Кейт Аткинсон - Боги среди людей
Обзор книги Кейт Аткинсон - Боги среди людей
Кейт Аткинсон
Боги среди людей
© Е. Петрова, перевод, примечания, 2016
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2016
Издательство АЗБУКА®
* * *Посвящается Ройбену
Человек – это рухнувшее божество. Когда люди вернутся к невинности, жизнь станет дольше и будет переходить в бессмертие так же незаметно, как мы пробуждаемся ото сна.
Ральф Уолдо Эмерсон. Природа[1]«Искусство призвано нести истину о предмете, а не быть истиной».
Сильви Бересфорд-ТоддОднажды [св. Георгий] пришел в город Салем, близ которого жил змей, каждый день пожиравший кого-нибудь из жителей, выбираемых по жребию согражданами.
В тот день, когда пришел св. Георгий, жребий пал на королевскую дочь Клеолинду. Св. Георгий решил, что она не должна умереть, отправился на болота, где обитал змей, сразился с ним и убил его.
Оказываясь перед лицом препятствий или опасностей, даже самых серьезных, даже принявших обличье змея, он не уходил в сторону и не робел, но бросался вперед, не щадя ни себя, ни своего коня. Вооруженный одним лишь копьем, он вступал в битву, сражался не за страх, а за совесть и в конце концов одолевал врага, коего другие убоялись.
Именно так должен вести себя скаут перед лицом препятствий и опасностей, даже самых серьезных и пугающих, невзирая на скудость своего оснащения.
Роберт Баден-Пауэлл. Руководство по скаутингу для мальчиков30 марта 1944
Последний вылет
Нейзби
Он дошел до живой изгороди у кромки летного поля.
Обход территории. Ребята говорили «ежедневный моцион» и не находили себе места, если это правило нарушалось. Суеверные. Все как один – суеверные.
За живой изгородью тянулись распаханные под зиму голые поля. Он не загадывал увидеть алхимию весны – преображение темно-бурой поверхности в зеленую, а потом в бледно-золотую. Жизнь лучше измерять урожаями. Их он насчитал предостаточно.
Аэродром окружали плоские фермерские угодья. Сама ферма, квадратная и незыблемая, находилась в левой стороне. Чтобы самолеты не снесли дом, на коньке крыши по ночам зажигали красный маячок. Если при заходе на посадку конек оставался позади, ребята понимали, что это перелет и надо принимать меры.
Отсюда он видел дочку хозяина, которая во дворе кормила гусей. Какой-то был детский стишок… Нет, то было про хозяйку, которая оттяпала хвосты мышам. Жуткая картина. Бедные мышата, сокрушался он в детстве. Да и сейчас тоже. Детские стишки бывают на редкость кровожадными.
На дворе, в траве шурша,
Жили три слепых мыша.
А хозяйка ночью встала —
Всем хвосты поотрубала.
С дочерью фермера он так и не познакомился, даже не выяснил, как ее зовут, но, вопреки здравому смыслу, испытывал к ней самое сердечное чувство. Она всегда махала им вслед. Иногда к ней присоединялся отец, пару раз появилась мать, но ни один боевой вылет не обходился без прощания этой девушки.
Завидев его, она и сейчас помахала. Вместо того чтобы ответить тем же, он взял под козырек. Решил, что это ей понравится. С такого расстояния она могла различить не более чем военную форму. Девушка понятия не имела, кто этот человек. Тедди был всего лишь одним из многих.
Он свистнул, подзывая собаку.
1925
«Алуэтта»
– Гляди! – встрепенулся он. – Жаворонок! Полевой жаворонок. – Скосив глаза, Тедди заметил, что тетка смотрит в другую сторону. – Да нет же, вот там, – указал он пальцем.
Одна морока с ней.
– А-а, – в конце концов протянула она. – Вон где, вижу! Странно… что он там делает?
– Парит, а потом, наверное, опять улетит к небу.
Жаворонок взмыл на волне своей удивительной песни. Трепетный полет птицы и чудо ее музыки неожиданно растопили ледок в душе Тедди.
– Слышишь?
Театральным жестом тетушка приложила ладонь к уху. Расфуфыренная как павлин, она была здесь совершенно не к месту, особенно в этой затейливой, красной, как пожарный сигнал, шляпе с двумя пышными фазаньими перьями, колыхавшимися от малейшего движения. Не ровен час – охотники подстрелят такую дичь; он бы не удивился. И поделом будет, подумал Тедди. Время от времени ему разрешались – не кем-нибудь, а его собственной волей – варварские мысли: естественно, неозвученные. («Хорошие манеры, – наставляла мама, – это доспехи, которые следует надевать каждое утро».)
– Что я должна слышать? – переспросила наконец тетка.
– Песню. – Он запасся терпением. – Песню жаворонка. Все, уже смолкла, – добавил он, поскольку тетка упорно делала вид, будто прислушивается.
– Может, сейчас опять начнется.
– Вряд ли. Жаворонок улетел. Тю-тю. – Для пущей убедительности Тедди захлопал руками, как крыльями.
Ее знакомство с миром птиц ограничивалось фазаньими перьями. Да и от мира животных она была очень далека. Кошку и то не держала. К дворняжке Трикси, которая сейчас бежала впереди, с азартом обнюхивая пересохшую канаву, тетушка относилась с полным равнодушием. Трикси, самая верная его спутница, всегда была рядом, буквально со щенячьей поры, когда умещалась в кукольном домике его сестер.
Неужели тетушка ждет, что ее будут просвещать? – спрашивал себя Тедди. А иначе зачем они сюда тащились?
– Жаворонка узнают по его пению, – назидательно сообщил он. – По прекрасному пению.
Просвещать тетку в вопросах прекрасного было, разумеется, гиблым делом. Прекрасное – это данность, которую ты либо воспринимаешь, либо нет. Его сестры, Памела и Урсула, воспринимали. А старший брат Морис – нет. Братишка Джимми для прекрасного был еще слишком мал, а отец, как видно, слишком стар. У отца, Хью, была граммофонная пластинка «Взлетающий жаворонок», которую они слушали дождливыми воскресными днями. Но та чарующая музыка и близко не стояла к настоящей песне жаворонка. «Искусство, – говорила, точнее, внушала ему мать, Сильви, – призвано нести истину о предмете, а не быть истиной». Покойный дед Тедди по материнской линии был известным художником, и такое родство позволяло маме выносить авторитетные суждения об искусстве. Равно как и о прекрасном, считал Тедди. Все эти понятия – Искусство, Истина, Прекрасное – в маминых устах будто бы начинались с прописной буквы.
– Если жаворонок летает высоко, – без всякой надежды продолжал он, обращаясь к Иззи, – значит погода ясная.
– Ну, знаешь ли, ясную погоду видно безо всяких птичек: достаточно посмотреть вокруг, – сказала Иззи. – Сегодня, к примеру, погодка чудная. Люблю солнце, – добавила она, закрыв глаза и воздев к небу наштукатуренное лицо.
«Кто ж не любит солнца?» – подумал Тедди. Исключение составляла разве что его родная бабушка, жившая затворницей в Хэмпстеде: у нее в гостиной всегда были задернуты тяжелые бархатные шторы, чтобы не впускать в дом солнечный свет. Или чтобы не выпускать мрак.
«Рыцарский устав», затверженный наизусть из «Руководства по скаутингу», которое помогало ему в минуты растерянности (даже теперь, когда он по своей воле отошел от скаутского движения), гласил: «Рыцарство требует, чтобы юноши радостно и с доброй волей выполняли самую тяжелую и черную работу и чтобы они делали добро другим».
Видимо, к такому разряду обязанностей относилась и прогулка с Иззи. Как ни крути, это была тяжелая работа.
Заслонив глаза от солнца, он поискал в небе жаворонка. Тот больше не появлялся; пришлось довольствоваться маневрами ласточек. Ему вспомнился Икар: каким, интересно, выглядел он с земли? Наверное, огромным. Но ведь Икар – это миф, правда? После летних каникул Тедди предстояло отправиться в школу-интернат, но прежде нужно было многое разложить по полочкам. «Учись быть стоиком, дружище, – советовал ему отец. – Тебя ждет испытание – в этом, по моему разумению, и заключается весь смысл. Советую тебе держаться ниже парапета, – добавлял он. – Не тонуть, но и не высовываться, а барахтаться, так сказать, посередке».
Эту школу, по словам бабушки (той самой, из Хэмпстеда, единственной, поскольку мать Сильви давным-давно умерла), окончили «все мужчины у нас в роду»; можно было подумать, это закон, соблюдаемый с незапамятных времен. Тедди подозревал, что и сына его ждет та же участь, хотя сын еще только маячил где-то в невообразимо далеком будущем. На самом деле даже и не маячил – в его будущем имелась лишь дочка Виола, а сыновей не предвиделось. Об этом оставалось только сожалеть (не вслух, естественно, и уж тем более не в присутствии Виолы, которая ответила бы возмущенной отповедью).
Тедди поразился, когда Иззи вдруг запела и, что совсем уж невероятно, стала приплясывать. «Alouette, gentille alouette». Французского он, считай, не знал, но словечко «gentille» звучало красиво.
– Слышал это? – спросила Иззи.
