Елена Холмогорова - Рама для молчания
Заканчиваем день партией в маджонг. До чего ж приятно ощущать пальцами старинную слоновую кость! Составляем причудливые комбинации с экзотическими восточными названиями: «Хвост дракона», «Ветряные ворота», «Ряд, пунг и пара», «Три великих ученых». М. сегодня вообще несказанно повезло: он достал «Луну со дна моря». Маджонг – занятие для долгих зимних вечеров, но зимы у нас такие суетные, что коробку с игрой мы так ни разу и не открыли, тем более что партнеров – Виту с Мишей – на длинную игру заполучить нелегко. Хочется закончить хотя бы «круг зюйда», но азарт зажигает одну Виту – она выспалась, а у нас веки будто медом смазаны. С трудом завершаем «круг иста».
О, тяжкая доля собственника! Приобретение дома – а ведь каким новеньким и крепеньким казался, когда осматривали его впервые: уж на наш-то век хватит! – сулило буколические радости. Впрочем, любого нормального хозяина такие смотрины рассмешили бы – ну кто станет покупать дом, не войдя вовнутрь (в тот день бывшие владельцы забыли в Москве ключи)? Е. только обошла вокруг, приникая к каждому окошку (что она там разглядела?), ощупала теплые бревна и вдруг поняла: этот дом – мой. А М. для принятия решения хватило трех белых на участке, что росли под высокой березой.
Когда «мышеловка захлопнулась», т. е. были получены все бумаги, удостоверяющие наши права на дом, и прошла эйфория, выяснилось, что он, как и всякая собственность, требует ухода и, соответственно, вложения капиталов. Это урок всем, кто хочет хоть чем-нибудь владеть. То крыша, то ступеньки, тут прогнило, там расшаталось… Так что первое десятилетие ушло на полное обустройство: водопровод, сараи, клумба. Сажали и плодовые деревья: сначала яблони, погибшие от морозов, зайцев и подземных крыс, потом – две вишни (третья тоже не выжила), давшие за все годы целых девять ягод, да и те склевали птицы.
Покончив с необходимым, принялись за излишества. Возникла пристройка с душевой кабинкой и теплым ватерклозетом. Е. слышала по радио, как представитель риелторской фирмы расхваливал квартиру в элитном доме, напирая на то, что там площадь ванной комнаты целых девять квадратных метров. Ну прямо как наша пристройка – три на три! И как верх разврата вдруг смертельно захотелось сидеть вечерами у горящего камина и глядеть на живой огонь…
И вот в углу красуется камин, но терраса завалена строительным мусором, что приводит впечатлительного М. в ужас. Впрочем, всякое нарушение порядка в первую минуту повергает М. в шок: кажется, что никогда мир не вернется в свое привычное, удобное состояние. Но на это есть великолепная пословица: глаза боятся, а руки делают. Сейчас этих рук в наличии три. Две левые и одна правая. Непрошеный возраст артритом постучался к Е. и вывел из игры ее правую руку. Закованная в лангету, она может исполнять только подсобную роль, как та же Е. назвала одну из своих книг – «Лучшая роль второго плана». Зато очень способствует исполнять должность главнокомандующего. Приказов хватило бы на добрую дивизию, но М. один, мнит себя офицером, которому меньше взвода не дадут, дальше Кушки не пошлют. Да вот беда, куда б ни послали, солдат не придали, и все надо делать самому.
Как ни странно, порядок воцарился тем же вечером. А сейчас проблема: какие васильки собрать для окончательного украшения террасы. Во ржи васильки высокие, норовят обогнать колосья, в овсах – низенькие, но широковетвистые, на одном стебле три-четыре цветка. Побеждает лень: за высокими надо идти в горку, потом – через поле клевера и тимофеевки, а низенькие – вот они, за забором через дорогу. Тут вдруг встал лингвистический вопрос: почему «во ржи», но «в овсах»? Не скажешь ни «в овсе», ни тем более «во ржах».
Вернувшись с васильковым по цвету и ботанической сути букетом, обнаруживаем, что камин уже используется. Кошка Марыся уютно свернулась клубочком в самом его жерле. Е. хватается за фотоаппарат – картина презабавная. Ничего, опробуем вечером камин – не полежишь.
Вечера ждать не пришлось. Атлантический океан перегрелся, испарился, кажется, весь и опрокинулся неслыханным ливнем на нашу бедную землю. А где-то там, в отливах, обнажилась, выйдя на поверхность, загадочная страна из древнегреческих сказаний. Ее не обнаруживают с воздуха лишь потому, что в такие часы погода нелетная. Природа, истомившаяся зноем, ликует, раскатываясь веселыми громами, а Е. печалуется: «Опять дорогу размыло!» После такой грозы ожидается солнышко, голубоватый пар над изумрудной травой… Дудки! Ливень перешел в унылый нескончаемый дождик, мгла за окном не рассеялась, а только сгустилась, объяв пространство ранними сумерками.
Давно ждала своего часа бутылка белого вина, привезенная весной из поездки сквозь бескрайние виноградники Эльзаса и Лотарингии. Сегодня есть достойный повод – премьера камина. Дело тормозит очередной лингвистический казус.
М. утверждает:
– Затопим камин.
Е. кипятится:
– Топят печку, а камин разжигают.
М. настаивает:
– Нет, разжигают костер! Вот тебе доказательство – сам Иван Алексеевич Бунин:Что ж, камин затоплю,
Буду пить.
Хорошо бы собаку купить.
Была у нас собака… Не просто собака, а самая лучшая на свете. Так и видно ее сейчас в отсветах пламени. Лежит задумчиво, положив морду на лапы, вздыхает. А кот Бурбон пристроился где-то рядом. Они любили друг друга, и пес умер от тоски через две недели после смерти кота. Бедная Марыся – чудная девочка, перед которой все время стыдно за невольные сравнения. А собаку новую мы едва ли купим… Гроза не прошла даром. Отключили электричество. И мы оказались обречены провести вечер не просто у камина, а вдобавок при свечах. Настоящий романтический ужин. Что ж, не бывает худа без добра.
Каждой пятнице, как известно, предшествует четверг. Для М. это особый день – надо убрать дом, чтобы встретить Е. в полном блеске, а еще наполнить вазы цветами. Лучшие цветы произрастают на берегу Дёржи. Вдоль спуска из сорока ступеней, когда-то выложенных старательным односельчанином, ярко-желтыми солнцами горят пупавки, их оранжевая разновидность в Сибири называется жарками. И ярко-голубыми фонарями то здесь, то там вспыхивает цикорий. Ближе к реке качаются синие султанчики шалфея. И свысока на мелочь посматривает желтый коровяк. За ноги цепляет липкая травка с белыми мелкими цветочками – ясменник. Мы сравнительно недавно такие грамотные в ботанике. Сосед из деревни Мозгово сделал М. поистине царский подарок: вручил ему в какой-то торжественный час двухтомный определитель «Травянистые растения СССР». Оттуда почерпнули прелестное название травки, в наших палестинах не растущей, только на Дальнем Востоке: джефферсония сомнительная. «Погодка джефферсонится», – говаривает Е., когда в час, предназначенный для прогулки, небо вдруг обкладывается грозовыми тучами. Возвращается М. с полной охапкой, а потом добрых два часа составляет букеты по росту и цветовой гамме. Искусству икебаны он не обучался, но для дилетанта, по мнению Е., получается неплохо.
Каждая наша машина обретала имя собственное. Как с наречением младенцев и зверей, чаще всего это действо носит инфернальный характер, и результат не поддается разумному объяснению. Впрочем, бывают и вполне логичные имена – в честь кого-нибудь или по каким еще признакам. Вот была, например, у нас машина Мурёнка, поскольку в техпаспорте ее цвет морской волны был обозначен как «мурена», потом – Бацилла (уменьшительно-ласкательное Циля), поскольку буквы ее номера составляют фамилию великого микробиолога – КОХ, а сейчас опять Мурёнка, поскольку согласные в номере РНК.
В пятницу утром по крышу в пыли или грязи в зависимости от погоды, преодолев путь в двести пятьдесят километров, Мурёнка въезжает в распахнутые ворота. Разгрузив багажник, М. непременно спрашивает:
– Что нового в столице?
Но Москва бедна новостями. Даже в ту пору, когда не было мобильников и Интернета, особых происшествий не случалось: разве что ураган в июле 1998 года и дефолт в августе. Теперь же при ежедневной безлимитной связи вопрос и вовсе превратился в ритуальный. Что раньше, что теперь деревенских новостей неизмеримо больше. В тиши полей и лесов событием становится всё: у кого потек холодильник, у кого кошка пропала на трое суток, кто в знойную неделю умудрился принести с десяток белых, у кого пионы распустились на неделю раньше срока – да мало ли важного случается здесь каждый день.
А еще приезжает автолавка. Это огромный крытый грузовик, дребезжащий всеми сочленениями на ухабистой дороге. На подъезде к деревне он начинает оглушительно сигналить, оповещая народ, как вечевой колокол. Но мог бы и не затрудняться – народ уже образовал очередь. В этом году случилась полная победа капитализма: по разным дням недели стали приезжать машины из двух конкурирующих магазинов и бороться за покупателя.
Любопытства ради – нам от автолавки ничего не нужно, ее клиенты – старики-пенсионеры или «безлошадные» отпускники – М. идет на вечевую площадь. Только закрыл калитку, из-под ноги раздается:
