Журнал «Техника-Молодёжи» - ОДНАЖДЫ…
Не желая раскрывать карты и давать набойку изделиям конкурентов, Форд небрежно ответил:
— Знаете, я сейчас в отпуске, катаюсь так себе, ради удовольствия, и никуда не тороплюсь. И поскольку поломка в пути, которая, чего скрывать, вполне возможна на этой, сами посмотрите, машине, не грозит нанести делового ущерба, она мало волнует меня. Но если бы мне пришлось отправиться по делам, то я — конечно же, без всяких сомнений! — воспользовался бы самой лучшей, самой надежной в мире продукцией фирмы Форд.
ОТЕЦ И ДЕТИ
В XIX веке на западе Америки была создана сеть начальных миссионерских школ, куда ежегодно командировались епископы евангелической церкви для проведения ревизий. Так вот, в 1901 году один из таких епископов был приглашен на вечерний чай директором ревизуемой школы Хорнером и его коллегами. Насытившись, гость откинулся на кресле и важно изрек:
— Мне кажется, мистер Хорнер, что вам следует уделять больше внимания преподаванию учения церкви и меньше нажимать на науку, ибо, насколько я могу судить, мы не открыли еще ни одного более-менее порядочного закона природы.
— Не могу согласиться с вами, — осмелился возразить учитель. — Конечно, наши научные знания еще невелики, но настанет день, когда человек, скажем, сможет летать по воздуху, как птица.
— Да за такие мысли вам прямая дорога в ад! — побагровев, сердито воскликнул епископ Райт, отец… Уилбера и Орвилла Райтов, которые через два года совершили свой исторический полет на отмели Китти-Хоук.
ТЕМ, ЧТО ВНУТРИ, А НЕ СНАРУЖИ…
Доброхоты не раз советовали знаменитому американскому автопромышленнику Г. Форду (1863–1947) возвести для фирмы помпезные хоромы, которые должны были бы символизировать ее грандиозные производственные и финансовые успехи. Форд упорно отказывался, говоря:
— Я желаю приобрести известность автомобилями, а не зданиями, в которых они производятся!
БЕЗ ВИНЫ ВИНОВАТЫХ НЕ БЫВАЕТ
Предметом особой гордости Форда была система отбора руководящих кадров, которая позволяла ему быстро отсеивать неспособных администраторов. Когда его спрашивали, в чем главный принцип этой системы, он отвечал:
— Если, проанализировав причины плохой работы того или иного производственного участка, вы убеждаетесь, что виноватых нет, то можете смело закрывать свою лавочку!
«САМОЕ ВЕСКОЕ ОБОСНОВАНИЕ…»
Осенью 1941 года, когда немцы оккупировали никопольские месторождения марганца, в стране возник острейший дефицит этого металла, необходимого для производства вооружения. В связи с этим крупнейший знаток геологии Сибири академик В. А. Обручев (1863–1956) экстренно разработал план посылки геологических разведок в ряд районов Урала, где, по его соображениям, должны быть залежи марганца. Однако руководство встретило план с недоверием.
— Для развертывания изыскательских работ, — сказали Обручеву, — нужны серьезные обоснования.
— Самое веское обоснование моего плана, — отрезал Владимир Афанасьевич, — мнение специалиста такого уровня, как я…
«И ТЫ, СКОТИНА?»
Едва ли не во все хрестоматии по истории Древнего Рима вошел эпизод, связанный с гибелью Гая Юлия Цезаря (102 или 100 — 44 до н. э.). Увидев среди своих убийц сенатора Марка Юния Брута, он сказал ему:
— И ты, Брут?
Эта странная фраза, ставшая последней в жизни Цезаря, породила массу кривотолков. Одни утверждали, будто диктатор был потрясен предательством Брута, которому всегда благоволил. Другие договаривались до того, что Брут являлся незаконнорожденным сыном Цезаря и что смысл слов сводился к отцовско-укоряющему: «И ты, мой мальчик?»
Но самую оригинальную трактовку этого эпизода дал знаменитый шлиссельбуржец, почетный член АН СССР Н. А. Морозов (1854–1946). Николай Александрович попенял историкам на то, что они не удосужились перевести собственные имена римских героев на русский язык. Если бы они сделали это, всякая неясность была бы устранена. Ведь Цезарь сказал:
— И ты, скотина?
Как известно, Брут, вместе с Кассием возглавивший заговор против Цезаря и одним из первых нанесший ему удар кинжалом, через два года покончил с собой.
ТЕСТ НА СООБРАЗИТЕЛЬНОСТЬ
Когда отмечалось 60-летие Ленинградского механического института имени Д. Ф. Устинова, после торжественного вечера, посвященного юбилею, состоялся банкет в ресторане «Невский». Мероприятие стало приятным сюрпризом для приглашенных (всем еще были памятны антиалкогольный указ и шумная газетная кампания по соблюдению показушной скромности), а потому атмосфера в зале царила самая непринужденная. Произносились подобающие случаю тосты, прочувствованные слова в адрес альма-матер… Но вот со своего места поднялся летчик-космонавт, доктор технических наук Г. М. Гречко и заявил:
— Нет больше моих сил таить в себе это. Как выпускник военмеха, я просто обязан признаться перед бывшими сокурсниками — увы, друзья, однажды мне довелось сильно опростоволоситься…
За столом наступила тишина. Оказывается, отправляясь в длительный космический полет, Георгий Михайлович вместе с коллегой контрабандно захватил фляжку коньяка. На орбитальной станции они сперва подкреплялись им довольно обычным способом, насколько позволяли, конечно, условия невесомости; когда коньяка поубавилось, стали вышибать его кулаком, затем же мять фляжку, чтобы выжать его, словно зубную пасту, ну а в конце и это не помогло. Так и пришлось оставить немалую часть напитка во фляжке. При возвращении на Землю ее, естественно, не захватили, а новому экипажу ради конспирации ничего толком не сказали. Каково же было потрясение Георгия Михайловича, когда вернувшиеся «сменщики» доверительным тоном горячо поблагодарили его за коньяк. «Как же вы допили фляжку?» — изумился он. И в ответ услышал ехидное: «Для этого надо иметь не высшее образование, а хотя бы среднее воображение…»
Тут Гречко вдруг прервал свое повествование и спросил именитых гостей:
— А вы, столкнувшись с такой проблемой, как бы вы решили ее?
Столь неожиданный тест на сообразительность вызвал бурное обсуждение. Решения предлагались одно хитроумнее другого, но тут же отвергались оппонентами, оперировавшими математическими выкладками на салфетках. Наконец, когда «мозговой штурм» завершился явным тупиком, Георгий Михайлович сжалился над собравшимися:
— Решение настолько же элементарно, насколько и оригинально, требующее определенных навыков и знаний законов механики. Так вот, один космонавт присасывался к горлышку фляжки, а другой давал ему крепкий подзатыльник, и порция коньяка оказывалась во рту!
«СЕЙЧАС МЫ ИХ ТОЛЬКО ХОРОНИМ…»
Князь Александр Сергеевич Меншиков — правнук знаменитого петровского сподвижника — отличался едким, ироничным складом ума. Служил он в высших учреждениях морского ведомства, где продвижение по службе шло весьма туго и адмиралами становились лишь в очень преклонном возрасте. А потому смертность среди этих чинов была чрезвычайно высокой.
Как-то раз на очередных похоронах Николай I по-свойски спросил Меншикова:
— И отчего это у тебя так часто умирают члены Адмиралтейств-совета?
— Ваше величество, — возразил Меншиков, — ведь умерли-то они давно, а сейчас мы их только хороним…
«САМОЕ РЕДКОСТНОЕ И ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОЕ»
Граф Клейнмихель перед самым пуском железной дороги Петербург―Москва ухитрился сдать ее на откуп американцам. Заокеанские ловкачи соблазнили графа в буквальном смысле копеечным расчетом, выпросив себе полторы копейки серебром за каждый пуд груза, перевезенного на одну версту. Но, казалось бы, столь ничтожная сумма обернулась такими убытками для русской казны, что общество возроптало… Вот в это время в Петербург и прибыла персидская делегация, которой Николай I приказал показать все самое редкостное и достопримечательное, что есть в столице, включая и тогдашнюю новинку — железную дорогу.
— Все ли замечательное было показано персам на дороге? — после их визита спросил император ответственных за прием.
— Все, ваше величество.
— Все — да не все, — заметил случившийся при этом разговоре Меншиков. — Самого-то редкостного и самого достопримечательного вы персам так и не показали.
— Чего же это? — заинтересовался император.
— А контракта, заключенного графом Клейнмихелем с американцами…
НЕ Я, А ОН!
Известный русский хирург профессор Гюббенет, прославившийся своими операциями во время Крымской войны, имел брата — киевского полицмейстера, с которым у него были весьма натянутые отношения. Когда Александр II вскоре после коронации приехал в Киев, ему в числе других профессоров университета представили и Гюббенета.
