Валерий Прохватилов - Гангутский бой
Обзор книги Валерий Прохватилов - Гангутский бой
Валерий Прохватилов
ГАНГУТСКИЙ БОЙ
(повесть)
ПРОЛОГ
Гангутский бой… Он произошёл ранним утром 27 июля 1714 года. Это была одна из трёх побед российского флота, в память о которых на синих матросских воротниках издавна прочерчены три белые полосы.
Три победы — при Гангуте, при Чесме, при Синопе…
Три победы, но гангутская победа — самая трудная из них и самая памятная. Потому что она была первой. Именно тогда наконец увидел весь мир: появились у Русского государства силы, с помощью которых стало оно способно защищать свои рубежи не только на суше, но и на море. «Всякой, кто едино войско сухопутное имеет, — одну руку имеет, а которой и флот имеет, — обе руки имеет…» — так писал в предисловии к Морскому уставу Пётр I. Он — под именем Петра Михайлова, в званиях от бомбардирского капитана до контр-адмирала, заслуженных последовательно в боях, — не однажды сам ходил на врага, под ядра и пули, впереди остальных судов. Приходилось в те годы Петру не только флот русский строить, опуская на воду фрегаты и шхерботы, галеры и скампавеи, но и азбуку морских сражений на короткой практике постигать. Почти двадцатилетие — с 1700 по 1721 год — молодая Россия вела изнурительную борьбу с воинственной Швецией — шла великая Северная война. В ходе этой войны надо было не только вернуть свои исконные земли, надо было России и на будущее обезопасить свои границы. Снова, как уже не раз бывало в истории, речь шла не только о независимости, но и о самой жизни Русского государства…
1. «С БЕРЕГАМИ БЫЛА РОССИЯ, НО БЕЗ МОРЕЙ…»
вой древние владения приходилось России отстаивать в битвах не одно столетие кряду. Исконные русские земли возвращать, открывавшие прямой путь на Балтику: побережье Финского залива и невские берега. Новгородские и псковские рати не один раз вынуждены были в боях отступать под напором врага: побережье захватывали то польские, то шведские легионы, то ливонские рыцари. Особенно часто подвергались нападению прибрежные портовые города. Самые крупные из них — крепость Нарва и крепость Ревель (так в далёкие времена назывался Таллинн) — из рук в руки переходили неоднократно. Битвы за них были особенно жестокими. Это и понятно: кто владел портом-крепостью, тот владел и округой.
В 1558 году, ещё при Иване Грозном, во времена Ливонской войны, Нарву освободил знатный воевода, близкий к царскому двору, Алёшка Басманов. Был он не только храбрый воин, но и опытный, полезный для России торговец: приглашал заморских купцов, выкатывал на причал бочки мёда. Лес, пушнину предлагал, разную ремённую упряжь, кожу, лён да пеньку. А в ответ приходили в Нарву доверху гружённые разными заморскими товарами иностранные корабли — датские, французские, шотландские, английские и голландские.
Когда в 1581 году польский король Стефан Баторий древний Псков осадил, русские войска опять отошли и укреплённый торговый центр вновь был потерян: Нарву заняли шведы. Да и разве одну только Нарву мало было им этой крепости: потеснили они в боях русских воинов, земли все захватили — но заливу и по Неве. Флаги русские потоптали, укрепления передовые пожгли. Более чем на столетие воцарились шведы в этих местах…
Так и пришла Россия великая под знамёна Петра — как корабль на рейде с потухшими парусами: с берегами была Россия, но без морей.
Что же вообще представляла собой в то время, то есть до прихода к власти Петра, русская регулярная армия?
Пусть расскажет нам об этом сохранившийся в архивах документ — памятная записка московского посла во Флоренции Василия Чемоданова. Мы находим в ней подробное описание вооружённых сил Русского допетровского государства. Этот документ без волнения читать очень трудно. Гак и кажется, что он невольно как бы переносит нас с вами в те далёкие времeна.
«У нашего великого государя, — писал Чемоданов в записке, — против его государевых недругов, рать собирается многая и несчётная, а строения бывает разного: многие тысячи копейных рот устроены гусарским строем; другия многие тысячи, конныя, с огненным боем, рейтарским строем; многия же тысячи с большими мушкетами, драгунским строем; а иные многие тысячи солдатским строем. Над всеми ими поставлены начальные люди, генералы, полковники, подполковники, майоры, капитаны, поручики, прапорщики.
Сила Низовая Казанская, Астраханская, Сибирская — тоже рать несметная; а вся она конная и бьётся лучным боем.
Стрельцов в одной Москве, не считая городовых, 40 000: а бой у них солдатского строя.
Казаки донские, терские, яицкие бьются огненным боем; а запорожские черкасы и огненным и лучным.
Дворяне же государевых городов бьются разным обычаем: и лучным и огненным боем, кто как умеет. В государевом полку у стольников, стряпчих, дворян московских, жильцов — свой обычай: только у них и бою, что аргамаки резвы, да сабли востры; куда пи придут, никакие полки против них не стоят. То у нашего великого государя ратное строение».
Что ж, как видим, царский посол Василий Чемоданов был настроен в оценке российского воинства очень и очень оптимистично. Так вот прямо и пишет: никакие полки, дескать, против наших не устоят…
Но, однако, мы с вами сегодня не можем не отметить одного существенного просчёта посла: речь ведь в его записке идёт только о сухопутных силах — и ни одного нет слова о флоте.
Кстати говоря, теоретики и военные историки тех далёких лет вообще считали, что боеспособность русских вооружённых сил была ничтожна и что русская армия была несравнимо хуже армий Западной Европы. Однако это не так. В западных армиях главную ударную силу представляли, к примеру, наёмники — приглашённые на службу выходцы из разных стран, защищавшие те или иные королевские знамёна только за деньги. Русская же армия и тогда уже считалась национальной. То есть защищали Россию коренные жители России. В этом уже было главное преимущество. Даже несмотря и на некоторую техническую отсталость.
И однако ж наступило время, когда только сухопутные силы нe могли уже решать всех проблем. К началу XVIII столетия мало было уже государству Российскому для защиты своей лишь сухопутных войск. Тут, возможно, и задумался государь впервые над проблемой немалой, отражённой им позднее собственноручно в чеканной строке: «Всякой, кто едино войско сухопутное имеет, — одну руку имеет…».
Нужно срочно было искать России выход к морям. Чтобы торговать. Чтобы развивать науки, ремёсла, корабельное дело. Чтобы к нуждам государства приспособить опыт развитых европейских стран. Нужно было воевать со Швецией, многочисленные и хорошо вооружённые армии которой считались непобедимыми. Воевать со страной, подчинившей себе огромные пространства вдоль всего Балтийского побережья, покорившей часть не только финских или польских, но и русских земель. Воевать с талантливым шведским воином, молодым королём Карлом XII, с «братом» Карлом, как немного насмешливо любил подчёркивать в разговорах и бумагах своих Пётр I, с королём, всю жизнь мечтавшим расширить и расширять свои владения безгранично. Воевать, понимая, что долгая Северная война годами остаётся для России страшной обузой, что война эта вызвана одной только суровой необходимостью: возвращать запятые врагом земли, отстаивать рубежи.
«Какой тот великий герой, который воюет ради собственной только славы, а не для обороны Отечества!» — эти знаменательные слова Петра во многом раскрывают его позицию, его общее отношение к воине. Его цель была — защита рубежей, а не захват чужих земель. Это всё мы должны помнить, обращаясь сегодня взором к далёкому историческому прошлому страны.
Долгая Северная война была вынужденной для России. Она приносила всем странам, втянутым в неё, многочисленные лишения. Понимая это, Пётр всегда искал с Карлом мира, чтобы избегнуть ненужных жертв. Даже перед знаменитой Полтавской битвой, ставшей для России переломной в войне на собственной территории, летом 1709 года, Пётр написал:
«Жалею, что брат мой Карл, пролив много крови человеческой, льёт ныне и собственную свою кровь — для одной мечты быть властелином чужих царств. Но когда рассудительно не хочет владеть своим королевством, то может ли повелевать другими?.. Но при всём упорстве его, кровь его для меня драгоценна, и я желал бы мир иметь с живым Карлом. Я, право, не хочу, чтобы пуля солдат моих укоротила его жизнь».
Фанатичный Карл XII, однако, от любых мирных переговоров отказывался наотрез. Он вновь и вновь собирал под свои знамёна наёмников, платил им огромные деньги, разоряя при этом не только чужие территории, по и собственную страну.
