Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…
— Господин Дидро, — ответила Екатерина. — Я слушала с величайшим удовольствием революционные построения вашего блистательного ума. Они годятся для написания прекрасных книг, но их нельзя применять в управлении государством. И знаете, почему? Потому, что вы и я находимся в разных положениях: вы работаете на бумаге, которая гладка и все терпит, а я — на человеческой коже, которая раздражительна и щекотлива!
НЕ РАЗЕВАЙ РОТ!
Как-то раз у малолетнего сына известного немецкого биолога и популяризатора науки В. Бельше разболелся зуб. Приведя плачущего и упирающегося мальчугана к дантисту, отец стал уговаривать его сесть в кресло и открыть рот. При этом он, дабы придать сыну смелости, наглядно показывал ему, как это надо сделать. И тут врач, случайно заглянув в рот Бельше, сказал:
— Э-э! Да у вас у самого зубы не в порядке! А ну-ка, садитесь в кресло…
Возвращаясь домой без зуба, срочно удаленного дантистом, Бельше горестно сокрушался:
— И как это я мог забыть главную заповедь ихтиологов? Воистину: рыба, которая не разевает рот, никогда не попадается на крючок!
ПРЕДСКАЗАНИЕ НАОБОРОТ
Подготовка к полету наркома иностранных дел В. М. Молотова в США весной 1942 года велась в обстановке такой секретности, что главе Советского правительства И. В. Сталину приходилось вникать даже в некоторые технические детали предприятия.
— Каков процент точности ваших данных? — спросил он специалиста, ответственного за прогноз погоды по маршруту перелета.
— Сорок процентов, товарищ Сталин! — доложил тот.
— Маловато, — заметил глава правительства и предложил: — А вы предскажите все наоборот, и тогда точность у вас повысится до шестидесяти процентов!
ОСНОВАНИЕ НАЗНАЧЕНИЯ
И в царской России на высшие государственные посты зачастую назначались люди, не сведущие в том деле, которым им предстояло руководить, но пользующиеся поддержкой влиятельных лиц. Например, в 1903 году, возглавив правительство, граф С. Ю. Витте так характеризовал одного из «специалистов», вошедших к нему в подчинение:
— Наш министр земледелия в жизни не видел иных полей, кроме полей своей шляпы…
ЭТО-ТО — ПОНЯТНО, А ВОТ КАК КОРАБЛИ…
В 1885 году на Московско-Курской железной дороге, тогда еще однопутной, произошло чрезвычайное происшествие: товарный состав был пущен навстречу поезду, в котором ехал сам министр путей сообщения адмирал К. Н. Посьет (1819–1899). К счастью, опасность заметили, поезда вовремя остановили, товарняк дал задний ход, и оба состава потихоньку пришли на станцию, где министр на чем свет стоит стал распекать начальника станции.
— До какой же степени небрежности надо дойти, чтобы пустить один поезд на другой! — гремел Посьет. — Вы что же, не догадывались, что они могут столкнуться? Почему молчите, я вас спрашиваю? Отвечайте!
Железнодорожник, и без того глубоко переживавший за случившееся, был доведен криками министра до белого каления. Выведенный из себя, он решился на величайшую дерзость. Все знали, что блестящую карьеру Посьета омрачал один конфуз: командуя фрегатом, на котором путешествовал брат царя великий князь Алексей Александрович, он умудрился столкнуться в Северном море с другим судном, которое нанесло фрегату тяжелые повреждения. Об этом-то железнодорожник и напомнил министру.
— Вот вы, ваше высокопревосходительство, все говорите, что не можете понять, как можно пустить один поезд на другой. Конечно же, это ошибка, и раз она сделана, поезда — куда уж понятнее! — должны встретиться: ведь путь-то один, не отвернешь. А вот как корабли сталкиваются в море, где, кажется, очень даже достаточно места, чтобы разойтись, так это, ваше высокопревосходительство, вы сами соизволили видеть, когда командовали фрегатом…
ЖИЗНЕННО ВАЖНЫЙ КРЕДИТ
В сочинении «Военные хитрости» римский историк Полиен описал разнообразные уловки, к которым прибегали правители для сохранения своей власти, — не только в боевой обстановке, но и в мирной, при борьбе с собственными подданными. В том числе и такую.
Однажды боспорский царь Левкон I, «узнав, что многие из его друзей и граждан составили против него заговор, созвал всех иноземных купцов и попросил у них взаймы все деньги, сколько у кого было, говоря, что ему выдают врагов. Когда же купцы с полной готовностью одолжили деньги, он собрал их в свой дворец, открыл составленный гражданами заговор и попросил купцов быть его телохранителями, так как они получат свои деньги, только если спасут его. И действительно, купцы, желая спасти свои деньги, вооружились и сделались: одни — его телохранителями, другие — стражами дворца. Тогда Левкон при помощи их и наиболее преданных ему друзей схватил и перебил участников заговора, упрочил за собой власть и отдал купцам деньги».
НЕ МЫ — ЕМУ, А ОН — НАМ
К 70-м годам XIX века известность математика, создателя петербургской научной школы, академика П. Л. Чебышева (1821–1894) прокатилась по всей Европе. В частности, тогдашний президент Французской академии Шарль Эрмит (1822–1901) был настолько восхищен теоретическими трудами русского коллеги, что счел своим долгом выхлопотать для него орден Почетного легиона. Награда была незамедлительно выделена, оставалось уведомить самого награжденного — составить соответствующее письмо в Петербург. Но вот тут-то и вышла заминка. Варианты, предлагаемые его помощниками и секретарями, Эрмит безжалостно забраковывал:
— Не то! Совсем не то! Не так надо писать, — втолковывал он им. — Этот русский Ньютон не любит официальных почестей и с вашим «честь имею» не примет орден. Да и не за подписью министра. Следует написать от имени академии и подчеркнуть, что не мы оказываем ему честь, а просим его оказать честь нам и принять орден. Тем самым как бы мы присоединяемся к имени выдающегося ученого с мировой славой…
А немного погодя добавил:
— Пожалуй, Чебышев нам не ответит. Точно не ответит. Но и конфуза с отказом не будет.
Пафнутий Львович и не ответил. Он действительно не придавал никакого значения орденам и медалям.
И НИКАКОГО МЫЛА!
Первый в Германии химический факультет в университете (земля Гессен) был организован в 1824 году знаменитым химиком Юстусом Либихом (1803–1873). При этом ему пришлось приложить немало усилий, дабы преодолеть сопротивление профессоров, считавших, что химия нужна только аптекарям. Упрямились и немецкие купцы — спонсоры, говоря современным языком. Выделив деньги на переделку казарм в учебные аудитории они взамен требовали подготовки на факультете мыловаров.
В день торжественного открытия факультета Либих должен был выступить с вводной лекцией. Старейший университетский профессор Г. Зинмайер предупредил его:
— На лекции будут не только студенты-отличники, но и уважаемые, весьма состоятельные люди земли Гессен. А потому я настоятельно попрошу вас не подпускать никаких шпилек в их адрес и не нарушать наших старых традиций добропорядочности.
— Что может быть добропорядочнее, чем истина! — успокоил его Либих.
И, взойдя на кафедру, он в первых же фразах не отказал себе в удовольствии решительно высказать именно истину.
— Господа! — раздался громовой голос юного ученого. — Настоящий химик — не какой-то там изготовитель мыла или серной мази. Я совершенно не намерен готовить на своем факультете каких-то там фабрикантов соды. От тех, кто собирается у меня учиться, потребуется освоение всех основ химических и физических знаний, научный образ мышления. Что же касается практических задач, то на моем факультете я категорически не позволю на них оглядываться. Только после овладения всеми научными законами и правилами экспериментов у студента сам по себе появится ключ к дверям, за которыми — польза от химии. И она, естественно, куда больше, чем какое-то там мыло…
НЕПЕРЕВОДИМОЕ УЧЕНИЕ
Не зная немецкого языка, французский философ-позитивист Огюст Конт (1798–1857) никак не мог постичь обширных и сложно написанных трудов знаменитого немецкого философа Георга Гегеля (1770–1831). Поэтому при личной встрече он дружески попросил его сформулировать суть своих идеи «вкратце и на французском языке».
— Мое учение нельзя изложить ни вкратце, ни на французском языке! — мрачно ответствовал Гегель.
ВИДАЛИ МЫ ЭТУ АМЕРИКУ…
Будучи командированным в США, Д. И. Менделеев (1834–1907) повстречал на Филадельфийском выставке, посвященной 100-летию Штатов, группу русских мастеровых, приехавших монтировать павильоны и стенды русской экспозиции. Разговорившись с ними, Дмитрий Иванович был удивлен тем, что Америка не произвела на них благоприятного впечатления. Все-то им здесь не нравилось, все-то было глупо, суетливо, не по человечески, словом, не шло ни в какое сравнение с порядками и обычаями родного отечества.
