Сергей Сиротинский - Путь Арсения
— Оружие припрятать, но так, чтобы оно всегда было наготове. Расходитесь отсюда по два — три человека.
Тайное собрание боевой дружины иваново-вознесен-ских ткачей закончилось. Когда ушла последняя группа, Фрунзе объявил:
— Ну, теперь и мы пойдем.
— Можно и нам, — ответил ему товарищ.
Они уходили так же осторожно, как и пришли. Миновали городские пустыри; впереди черной громадой вырастал фабричный корпус. Здесь решили расстаться и пойти в разные стороны.
— Ну, бывай, Трифоныч, чуть что —дай знать...
Товарищ, провожавший Фрунзе, не успел договорить,
как из-за поворота вылетел казачий разъезд.
— Михаил, беги! — крикнул товарищ.
Но бежать уже было некуда. Их окружили казаки.
— Стой! Кто идет? Руки вверх! — послышались возгласы. Один из казаков, подъехав на коне к Михаилу, занес над его головой шашку. Другой спрыгнул с седла и стал проворно обыскивать Фрунзе; влез в карман и вытащил револьвер.
— Вашбродь! — крикнул он в темноту. — Есть оружие.
— Отобрать! Тащите его арканом! — раздался из темноты сиплый, пропитой голос.
На шею Фрунзе набросили петлю аркана, прикрученного к седлу. Лошадь взяла с места крупной рысью.
Фрунзе упал, схватился за веревку руками. Протащившись по земле несколько метров, он с трудом вскочил на ноги и побежал за конем, держа веревку и не давая петле затянуться на шее. Сзади кто-то наехал на него. Лошадь ударила его мордой в спину. Фрунзе опять упал.
— Не поспеваешь, сволочь! — раздался тот же пропитой голос. — А ну, быстрей! — и казак стегнул нагайкой сперва арестованного, потом лошадь.
Арестованный задыхался, руки его слабели, петля затягивалась все туже и туже. Он уже не бежал. Тело его волочилось по земле, ударяясь о камни, подскакивая на выбоинах. Михаил потерял сознание.
Очнулся он возле какого-то плетня. Казачий урядник ткнул его сапогом в бок и крикнул:
— Вставай, что разлегся! Залезай на плетень, подвезем.
Фрунзе поднялся с земли и полез на плетень. Только он было приготовился встать, чтобы сесть на лошадь, послышался смех. Казаки пустили коней рысью. Фрунзе едва успел ухватиться руками за веревку; он ожидал, что теперь петля наверняка задушит его. На беду нога его застряла в плетне. Лошадь рванула, плетень накренился, затрещал и сломался. В колене что-то хрустнуло, ногу обожгла сильная боль. Арестованный вновь потерял сознание.
В полицию привезли его полуживого, втащили в сырую тесную конуру и бросили на пол. Через несколько минут пришел надзиратель, вылил на голову арестованного ведро холодной воды. Михаил очнулся и застонал.
— У, тварь, стюдент! — выругался надзиратель и крикнул кому-то в коридор: —Жив еще, вашбродь!
В камеру вошел жандармский офицер, за ним еще двое. Офицер приблизился к лежавшему на полу человеку и хлестнул его нагайкой по голове.
— Плеткой не больно, не почувствуется, — засмеялся один из пришедших. — Поленом его.
После первого же удара арестованный потерял сознание и на этот раз надолго.
Следы этих пыток остались у Фрунзе на всю жизнь: вывернутая коленная чашечка, рубцы и шрамы на теле и голове. Помимо того, что его не узнали сразу, Михаила Фрунзе спасло от смерти и другое не менее важное обстоятельство. После октябрьских погромов в Иванове начало бурно нарастать негодование рабочих. Власти получали десятки предостережений, в которых рабочие требовали немедленно освободить «Трифоныча».
Михаила выслали в Казань под надзор полиции. В Казань его доставили двое полицейских. Начальник казанской полиции зарегистрировал приезд арестованного и начал его «совестить»:
— Дурно ведете себя, молодой человек! Вы еще очень молоды, а уже второй раз высылаетесь. У меня чтобы вести себя тихо, смирно. Точно являться в полицию для отметки. Дайте подписку о невыезде из Казани.
Михаил молча подписал обязательство не выезжать из Казани и в тот же день... выехал в Шую.
На баррикадах
7(20) декабря 1905 года, по призыву Московского Совета рабочих депутатов, руководимого большевиками, в Москве началась всеобщая политическая стачка.
Постановление о забастовке, напечатанное в вышедших в этот день Известиях Московского Совета, гласило:
«Объявить в Москве со среды, 7 декабря, с 12 час. дня всеобщую политическую стачку и стремиться перевести ее в вооруженное восстание».
В первый же день забастовали почти все предприятия города. 9(22) декабря отряды вооруженных рабочих вышли на улицы. В рабочих районах появились баррикады. В тот же день произошло первое столкновение восставших рабочих с войсками и полицией. После перестрелки с драгунами на площади у Страстного монастыря (ныне площадь Пушкина) отряды боевых дружин заставили противника отступить. Произошли столкновения с войсками и полицией на баррикаде у «Аквариума» (на Садовой улице) и возле училища Фидлера (в районе Чистых прудов). У театра «Аквариум» и у дома Фидлера войска пустили в ход артиллерию.
Едва весть о вооруженном восстании в Москве достигла Иваново-Вознесенска, Ивановский комитет большевиков решил немедленно послать в Москву отряд боевой дружины во главе с Михаилом Фрунзе. В этот отряд вошли ивановские и шуйские боевики.
В Москве отряд Фрунзе прямо с поезда вышел на баррикады. Он сражался у Николаевского (ныне Ленинградского) вокзала, после — на Триумфальной площади (ныне площадь Маяковского), на Бронной и, наконец, на Пресне.
В особенно трудном положении оказался отряд в бою на Триумфальной площади. Царские войска вели по баррикаде убийственный огонь из винтовок и пулеметов. В рабочих отрядах было много убитых и раненых. Ряды бойцов редели. Следовало бы отступать к Пресне, но все пути оказались отрезанными. Садовая обстреливалась из пулемета. Тогда Михаил с двумя шуйскими боевиками прополз в расположение врага и не только подавил огонь пулемета, но и захватил его.
Бой продолжался. И только когда царские войска начали обстреливать баррикаду артиллерийским огнем, рабочие отступили.
Девять дней в Москве шли кровопролитные бои. Особенно упорно и ожесточенно сражались восставшие в районе Пресни. Но силы были неравные. Отряды плохо вооруженных дружинников сопротивлялись огромному количеству регулярных царских войск. Царское правительство перебросило в Москву полки из Петербурга, из Твери, из Западного края, пустило в ход артиллерию.
Московский генерал-губернатор адмирал Дубасов, прославившийся своей жестокостью при подавлении восстания, цинично доносил царю: «К пресненскому участку отряд войск прибыл к вечеру 16 числа. С утра 17 числа войска приступили к исполнению поставленной задачи, а к вечеру этого дня как казарма Прохоровской мануфактуры, так и фабрика Шмидта были уничтожены».
Действиями царских войск на Пресне руководил полковник Мин, командир прибывшего из Петербурга Семеновского полка; тот самый Мин, который расстреливал рабочих в Петербурге 9 января. В Москве он отдал приказ карателям: «Арестованных не иметь и действовать беспощадно».
Царю удалось подавить восстание. Восставшие рассчитывали на поддержку части гарнизона (в некоторых полках Московского гарнизона происходили серьезные волнения), на одновременное восстание в Петербурге и других городах. Но соглашательская и провокационная политика меньшевиков, находившихся в руководстве Петербургского Совета рабочих депутатов, привела к тому, что вооруженное восстание рабочих в Москве не было своевременно поддержано. В самой Москве накануне боев были арестованы и изолированы руководящие органы восстания, арестован Московский комитет большевиков. Лишенные общего руководства и общего плана борьбы в городе, рабочие Москвы вели борьбу разрозненно, в отдельных районах, обороняясь от численно превосходивших царских войск. Но и в этих условиях восставшие рабочие показали образцы героизма и мужества.
Москва была залита кровью, на рабочих окраинах пылали пожары, зажженные огнем артиллерии. С такой же бесчеловечной жестокостью были подавлены царизмом восстания в Красноярске, Перми, Новороссийске, Сормове, Севастополе, Кронштадте, в городах Донбасса и в ряде других городов. Царизму впервые пришлось столкнуться с организованной силой рабочего класса, с его бесстрашием и беспредельным мужеством в вооруженной борьбе.
В своей борьбе против революции царское правительство не ограничивалось кровавыми репрессиями, тюрьмами, ссылкой. Оно стремилось отвлечь трудящиеся массы от революции, обмануть их новым маневром. В декабре был издан закон о созыве так называемой законодательной думы. Созывая думу, царь хотел использовать веру части крестьянства в то, что с помощью «законодательной» думы оно получит землю. Кадеты, меньшевики и эсеры поддерживали царизм. Они обманывали рабочих и крестьян, утверждая, что вооруженная борьба не нужна, что без революции, без восстания, через созываемую думу можно добиться своих прав и установления порядков, нужных народу. Большевики немедленно начали борьбу с этим обманом. Они разъясняли рабочим и крестьянам истинные цели, преследуемые царизмом. «Освобождения от гнета самодержавия и установления новых, нужных народу порядков можно добиться только путем революции, путем бесстрашной и беспощадной вооруженной борьбы», — говорили большевики.
