Еремей Парнов - Заговор против маршалов. Книга 2
— Почему не написано?
— Старая же анкета, разве не видите?
— Вопросы здесь задаю я... Почему не сдали по назначению? Зачем храните?
— А пошел ты знаешь куда? — Путна вырвал венский стул из-под сапога смазливого лейтенанта, разглядывавшего, согнув колено, альбом с видами Берлина и Потсдама, и отвернулся к окну.
В ту самую ночь, с 24 по 25 августа, когда расстреляли Зиновьева, Каменева и всех, проходивших по «объединенному центру», Путну допрашивал Леплевскии.
— Следствию известно, что вы являетесь активным участником военной контрреволюционной троцкистской организации... Имеете что заявить по этому поводу?
— Я за собой такого не знаю.
— Так ли? Вы же заядлый троцкист! Когда последний раз виделись с Троцким? Конк-кретно?
— Сладко поешь! Мы вас не про оппозицию спрашиваем. Прошлогодним снегом после займемся. Вы о своих шпионских связях расскажите. Где встречались с Троцким? С Седовым?.. В Германии? В Финляндии? В Англии? — самодовольно жмурясь, следователь при каждом вопросе подергивал пальцами, словно карты раскладывал, предлагая на выбор. Ему и в самом деле было все равно где.— А нелегальную поездку в Норвегию когда совершили? Конк-кретно.
«Далось ему это «конкретно»! — промелькнуло на грани сознания.— Выговорить и то не может как следует...»
— Вы же сами понимаете, что это невозможно для военного атташе.— Путна стиснул зубы и опустил голову. Доказывать, что, пока он работал на континенте, Троцкий несколько лет безвылазно просидел на острове Принкипо? А теперь норвежское правительство не дает ему и пальцем пошевелить? И каждый шаг советского дипломата известен?.. Напрасная трата слов. Они и сами все знают.
Ничего не добившись, Леплевский пригрозил, что в следующий раз будет разговаривать по-другому, и вызвал надзирателя.
Путну вернули в узкую, выложенную возле унитаза белым кафелем камеру внутренней тюрьмы.
В КПК справка на него поступила вместе с документом на Примакова. Они и названы были в единой сопроводиловке. И вообще, кроме упоминания о связях с Троцким, бумаги ничем между собой не различались. Те же подписи, то же число, и дело слушалось на одной коллегии.
СПРАВКАПутна Витовт Казимирович является участником военной контрреволюционной организации, входящей в качестве составной части Всесоюзной троцкистской террористической контрреволюционной организации.
За границей был связан с Троцким, от которого получал директивные указания о терроре.
Зам. начальника 1-го отделения СПО ГУГБ.
Капитан Государственной безопасности
Григорьев
26 авг. 36
КПКМосква, Центр, улица Куйбышева, 14 СПО НКВД т. Молчанову (для ознакомления Путна), ЦК ВКП(б) т. Власову/в дело (3)
27. 8. 36
Заседание Партколлегии КПК М 146 / 2 пункт 11 от 27. 8. 36
Слушали: дело Путна В. К.
Путна Витовт Казимирович, г . р. 93, член ВКП(б) с 1917 (партбилет изъят НКВД), последнее время комкор, военный атташе при Полпредстве СССР в Великобритании обвиняется в контрреволюционной троцкистской деятельности.
(Доклад т. Семенова, заочно)
Постановили: исключить Путна В. К. из рядов ВКП(б) как контрреволюционера.
Секретарь Партколлегии Шкирятов
Одно на первый взгляд незаметное различие все же имело место. В справке капитана Григорьева и, следовательно, в выписке из протокола, подписанной Шкирятовым, не был указан номер партбилета. То ли Григорьев случайно опустил, а может, недоглядела торопливая машинистка, но ни в НКВД, ни в КПК никто не обратил на это внимания. Недочеты — прямое следствие поточного производства.
Второй допрос состоялся через неделю.
Угрозу Леплевского Путна воспринял серьезно. В отличие от товарищей по несчастью — сокамерник, которого взяли незадолго до процесса, пребывал в уверенности, что в стране произошел контрреволюционный переворот,— Витовт Казимирович не терзался догадками. Находясь за границей, он пристально и с понятной тревогой следил за сенсационными разоблачениями, которые время от времени выплескивала печать. Погоду они не делали. Общественное мнение относилось к свидетельствам перебежчиков с невозмутимым безразличием, окрашенным дозой скепсиса. На первых порах это вызывало возмущенное удивление. Детская уверенность в том, что слово правды способно перевернуть мир, сменилась холодным презрением к сытому эгоизму. Мартин Андерсен-Нексе, Ромен Роллан, Герберт Уэллс, Бернард Шоу — светочи гуманизма — и те отказались поставить свое имя под предисловием к книге Дон Исаака, в которой были собраны свидетельства о Соловецких лагерях. Чего же требовать от прочих? Политики выстраивали головоломные трюки, а простой обыватель был слишком занят собой.
Путна примерно догадывался, чего ждет от него следователь. Сначала Троцкий, потом гестапо, а после пуля в затылок. Сколько ни ломай голову, от этого не уйдешь. «Легкой жизни просил я у бога, легкой смерти бы надо просить»... Видно, не зря Миша Тухачевский так любит эти стихи. Легкую смерть не вымолишь, вырвать придется. Конечно, они попытаются привязать к Смирнову, Мрачковскому, может быть, к Шмидту. Но ведь этим не ограничатся. Потребуют имена. Иван Никитичу уже ничем не навредишь, а вот дальше... О том и помыслить страшно. А надо, надо... Нужна своя незаметная линия, которая их же заманит в тупик.
На столе у Леплевского поверх папок лежал отрезок шланга.
— Не желаете ознакомиться? — следователь передал газетную вырезку с приговором, все имена в которой были тщательно заклеены полосочками черной бумаги. Едва ли он забыл, что комкора взяли двадцатого. Наверное, так полагалось.
Путна, заставляя выдавливать слово за словом, признал, что на первом допросе вел себя неправильно. Да, он знал о существовании всесоюзного центра троцкистско-зиновьевского блока. И параллельного — тоже. «Что еще за параллельный?» И московского.
— Расскажите теперь о своем, совместно с Примаковым, участии в военной организации троцкистов,— не отрываясь от записи, сказал Леплевский.
— Могу только о своем. Тем более что ни я, ни Примаков не играли сколько-нибудь видной роли. Строго говоря, мы не были даже участниками, скорее так... случайными свидетелями.
— Случайными свидетелями? — Леплевский понимающе закивал.— Почему же не поступили тогда, как положено честным большевикам? Или прошлое тянуло назад? Троцкистская заквасочка?
— И это,— одолевая удушье, пробормотал Путна.— Но больше другое. Слишком крупная фигура стояла над всем.
— Троцкий? — обрадованно уточнил следователь.
— Нет,— Витовт Казимирович локтем отер разгоряченное лицо. Его внутренняя борьба была непритворной. Наступал действительно переломный момент.
— Кто же?
— Ворошилов.
— Кто-кто?! — Леплевский от неожиданности выронил ручку.
— Климент Ефремович Ворошилов.
— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите?
— Ну, если этого нельзя... лучше буду молчать.
— Нет-нет, продолжайте! — спохватился Леплевский, принимаясь записывать.
Протокол незамедлительно переслали Ежову. Войдя в приемную Сталина, он услышал за дверью взвинченный гневным окриком его голос:
— Кого вы защищаете — убийц защищаете! Через минуту из кабинета вывели, если не вынесли.
Надежду Константиновну Крупскую и Марию Ильиничну Ульянову. Даже Ежов не выдержал — отвернулся.
Двое незнакомых мужчин в одинаковых черных тужурках сидели, вдавившись в стулья. Один, более молодой, был бледен, другой, постарше, налился кровью. Казалось, его вот-вот хватит удар.
— Кто эти люди? — тихо спросил Поскребышева.
— С Путиловского завода, то есть с Кировского. Директор Отс и главный конструктор — Маханов, артиллерист.
— Пожалуй, мне не стоит сегодня?..
— Как считаете, Николай Иванович... Доложить?
