Николай Ключарев - Железная роза
Обзор книги Николай Ключарев - Железная роза
ЖЕЛЕЗНАЯ РОЗА
РОМАН
Издание второе
I
СВЕТЛОЙ ПАМЯТИ СЫНА
Тихо колышется зеленый бархат трав Окского левобережья. Лениво плещутся волны у песчаных отмелей. Привольно чувствует себя в прибрежных зарослях перелетная птица. Проплывет изредка с верховьев купеческая барка с товаром пробираясь к Мурому аль Нижнему, и опять безлюдно кругом.
Не шумлива матушка Ока. А бывает, разыграется к ночи — хуже Камы-сестры. Загудят, застонут вековые сосны на крутом берегу, побегут посредине реки грязно-бурые волны, запенятся, догоняя друг друга. Никому в ту пору по реке не проехать. Берегись, купец, станови свой мокшан к берегу на причал!
Вот такой и любит Оку поп Сорока, что живет с двумя сыновьями — Тимофеем да Кириллом — в избушке рядом с часовенкой, стоящей за яром, где река делает крутую излучину. Был он знаменитым попом на Москве, да сослали сюда за провинность. Богато жил Сорока в Москве. Здесь доходы — раз в год, в Успеньин день.
Большим стал поп знатоком лесов муромских. Коротая дни, исходил он лесные дебри вдоль и поперек, забираясь в самую глухомань. Знал Сорока, где какая птица или зверь водятся, где грибные места, клюквенные, брусничные болотины. И с медведем не боялся силой помериться.
Сыновья росли в него, такие же лохматые, наделенные диковинной силой и буйным, строптивым нравом. Поспорили они однажды меж собой — еле унял их Сорока. Думал он, что пора бы женить их, да не хотелось баб в свою жизнь вмешивать. Так и жили втроем, бобылями.
…В один из тех осенних дней, когда погода становится переменчивой, вниз по реке спускалась небольшая барка. Косой полотняный парус то надувался ветром, подгоняя судно вперед, то ослабевал, полощась вокруг мачты. Тщедушного вида мужичонка, сидевший на корме у правила, лениво посматривал по сторонам, заботясь лишь о том, как бы не наскочить на мель. Его товарищ, подложив под голову армяк, мирно дремал чуть поодаль на палубе.
Из казенки высунулась заспанная голова приказчика.
— А что, ребята, не заночевать ли нам?
— Для че? — откликнулся кормчий. — Быстрей добежим, да и назад.
— Как бы греха не нажить.
— А ты покаркай! Не бойсь! Тут скрозь до Мурома живой души не встренешь. Ложись-ка на покой!
Гонимая ветром барка продолжала плыть по течению. Приказчик повозился в казенке и затих.
— Парфен! — окликнул кормчий лежавшего на палубе.
— Чего?
— Парус-то спустить бы надо. Вечереет.
Тот нехотя поднялся, молча отвязал веревку, скатал опущенный парус, пододвинул его к каюте и, вернувшись на прежнее место, снова лег.
Темнело быстро. Откуда-то из-за леса подкралась туча. Дождь, сначала ударивший редкими каплями, посеял, как из сита.
— Парфен!
— Чего тебе?
— Иди-ка в казенку. Дождь-то, похоже, на всю ночь.
— Дождь?
— Аль не чуешь?
Парфен поднялся, постоял минуту над служившим ему постелью армяком, потом нагнулся, встряхнул его и протянул рулевому.
— На, укройся!
Накинув армяк, кормчий поглядел на закрывшуюся за Парфеном дверь каюты и уныло вздохнул.
— Собачья жизнь, — пробормотал он про себя. — Остатний хлеб в поле погниет, а ты тут с товарами майся, распродуй их горой. Кому — барыш, а кому — шиш.
Дождь не переставал. Очертания берегов постепенно сливались с водой, темнота становилась все гуще. Облокотившись на правило, рулевой дремотно слушал, как журчит струя за кормой. Глухая осенняя ночь все плотней покрывала землю.
Проснувшись от брызнувшего в окно каюты солнечного луча, Парфен подумал, что давно бы нужно сменить товарища. Толкнул ногой дверь — она не открылась.
— Намокла, что ли?
С трудом выбравшись наружу, метнулся назад.
— Савел Иванов! Приказчик!
— Чего тебе?
— Беда стряслась!
Потерявшее управление судно тихо покачивалось на волнах у берега. Оглушенный чем-то тяжелым, а затем связанный, кормчий недвижимо лежал у руля. Ахнув, приказчик бросился к люку, ведущему в мурью. Товаров не было…
К вечеру этого же дня у часовенки, где жил поп Сорока, приткнулась большая плоскодонка. На землю сошли двое, шестеро молодчиков остались сидеть в посудине.
— Кого черт несет, не ярыги ли судейские? — хмуро сказал Тимоха — старший из сыновей Сороки, мирно чинивших на берегу рыболовную снасть.
— Мыслишь, дознались о барже? — откликнулся Кирюха, вглядываясь в подходивших. — Надо батюшку упредить.
— Нет, не похоже. Да и плыли с верховьев, не из Мурома. Подождем, посмотрим.
— Бог на помощь! — приветливо молвил, подойдя, один из незнакомцев.
Парни молча продолжали штопать деревянной иглой сеть.
Нелюбезный прием не смутил приезжих.
— Нам бы попа Сороку повидать.
— Пошто он вам?
— Кабы не было нужды, не пристали бы к вашему берегу. Дело есть.
— А что за народ? Незнаемы вы нам, а с такими разговор вести не об чем.
— Ты, парень, слушай, что тебе говорят. Дома отец ваш, иль как он вам доводится, — ведите к нему, нет — назад тронемся.
— Ну, ин быть по-вашему.
По узкой тропинке, уложенной известковым плитняком, поднялись наверх. Войдя в избу, незнакомцы покрестились в угол и присели на широкую сосновую скамью.
— Батюшка, слышь, тебя тут какие-то требуют. Сказывают, дело есть.
Кровать за дощатой заборкой заскрипела. Слышно было, как разбуженный сыном поп повернулся, звучно зевнул, затем сел, и кровать снова застонала под ним.
— Что за люди? — спросил густой бас.
— А кто их знает. Одеты срядно, тебя спрашивают.
— Зачем пожаловали? — спросил Сорока, выходя в горенку. Был он нечесан, и длинные космы грязными прядями спускались на плечи. Маленькие глазки хитро мерцали из-под нависших бровей.
— Разговор до тебя есть, — ответил старший из приезжих. — Ну-ка, Иван, достань…
Иван, нагнувшись, развязал принесенную из лодки кожаную кису, достал штоф, кусок осетровой спинки.
Перешли к столу.
— Кто такие будете? — уже мягче спросил Сорока.
— А есть мы — не знаем, как тебя звать-величать, — Андрей да Иван Баташевы.
— Из-под Касимова?
— А что, слышал?
— Слух, как вода, бежит.
— Ну, выпьем за знакомство.
Выпили по первой, по второй, потом по третьей, а разговора настоящего все не было, вертелся он вокруг того, какой зверь в лесах водится да как лучше на медведя ходить. Старшему, Андрею, прискучило это.
— Давай говорить напрямки. Места здешние довольно знаешь?
— Благословил господь.
— Железа нигде не встречал?
— Нашел намеднись конец пики ломаной.
— Ты не крутись. Раз слышал об нас, — знаешь, о каком железе речь ведем.
— Ну, коли напрямки, — скажу. Ведомы мне такие места. Кои колпинские показывали, кои сам усмотрел. Под старость, думаю, пригодится.
Братья подвинулись ближе к попу. Разговор пошел вполголоса. Более хитрый Иван посулил Сороке долю в рудниках, сказав, что выведет его сыновей в люди, и тот согласился им помочь. Андрей, услыхав братнин посул, хотел было возразить, но тот незаметно толкнул его локтем, и он промолчал.
Сорока неожиданным свиданием остался доволен. Надоело ему разбойничать, да и чувствовал он, что заниматься этим делом стало опасно, того и гляди донесут купчишки в Петербург. Не зря ездил он с найденным однажды в лесу серо-бурым камнем в Колпинку, небольшую деревушку под Муромом, где жили немногие оставшиеся от петровских времен рудознатцы. Хотел тогда сам объявить о находке, да передумал, ждал подходящего случая. Приезд Баташевых был кстати.
— Вот и добро, — сказал Сорока. — Зовите своих в избу. Выпьем во славу божию еще по единой, да и спать. Обутреет, поведу вас на рудные места.
В поход вышли на рассвете. Шли молча. Густой таежный лес тянулся на много верст, казалось, конца-краю нет деревьям. Узкая тропинка вилась по зарослям. Высокие корабельные сосны сменялись могучими лапчатыми елями, березы и осинник стояли вокруг болотин, поросших обманчивой ряской.
Много дичи разной в лесах муромских. Весной на пустошах тетерева чуфыркают, распуская крылья в любовной истоме, по верхушкам сосен белка прыгает, лиса в норах прячется. А если забраться поглубже в чащу, не только медведя, но и сохатого можно встретить.
Отошли верст шесть.
— Вот здесь, — гудел, размашисто шагая, Сорока, — верст на десять, а может, и боле, все руда залегает. Потому знаю, что часто поверх она выходит.
Братья молча переглянулись. Близкое залегание руды было знакомо по рязанским землям, где, неподалеку от Касимова, стоял у них на реке Унже завод.
Жадный до заводского дела Андрей сошел с тропинки в сторону. Через несколько минут вскричал брата:
