Лилия Бельская - «Стихи мои! Свидетели живые...»: Три века русской поэзии
В песне-частушке «На улице мороз…» на 26 строк четыре куплета (от 4 до 13 строк), а из 15 рифм — 10 внутренние, и иногда созвучия соединяют не середину и конец одной строки, а полустишия соседних: «Я на горочке стоял, да слёзы катятся: / Мне жениться велят, да мне не хочется». Рифмовка часто сменяется «холостыми» строчками, т.е. обязательность рифменных созвучий ещё не осознана и не выработана. А сами рифмы то подчёркнуты и многозвучны (девицу — небылицу, глянется — чванится, сальну — спальну), то эмбриональны и «легкокасательны» (мороз — пришёл, отецкий — колечко, подарок — китайски — надо), то тавтологичны (девицу — девицу, колечко — колечко).
Та же нестабильность и случайность наблюдается и в рифмовании ранней многострочной частушки. Рифмы непредсказуемы: появляются, исчезают, повторяются, нанизываются «цепочками», 3 — -члены составляют чуть ли не четверть всего рифменного состава, нередко включая повторяющиеся пары (взойдут — идут — идут — ведут, конец — подлец — подлец, матерям — дочерям — дочерям — вечерам). Повторение одинаковых рифмующихся слов (и строк) и однородных грамматических и морфологических форм роднит первые частушечные рифмы с песенными «авторифмами» (О. Федотов), также возникая на основе параллелизма.
Чует, чует моё сердце.
На чужой сторонке жить.
А ещё больше скучает —
Царю белому служить,
Царю белому служить,
Шинель серую носить.
Грамматическая и морфологическая однородность рифм доходит до 80% и порождает рифменный автоматизм: льются — напьются, тётушка — работушка, дорогой — родной, одеваешься — сбираешься, продаст — даст.
Эмбриональность начальных частушечных рифм проявляется и в фонетической их структуре: графические и фонологические (точные) дают менее 60%, а в акустических (неточных) разнозвучия затрагивают не суффиксы и флексии, а корневую часть слова: заведу — пошлю, щеголюшка — девушка, играет — имеет, солнышка — Иванушка, сетовали — метали. Диссонансность и разноударность рифмующихся слов при совпадении окончаний — тоже отзвук песенного параллелизма. Ср. в песнях
Над ущельями взойди над глубокими,
Над лесами взойди над дремучими,
Над долинами взойди над широкими,
Над лугами взойди над зелёными.
И в частушках
Волоса у друга чёрненьки,
Мы слюбилися печальненьки,
Волоса, кудри хорошеньки,
Мы слюбилися молоденьки.
В многострочной частушке преобладает смежная рифмовка (почти 80%), изредка встречается перекрёстная (12,7%) и неполно-перекрёстная (хаха — 10%); последняя, возможно, на первых порах возникает как следствие разделения длинных строк на два полустишия.
Ты играй, играй, тальянка,
Подломились все мехи.
Богомолку возьму взамуж,
Призамолит все грехи.
Во всём этом ощущается ориентация частушки на песенные традиции. И ещё одна особенность сближает её с песнями — высокий % дактилических клаузул и рифм (30,6% и 33,7%). А некоторые частушки целиком строятся на дактилических краезвучиях.
Где же моя шапочка,
Где ж моя боровая?
Вот она, фартовая,
Не скажу которая.
Где же моя милая,
Где же чернобровая?
Вон, сидит на краечке
В белом полушалочке.
Частушечные рифмы заканчиваются преимущественно на гласные звуки (до 70%), что характерно для песенных окончаний строк с их протяжной мелодикой (см., например, в песне «У государыни матушки»: дочери — хорошие — отдали — боярина — отдали — подьячего — отдали — татарина — приехала — матушка — государыня и т.д.). Такая «открытость» свойственна в частушках не только дактилическим, но и женским и мужским рифмам: глядите — кладите, люди — груди, воду — году, реки — руки.
В то же время ранняя частушечная рифма впитывает в себя и некоторые черты пословичной: многочисленность мужских (45%; по подсчётам Д. Самойлова, в пословицах и загадках — 50%), разнородность и разноморфемность рифменных пар (вечера — нечего, завсегда — беда, велика — старика; ср. пословичные: кума — пошла, Пахому — такому), предударность созвучий, так называемые глубокие рифмы: жителя — уважителя, голоса — коса, хохочете — хочете (ср. в пословицах: пропала — попала, пора — топора, дорожке — горошком). Близость к пословицам обнаруживается и в строении акустических рифм — предпочитаются не усечённые, а замещённые и перестановочные, при этом если в книжной поэзии мужские рифмы подвергаются фонетическому расподоблению в последнюю очередь, то в фольклоре неточные мужские так же часты, как и другие метрические типы: старик — горит, отец — молодеть, самовар — вам; корову — дорогу, первая — дельная; ср. в пословицах: горазд — пропасть, умён — в нём, ворону — корову).
Обращают на себя внимание и семантически неожиданные, каламбурные рифмы, напоминающие пословицы: на снег — погаснет, качай — на чай, кумачу — не хочу (ср. «Авось да небось — хоть вовсе брось», «Велик да глуп — так больше бьют»). С этой «игровой» семантикой связано употребление омонимических и паронимических, слогоначальных и поглощаемых рифм, нередких в пословицах: пождём — пойдём, суд — осудь, пораньше — подальше; «Пошла Настя по напастям», «И наша правда будет, да нас тогда не будет». Из этих видов рифм в ранней частушке первые отсутствуют, вторые редки (рядная — родная), а третья и четвертая довольно заметны: погас — подаст, пожар — побежал, маленькому — маменьку и старику — реку, ели — захотели, любчик — голубчик, будете — забудете.
Итак, на начальном этапе своего формирования рифма частушек основывается на традициях и песен, и пословиц. Влияние же книжной поэзии почти не ощутимо: перекрёстная рифмовка мало употребительна, «куплетность» не сложилась (от 8 до 36 строк), конечные усечения (наиболее распространённый вид неточных литературных созвучий) не встречаются, малочисленны женские, йотированные (оканчивающиеся на -й) и закрытые (на согласные звуки) рифмы.
Следующий этап развития частушечного жанра и его рифмовки — 6-строчная частушка. В ней уменьшается число холостых (нерифмованных) строк (с 18,7% до 11,6%), и они сочетаются с перекрёстно рифмующимися (хаха — 20%), хотя по-прежнему превалирует смежный тип рифмования, доходя до 92%, т.е. предпочтительны двустишия. Половина всех 6-строчных частушек состоит из трёх двустрочий разных рифменных видов и сочетаний — от мужской рифмовки (ааввсс) до сплошь дактилической (16 видов). Резко снижается количество трёхчленов и многочленов (с 22,7 до 7,2%).
Рифма всё больше становится осознанным приёмом, расставаясь с непреднамеренностью и непредсказуемостью. Сокращаются повторы строк и рифмующихся слов (13,6 и 5,6%) и случайных, автоматических созвучий, вроде вставай — вставать, хорошенький — хороша, была — бранилася, тальянка — головка. Повышается «точность» рифмы (с 60 до 72%), разнообразнее выбор частей речи в разнородных парах: сыто — мыта, боле — подоле, богачу — сворочу, ай да — молода.
Усиливается шуточная, игровая семантика: дураку — табаку, милого — кривого, рыло — было; «Я хотела в воду пасть — / Заорали во всю пасть», «Эка, дура лешева, / Куда рубль повешала». А порой в частушках звучат пословичные рифмы и даже вся пословица целиком: «Не ходите замуж, девушки, / Ни за какие денежки» (ср. поговорку «Рубль да денежка, да красна девушка»).
Разорился парень бедный —
Купил девке перстень медный;
Разорился окаянный —
Купил перстень оловянный;
Разорился до конца —
Купил девкам три кольца.
(первые две строчки этой частушки представляют собой пословицу, записанную ещё В. Далем).
Снижение удельного веса суффиксально-флексивных и глагольных рифм (8 — 10%) свидетельствует о разложении песенного параллелизма (раненько — маменька, старая — ставила), но остатки его полностью не исчезли, присутствуя и в композиции частушки, и в рифмовке (полюшко — горюшко, лесок — голосок, песенки — лесенки, свекровушке — золовушке, упершись — обнявшись).
Много, много походила
По росе, по травушке,
Много, много потерпела
По напрасной славушке;
Девушка не травушка:
Не вырастет без славушки.
В 6-строчную частушку в отличие от ранней многострочной понемногу проникают отголоски литературного рифмования: учащаются усечения (жизнь — ложись, мама — замуж), снижается % дактилических рифм (до 25%) и средняя длина рифмующегося слова (с 3 слогов до 2,8), увеличивается число местоименных рифмокомпонентов (краю — мою, домой — мой, ты — бедноты, мне — вине), йотированных, закрытых и смешанных рифм (горой — водой, сынок — оброк, омета — Федотом) и неполно-перекрёстно рифмующихся катренов (хаха), которые были характерным признаком песенных стилизаций, начиная с песни «Среди долины ровныя» Мерзлякова и кончая знаменитым «Варягом» («Наверх же, товарищи, все по местам!»).
