Иштван Барт - Незадачливая судьба кронпринца Рудольфа
Неизвестно, откуда взялась эта версия о воспалении легких, ведь князь Кобургский всего лишь несколькими часами раньше распивал чай в компании Рудольфа и мог убедиться, что простуда принца не столь уж опасна. Похоже, мысль эту для пущей убедительности внушил ему Рудольф, задумавший простуду как обманный маневр. Не исключено также, что наследник симулировал болезнь; в то утро, когда гости прибыли на заранее условленную охоту, Рудольф встретил их с завязанным горлом и дал князю Кобургскому и графу Хойосу следующее объяснение: он отправился в Майерлинг не поездом, как обычно, а в карете (в ходе расследования это обстоятельство подтвердилось), дорога оказалась плохая — занесенная снегом и обледенелая, не раз приходилось вылезать из застрявшей кареты и толкать ее, он, Рудольф, разгорячился и в результате сильно простыл.
Верить этому объяснению или не верить? В словах Рудольфа преданный ему граф Хойос, почти до конца, как и князь Кобургский, ничего не подозревающий, также обнаружил "много непонятного" — разумеется, задним числом, когда он, оправившись от потрясения, написал мемуары, в которых пытался с дотошностью воспроизвести события двух майерлингских дней. "Его рассказ выглядел несколько загадочным, — пишет он, — поэтому я и не стал допытываться".
*Нам и самим понятно, что из-за постоянных экскурсов описание парадного ужина продвигается вперед замедленными темпами, и все же не хотелось бы упустить из виду и всю историю в целом. Дойдя в своем повествовании до этого места, то есть вплотную подступив к завершающим, роковым моментам, мы хотим подвести некоторый итог, хотя вывод, возможно, уже напрашивается сам собой: Рудольф не вдруг решился на поездку (ее неожиданный, стихийный характер — всего лишь видимость) и Майерлинг был не случайно выбран из всех окрестных замков Вены. Этот небольшой охотничий замок служил принцу укромным прибежищем, однако было у него и более важное преимущество: Майерлинг находился очень близко к столице и в то же время как бы на отшибе, туда можно добраться легко, быстро и — главное! — с разных сторон. Но входило ли в намерения Рудольфа скрываться? И вообще, мог ли он рассчитывать на то, что его местопребывание сохранится в тайне?
Если бы нам удалось это выяснить, мы извлекли бы весьма существенные выводы. Судя по всему, наследник не слишком надеялся утаить свою поездку от окружающих, а потому и постарался окутать ее маскирующей дымовой завесой.
Но неожиданным, спонтанным путешествие это никак быть не могло (вопрос только, какова его цель…), ведь к похищению Марии необходимо было подготовиться (собирался ли он с самого начала взять ее с собою, и если да, то для того, чтобы потом?..), да и о приглашенных (в качестве кого: свидетелей? клаки? статистов в задуманном грандиозном спектакле?) Рудольф позаботился загодя. Графу Хойосу было сообщено об охоте в Майерлинге за неделю до срока (значит, примерно неделю спустя после увековеченной на золотом портсигаре и, судя по всему, действительно роковой даты 13 января), когда они с Рудольфом охотились в Орте — придунайских императорских охотничьих угодьях.
— Любезный Хойос, если у вас есть желание и время, составьте мне компанию к концу следующей недели в Майерлинге; поохотимся на козуль в Венском лесу. День я пока что не могу вам назвать точно, очень уж много дел.
А в субботу, 26 января, принц сообщил и точную дату-
— Приезжайте во вторник, 29-го, с Филиппом фон Кобургом, он также приглашен, — извещает он через главного императорского егеря Водичку.
Стало быть, приготовления (готовилось ли заранее что-либо другое, помимо охоты, по-прежнему остается неясным) велись не втихомолку, но о них и не трубили на каждом перекрестке. Ведь речь шла о небольшой охотничьей вылазке, что считалось при дворе будничным делом. По свидетельству охотничьего дневника, который Франц Иосиф вел собственноручно, императором за долгие годы правления было подстрелено в общей сложности 48 345 штук крупной дичи. (Мелкая добыча в счет не шла.) Сам Рудольф, располагая куда меньшим временем, довел число своих трофеев всего лишь до 800 оленей. Этот результат и вовсе бледнеет по сравнению с неутомимым охотничьим азартом будущего наследника Франца Фердинанда, который — если это правда — к пятьдесят первому и вместе с тем последнему году своей жизни загубил более полумиллиона лесных тварей. (Заметим походя: все Габсбурги были страстными охотниками.) Summa summarum[11]: какая затея могла сойти неприметнее, чем небольшая охотничья вылазка? Да и облюбованное принцем место не вызывало ничьего удивления; каждый, кого интересовали разъезды наследника, был в курсе, что Рудольф частенько наведывается в этот скромный замок (даже и не замок, а скорее крупную усадьбу), хотя за последние годы по большей части в одиночестве (сочинять анонимные статьи для газеты Сепша), а не так, как бывало, — с супругой и с обширной компанией на несколько дней, когда наследник прихватывал с собою и свой любимый цыганский оркестр из Темешвара.
Впрочем, как они бывают обставлены, эти "негласные, без шумихи” поездки принца?
''Следует отметить, — пишет барон Краус в своем донесении, — что инспектор Хабрда через своих агентов в Бурге прознал о поездке и рано утром доложил мне, что наследник сегодня уезжает на охоту в Майерлинг, где пробудет несколько дней, однако час отъезда сохраняется в тайне; далее следует также отметить, что поразительным образом в отличие от установившегося порядка вместо положенной свиты и постоянного повара на этот раз с ним поедут всего несколько человек прислуги, в том числе старая кухарка Мали и некая судомойка по имени Кати".
Еще ничего не случилось, просто барышня исчезла из дому, да и то можно догадаться — куда, а шеф полиции уже составляет рапорт по поводу наследника. Барон Краус наверняка рассчитывает таким образом отвести от себя удар, ведь он подозревает, что Рудольф причастен к исчезновению девушки. Да и вообще важно все, что касается наследника: император в любой момент может потребовать отчета. А барон Краус — исправный полицейский. Знает свое дело и инспектор Хабрда (неспроста получит он столь важное поручение в будущей майерлингской истории, а может, уже исподволь готовится к тому, чтобы со временем заступить на место барона Крауса и возглавить столичную полицию); инспектор Хабрда — отличный служака, от его внимания не укроется ни одна самая пустяковая деталь. Не иначе как похвалой орлиной зоркости его полицейского ока следует воспринимать подчеркнутое выражение ("поразительным образом") в отчете его шефа. Да и впрямь поразительно; ни егерей, ни оружейника, ни поваров (со всей необходимой утварью), ни виночерпия, ни кондитера — как обычно. Лишь старуха Мали и судомойка по имени Кати — незнакомая и оттого вызывающая подозрение. Уж не затевается ли что-нибудь из ряда вон выходящее?
А если бы еще инспектор Хабрда знал о том распоряжении, которое Рудольф отдал своему камердинеру накануне вечером, по пути на прием к Ройсу!
— Лошек, в Майерлинг со мною поедете вы!
А между тем в понедельник с утра на службу заступал Пюхель. Однако Рудольф, по-видимому, доверял одному Лошеку. (И с полным основанием: Лошек молчал как могила, а Пюхель, скорее всего, был агентом Крауса.)
Итак, Лошек, в понедельник утром дождавшись Пюхеля, сдал ему дворцовую службу и, вместо того чтобы отправиться домой, к жене, собрался и на пару с Водичкой двинулся на вокзал, к майерлингскому поезду, чтобы успеть до приезда Рудольфа сделать необходимые приготовления. Но по пути он заглянул в пропахшее капустой жилище Братфиша и передал "лейб-кучеру" письменное распоряжение господина. Согласно показаниям Братфиша, ему было велено в половине одиннадцатого подъехать к Аугустинер-Рампе, одному из боковых флигелей Бурга, куда выходила уже упомянутая железная дверца.
Зубчатые колесики "плана" гладко сцепляются, и мы почти уверены, что "план" существовал в действительности. Правда, Рудольфу явно не раз приходилось импровизировать, он сдвигает распорядок событий, то и дело переносит вперед срок отъезда, но возможно, тем самым хочет держать прислугу в неуверенности. А может, и впрямь случилось нечто непредвиденное, и события стали разворачиваться не по "плану". (Непредвиденные обстоятельства — уже на этой стадии? Уж не они ли привели к тому, что невинная загородная прогулка обернулась смертельной трагедией?)
Судьбу ли хотел перехитрить Рудольф или инспектора Хабрду, которому, это уж точно, и в голову не приходило, какая роль ему отведена в сей не сочиненной заранее пьесе?
Мы бы знали все — или почти все, — если бы знали одно-единственное: действительно ли Рудольф отправился в Майерлинг умирать. А так понапрасну напрягаем мы зрение, вглядываясь в составленную чуть ли не с идеальной точностью карту жизни Рудольфа, пока не зарябит в глазах, но видим лишь бессмысленные знаки и перепутанные, перечеркивающие одна другую линии; сквозь их паутину не пробивается план, который все бы нам разгадал, разгадай мы его очертания.