каприза я предал Трою и обманул оказанное мне доверие. Даже Ферейн, мой фессалийский раб, был лучше меня. Я сгорал от стыда и унижения, чувствуя себя не в силах вернуться во дворец и посмотреть в глаза старому Антенору или царю Приаму.
Моим единственным желанием было исправить причиненный мною вред. Могу сказать абсолютно честно, что пустые угрозы Елены на меня не действовали совершенно. Я не мог поверить, что она поддерживает тайную связь с греческим лагерем. Ее слова никак не повлияли на мое решение этим же вечером отправиться к грекам и попытаться возобновить переговоры.
Это решение служило залогом искренности моего раскаяния, ибо такое предприятие было чревато смертельной опасностью, а я отнюдь не принадлежал к героям.
Одна мысль отчасти утешала меня — греки при любых обстоятельствах едва ли согласились бы на предложение троянцев вернуть Елену. Одиссей и Агамемнон жаждали не возвращения Менелаю его жены, а падения Трои, и я не верил, что мы могли так легко договориться о мире.
Только чтобы облегчить муки совести, я решил передать в шатры греков подлинное послание Приама.
Но сначала я отправился во дворец узнать новости.
Главный зал был переполнен. Там присутствовали все — от старого Антенора до юного Геликаона, мужа Лаодики[65]]. Они пили вино, смеялись и болтали. Тысячи светильников в нишах мраморных стен ярко освещали зал. Приам и Гекуба, восседая на троне из слоновой кости, приветливо улыбались собравшимся.
Наряды и прически женщин украшали золото и драгоценные камни, а их плечи и руки сверкали белизной даже на фоне белой ткани их одежд. Мужчины, раскрасневшись от вина и новостей о победе, весело заигрывали с женщинами. Троя пировала.
Приветствуя друзей и знакомых, я направился туда, где стоял Кисеей, разговаривая с Поликсеной.
Он был удивлен тем, что мне не известно об окончательном исходе сегодняшней битвы, и спросил, где я находился последние несколько часов, но, видя мое смущение, не стал допытываться и сообщил мне интересующие меня сведения. Победоносным троянцам не удалось полностью разгромить греков, которые отчаянно сражались у самых границ своего лагеря. Но с приближением темноты их должны были оттеснить к кораблям, а пока что Гектор отвел свои войска к Трое, чтобы приготовиться к завтрашней битве.
Весь город торжествовал — хотя сорок троянцев полегли на поле боя, сотни греков были убиты, а еще больше взяты в плен.
— Если бы могучий Ахилл был там, — внезапно вмешалось Поликсена, — все сложилось бы по-другому.
— Могучий, тоже мне! — презрительно фыркнул Кисеей. — Хоть ты и дочь Приама, Поликсена, это не прибавило тебе ума. Твой Ахилл пустился бы наутек от разъяренного Гектора.
— Подожди, — отозвалась Поликсена, тряхнув головой. — В тот день, когда Ахилл покинет свой шатер, — если это когда-нибудь произойдет, — все троянцы скроются за стенами города, если только успеют туда добежать.
— Что за странную любовь ты испытываешь к Ахиллу? — осведомился Кисеей.
Но Поликсена, вместо ответа, повернулась и двинулась навстречу Елене, которая вошла в зал, опираясь на руку Париса. Я уставился на них, чувствуя, что мое лицо заливается краской, когда меня окликнули.
Обернувшись, я увидел Антенора, который хотел знать, почему я не присутствовал на сегодняшнем заседании совета.
— Тебе отлично известно, что меня посылали на поле сражения, — ответил я.
Чтобы избежать дальнейших расспросов, я взял Киссея за руку и попросил его пройти со мной в мои покои.
Я собирался рассказать ему о моем предательстве и том отчаянном положении, в котором я оказался благодаря Елене, чтобы спросить его совета. Но я не смог заставить себя сделать это. Я знал, что Кисеей придет в ужас, и опасался лишиться его дружбы.
Около часа мы беседовали на разные темы, после чего я наконец заговорил о намеченном мною визите в греческий лагерь и спросил у Киссея, не хочет ли он меня сопровождать.
— В греческий лагерь? — изумленно воскликнул Кисеей. — Это безумие! Что ты там ищешь?
— Славу, — беспечным тоном ответил я.
— Славу? Возможно, ты ее заслужишь — посмертно. Разве ты не понимаешь, что после сегодняшнего дня греки будут убивать каждого троянца, который попадет им в руки? Я хорошо тебя знаю, Идей, — наверняка тебя заманивает туда какая-то женщина. Берегись!
Я охотно ухватился за это объяснение:
— Да, Кисеей, это женщина. Видел бы ты ее! Но ты ее увидишь, если пойдешь со мной.
Но он категорически отказался, умоляя меня выбросить из головы эту безрассудную затею. «Если бы я мог!» — подумал я. После тщетных уговоров я попросил Киссея вернуться в зал, дав мне приготовиться, а по пути заглянуть в конюшни и проследить, чтобы один из белых фессалийских жеребцов был для меня оседлан и ждал у ворот дворца.
Оставшись один, я снял со стены доспехи и надел на себя все, кроме шлема и щита, не желая, чтобы в меня угодил шальной греческий дротик. Поверх доспехов я облачился в длинный плащ, дабы его складки скрыли блеск брони, а также чтобы избежать лишних вопросов — среди ночи мало кто появляется в полном вооружении.
Обнаружив, что один из крючков на латном воротнике поскрипывает, я не поленился снять его и смазать.
Надев на голову шапку из шкуры пантеры, так как ночь была прохладной, я вышел из дворца.
Благодаря Киссею, лошадь ожидала меня у задних ворот. Когда я шел по аллее, мне показалось, будто я слышу шаги, но вокруг никого не было видно. Я не сомневался, что это Елена пришла убедиться в моем отъезде, но, возможно, у меня разыгралось воображение.
В следующую минуту я мчался в ночной темноте на прекрасном фессалийском жеребце из конюшен Приама.
Как я уже говорил, ночь была прохладной, но меня надежно защищали доспехи и плащ. Однако последний я сбросил, выехав за город, чтобы он не развевался за мной на ветру.
У ворот меня остановила стража. Я видел, как поблескивают копья в тусклом свете луны.
— Кто едет?
— Идей, вестник царя.
— По какому делу?
— По царскому приказу.
Меня пропустили без дальнейших вопросов, правда внимательно изучив мое лицо, когда я проезжал под факелами портала.
Ночная тишина, окутавшая поле, сменила шум битвы. Куда бы я ни смотрел, нигде не было видно ничего, кроме призрачных белесых испарений над рекой, и я не слышал никаких звуков, кроме цокота копыт моего коня. Я ехал не торопясь, опасаясь, что лошадь споткнется, но, к счастью, на земле не было никаких препятствий. Очевидно, греки унесли своих мертвецов под покровом ночи.
Наконец я отпустил поводья, и мы понеслись по равнине со скоростью вод Скамандра[66]].
Мы ехали долго, и я уже начал бояться, что сбился с пути. Ночной мрак и опасности, которыми была чревата моя затея, усиливали мой страх. Но я успокоился, завидев впереди тусклые огни греческого лагеря.
Через несколько минут я уже мог различить смутную белую линию шатров неподалеку от поблескивающего в лунном свете Скамандра.
Я натянул поводья, все еще не зная, как мне действовать. Ясно было одно — я не должен появляться в шатре Агамемнона. Сегодня я видел его постыдно бегущим от Гектора и понимал, какого гостеприимства может ожидать от него любой троянец.
Решив положиться на слепой случай и едва не обратившись с молитвой к Аполлону, я направил коня в сторону шатров и уже подъезжал к ним, когда меня остановил окрик стражника:
— Кто идет?
— Я хочу поговорить с Нестором, — громко ответил я, стараясь скрыть троянский акцент.
— Что тебе нужно от Нестора Афинского? Приблизься.
Я подчинился, оказавшись в окружении двух десятков греков, которые не скрывали своего удивления при виде меня в полном вооружении и верхом на боевом коне.
До меня донеслось их бормотание:
— Он из Трои. Стащим его с коня и отведем к царю.
Пусть испробует копье на своей шкуре.
— Ведите меня в шатер Нестора, — дерзко приказал я. — Презренные негодяи, неужели вы рассчитываете испугать друга Афин?
