Клиффорд Ирвинг - Король долины
— Это тебе, — спокойно сказал он. — Подарок.
Она приняла брошку, и он заметил, что лицо ее просветлело. Это было лицо счастливой женщины. Его это глубоко тронуло — такое лицо он видел впервые в жизни. Это и порадовало его, и обеспокоило. Что это может означать? Как он этого добился?
Они прогуливались по безлюдному руднику, он показывал ей шахты и направление жилы, а потом внезапно остановился и, насупившись, взял ее за руку. Второй рукой он коснулся шрама на своем лице.
— Скажи, это тебя беспокоит? Ты считаешь, что я урод?
Она улыбнулась и провела пальцем по красной отметине. Он от этого вздрогнул.
— Только глупых женщин заботит лицо мужчины. Ты хороший человек — добрый и благородный. Когда-то, когда ты станешь постарше, ты осчастливишь какую-нибудь девушку.
Он покраснел.
— Я так не считаю… Я не считаю, что жениться — это так важно…
— Это потому что ты боишься. Но страх покинет тебя.
Он долго молчал, потом наконец заговорил — было видно, что ему трудно говорить.
— А ты… как ты… я хочу сказать, что ты почувствуешь тогда?
— Когда ты бросишь меня? — Телма улыбнулась. — Я буду скучать по тебе, мне будет печально какое-то время. Я не думаю, что это скоро произойдет — ты еще слишком молодой. Будь я помоложе, или ты постарше, может, все было бы иначе. Может быть, я чувствовала бы себя несчастной — уже теперь. Но ты ничего не можешь изменить. Я не маленькая девочка. Я понимаю жизнь…
— Наверное, это несправедливо, — пробормотал он.
— О, Клей! А что такое справедливость? Разве ты не доволен?
— Доволен.
— И я тоже.
Он смотрел на нее, не отрываясь, с благодарностью. Глаза у нее были карие, с поволокой, лицо, пожалуй, слишком полное, чтобы назвать его по-настоящему красивым; в первый раз он увидел в морщинках вокруг глаз и рта следы давно перенесенных страданий. Не один я ношу шрам, — подумал он. — Так не слишком ли я себя жалею?
— Пойдем, — сказал он, нахмурившись, — поехали обратно на ранчо.
Так прошла зима. Ранней весной он послал Большого Чарли с десятком людей отогнать три тысячи голов скота в Шривпорт, а сам со второй такой же командой отправился в короткий перегон — они гнали пять тысяч голов отборных мясных коров в Форт-Самнер. Перегон занял три недели; проезжая на обратном пути через Санта-Фе, Клейтон купил браслет с бирюзой и рубинами для Телмы.
А когда он появился в Дьябло, его ждало письмо от Гэвина.
Он медленно прочитал его при свете керосиновой лампы в гостиной большого дома на ранчо. Он знал, что Гэвин не умеет ни хорошо писать, ни правильно излагать мысли, так что кто-то явно писал за него. На письме была дата, штемпель почты города Нью-Йорка, а почерк был женский.
«Дорогой сын!
Я скоро возвращаюсь. Я узнал от Эда обо всем, что случилось — он не хотел писать раньше, чтобы не беспокоить меня; он также сообщает, что заставил тебя дать обещание, чтобы и ты не писал мне — по той же причине. Как ужасно то, что случилось с Эдом! Мы все должны быть вместе с ним в годину его несчастья.
Я горжусь тем, что ты совершил, сын мой, Эд описал мне все в подробностях. Я говорил тебе, что ты будешь нужен в долине, и я оказался прав. Война близится к концу, армия Союза громит мятежников и воздаст им полной мерой за все их деяния. Я это знаю со слов самого генерала Шермана. Я также слышал от надежных источников, что отряд полковника Джеймса Дж. Стюарта численностью в двести пятьдесят человек был почти полностью уничтожен в Теннесийской кампании, а те, что остались живы, опозорили себя, дезертировав и разбежавшись по домам. Я рад, что ты не имеешь с ними ничего общего.
Я расскажу тебе все о Нью-Йорке, когда возвращусь. Да, это замечательное место, и я тут замечательно провел время. Когда-нибудь мы с тобой приедем сюда вместе, и я покажу тебе все достопримечательности.
Есть у меня новости, сын мой. Я возвращаюсь домой не один. Три дня назад я обвенчался в Маленькой Церкви За Углом (это так называется самая настоящая церковь [23]) с молодой леди из хорошей нью-йоркской семьи, которую звали в девичестве Лорел де Лонг. В пору цветения вишни мы поедем в Вашингтон, округ Колумбия, в небольшое свадебное путешествие, а потом поедем на поезде до Санта-Фе, и прибудем домой почтовым дилижансом примерно пятнадцатого числа следующего месяца. Не стану говорить, что она будет для тебя, сын мой, новой матерью, потому что она не намного старше тебя годами, но я знаю, что ты будешь обожать ее так же, как и я. Она — королева.
Пожалуйста, проследи, чтобы в доме была чистота и порядок, не забудь о ЖИВЫХ изгородях и цветах. Ты можешь сообщить людям новости, и я не буду возражать, если меня и миссис Рой встретит небольшая депутация горожан.
А пока, сын мой, как всегда с наилучшими пожеланиями здоровья, и с любовью…»
Письмо было подписано твердым неразборчивым почерком Гэвина:
«Твой отец»Часть третья
ИСХОД
Глава двадцатая
Королева Гэвина была единственной дочерью нью-йоркского коммерсанта из джентльменов, умершего отнюдь не романтической смертью от водобоязни, когда Лорел было десять лет от роду, а ее брату шестнадцать. Поэтому детей вырастила супруга покойного, миссис Джеймс де Лонг, с помощью суровой древней няньки и благодаря щедрости дядюшки по отцовской линии. Помощь дядюшки была действительно щедрой и к тому же как нельзя более уместной, ибо, когда после смерти де Лонга разобрались в состоянии его финансов, оказалось, что он был в значительно большей степени джентльменом, чем коммерсантом. Он тогда как раз занялся оптовой торговлей привозным суконным товаром и опрометчиво предоставил ряд кредитов нескольким таким же благородным негоциантам, как он сам. К счастью, Флора Силден выходила замуж за Джеймса де Лонга не с пустыми руками, у нее оставались кое-какие личные средства, и, кроме того, ее приданое в десять тысяч долларов, вложенное в ценные бумаги, было все еще не тронуто, да еще существовал этот дядюшка. Однако ощутимых доходов, таких, какие подобают нью-йоркской семье с положением, у де Лонгов не было, и рассчитывать на их появление в будущем не приходилось.
И миссис де Лонг решила жить скромно и бережливо, поджидая удобного случая. Ведь у нее есть дочь, по всем признакам обещающая превратиться в красавицу, и у нее есть сын, Роберт, который когда-нибудь сумеет сделать карьеру. Жила она по-прежнему в старом фамильном особняке на Юниверсити-Плас, лишь заперла несколько комнат наверху да рассчитала дворецкого и кучера. Ей оставалось только подождать лет восемь, пока Лорел войдет в возраст, да еще годиков пять-шесть, прежде чем Роберт займет подобающее джентльмену положение.
