Евгений Костюченко - Русские банды Нью-Йорка
— Что за дела? — уже спокойнее заговорил Морелло. — Я, вроде, никого не обидел. За что вам приказали меня убрать? Кто вас послал?
— Нас прислал Черный Испанец, — сказал Илья. — Нам приказано только передать тебе кое-что на словах.
Глазки итальянца забегали, но он сказал очень равнодушно:
— Я не знаю никакого испанца.
— Зато он о тебе знает. Он уважает тебя и дона Игнасио. Но ему не нравится, что твои ребята пасутся на его земле. Русские кварталы не должны платить итальянцам.
— Мои ребята? — Гангстер переводил взгляд с одного дробовика на другой. — Они даже не знают дорогу к русским кварталам. Где это?
— В Десятом округе.
— Передай Испанцу, что его надули, — уверенно сказал Морелло. — Мои туда не ходят.
— Передам, — сказал Илья. — Значит, братья Пакконе — не твои люди?
— Какие еще братья? — Морелло очень убедительно изобразил крайнее недоумение.
— Маттео, Томмазо и Пьеро.
Гангстер презрительно взмахнул пальцами:
— Нет, они — не мои люди. Они вообще сардинцы. Снюхались с безбожниками, сидят в чужих кабаках, и даже поговаривают, что их видели за одним столом с полицейским начальником. Я не отвечаю за них. И если Испанцу не нравится, что они заглядывают в русские кварталы, то пусть он сам им об этом скажет.
— Договорились, — Илья кивнул и отдал револьвер итальянцу.
Они сели в пролетку, где их ждал Томас.
— Как прошло? — спросил он.
— Морелло отказался от них.
— А зачем вообще надо было с ним говорить?
— Так положено, — сказал Илья. — Не мы эти правила придумали, не нам их менять. Куда ты дел его охранника?
— Сидит в подворотне.
— Надо бы его развязать.
— Сами развяжут, когда найдут, — махнул рукой Томас. — Куда теперь?
— Теперь расходимся. Встретимся в три часа у «Черной Розы». Братцы Пакконе появятся там не раньше пяти.
«Если появятся», — хотел добавить он, но смолчал. Ребятам незачем было забивать голову предположениями.
Если Морелло говорил правду, получается, что братцы работали на кого-то постороннего, либо на свой карман. Тогда все просто: собрав дань, они придут в «Черную Розу», и выйдут оттуда без денег. И больше не появятся.
Если же сборы с русских кварталов поступали в кассу Игнасио Лупо, то братья придут с подкреплением, будут настороже, и придется сегодня их не трогать. Придется готовить засаду, придется стрелять наповал. Вряд ли удастся отбить деньги, но зато Черный Испанец докажет серьезность своих намерений. И тогда начнется война.
А может быть, и не начнется, если итальянцы додумаются сначала навести справки насчет Черного Испанца — Салливан через своих осведомителей распустил слухи о появлении в Десятом округе крупной и хорошо вооруженной банды. А Морелло подтвердит, что это настоящие головорезы — стал бы он разговаривать с какими-то сопляками!
Дону Игнасио незачем ввязываться в очередной передел границ, тем более что, по всем понятиям, нечего ему было делать в русских кварталах. Скорее, там могли хозяйничать бандиты из Ист-Сайда или из Бауэри, но никак не из «Новой Италии».
И если итальянцы посмеют устроить заваруху на чужой территории, то на их землю нагрянут чужаки с ответным визитом. Прольется кровь, она потребует возмездия, и маховик войны раскрутится, отвлекая гангстеров от более важных и прибыльных дел, чем засады и налеты на своих собратьев по ремеслу — на радость копам. В общем, такая война никому не нужна.
Когда Салливан объяснял все это Илье, его доводы казались логичными и неопровержимыми. Но достаточно было один раз заглянуть в маслянистые глазки Морелло, чтобы понять — на логику лучше не надеяться.
И он надеялся только на то, что братья Пакконе уступят, подчинившись очевидному превосходству.
* * *«Черная Роза» — довольно странное название для зеленной лавки. Странное, если не знать, что зеленью торговали только с уличного лотка, а внутри лавки помещался небольшой бар. Три столика по углам, стойка с пивными кранами и бочонком виски — а вовсе не с овощными соками. Но и это было только прикрытием. Основной доход зеленщику-китайцу приносила комнатушка в подвале, где особо важных гостей угощали опиумом.
По пятницам «Черная Роза» работала только до вечера, а потом ее двери наглухо закрывались. Это время было посвящено братьям Пакконе, которые не любили развлекаться при посторонних. Они приходили сюда, закончив обход русского квартала. Запирались, и только в понедельник выползали на свет.
Братья появились чуть позже пяти. Вошли — и остановились на пороге.
— Эй, Синг! — позвал один из них хозяина лавки. — Что за дела?
Китаец выбежал им навстречу из-за стойки, суетливо разводя руками и оглядываясь на клиентов, основательно засевших в дальнем углу.
— Извините, дон Маттео, ничего не могу поделать. Пришли какие-то цветочники, напились в зюзю и сидят. Я им и так объясняю, и эдак — ничем их не проймешь. Ну, я предупредил, что у них будут неприятности. Но не звать же полицию, верно?
Илья, слушая скороговорку зеленщика, приподнял голову над столом и сонно огляделся. Увидев гостей, толкнул локтем Томаса, который дремал, привалившись к стенке:
— Слышь, кажись, нас обратно выгоняют.
— В задницу всех, — невнятно, но достаточно громко пробурчал напарник, не открывая глаз. — За свои деньги я могу сидеть, где хочу.
Василь и Андрей на другом конце стола меланхолично перебрасывались в картишки. Они даже головы не повернули, когда Маттео Пакконе заорал на них с порога:
— Эй вы, ублюдки! Выметайтесь отсюда, пока я не выпустил вам кишки!
Илья подмигнул Василю, и хохол с сожалением бросил карты на стол. Он поднялся, пошатываясь, и подхватил с лавки цветочный ящик. За ним встал Андрей. Оба двинулись к выходу. Но Томас и Илья остались сидеть за столом.
Маттео был самым крупным из братьев, хотя и не самым старшим, и уж точно, не самым умным. Он отдал Пьеро свой саквояж и направился к наглым пьянчужкам, на ходу расстегивая пиджак. Томмазо шагнул за ним, по пути толкнув плечом Василя, да так, что «пьяный цветочник» чуть не выронил ящик.
Пока все шло, как и ожидалось. Илью беспокоило только то, что третий братец, Пьеро, остался на пороге, держа в обеих руках по саквояжу. Но вот оба «цветочника» зашли ему за спину и замешкались на выходе.
«Все, теперь не уйдет», — подумал Илья и поднялся навстречу Маттео.
Тот был на голову выше, и его толстые пальцы украшала пара боевых колец — ими можно было запросто рассечь сонную артерию. Под распахнутыми полами пиджака блеснули перламутровые рукояти револьверов.
