Клиффорд Ирвинг - Король долины
— Ладно, сынок. Ты играешь так, как тебе нравится. Больше я рта не раскрою. Ты только помни — я не против тебя, я за тебя.
Клейтон опустил глаза, пробормотал что-то, чего Сэм не расслышал, а потом тяжелыми шагами вышел из бара.
Было еще рано, а он ничего не ел с полудня. Неподвижный воздух постепенно леденел в кулаке вечернего холода. Дальше по улице он заметил огни в кафе. Он медленно пошел туда, глубоко вдыхая, чтобы как-то прочистить мозги. Ему хотелось побыть одному, поужинать в молчании, но все же чтобы вокруг было тепло. На ранчо, конечно, найдется что поесть… но он открыл дверь в кафе и скользнул в угловую кабинку у самой стены.
Официантка, которая обслуживала его, была новенькая (прежняя вышла замуж и уехала в Санта-Фе). Не очень молодая — по его оценке, около тридцати. Она приняла заказ и ушла, а он смотрел вслед, пытаясь оценить тело под белым платьем, выпачканным подливкой. Бедра мягко перекатывались. Он сразу почувствовал возбуждение, старые ночные видения ворвались в его сознание. Он хотел ее — так сильно, что был готов на все, готов был потом снести любое оскорбление и даже собственное презрение.
Но, как выяснилось, в этом не было нужды. Девушка вернулась и принесла ему ягнятину с тушеным картофелем. Она была крашеная блондинка с полными красными губами, широкими округлыми грудями, крепкими руками и длинными острыми ногтями.
Он подождал, пока последний посетитель покинет кафе, потом подозвал ее и попросил присесть к столу.
— Меня зовут Клейтон Рой, — церемонно сказал он. Она ответила, что ее зовут Телма и что она знает, кто он такой.
— Вам вовсе не было нужды говорить мне, мистер Рой. Кто же не знает вас в этом городе? Сидеть с вами — это — честь…
Клейтон покраснел, а женщина улыбнулась ему — теплой, поощрительной улыбкой. Она приехала в Дьябло всего неделю назад, а ранчеры уже при случае пытались подкатиться к ней; но она всем отказывала. Она уже повидала виды, вышла замуж совсем молоденькой за пьянчугу, который обслуживал игорные столы в Альбукерке, и достаточно знала жизнь, чтобы, приехав в чужой город, не спешить и ждать благоприятного случая. Она боялась связывать себя, но все же не могла обходиться без мужчины — есть такой тип женщин. Еще до того, как Клейтон сел за стол, она уже сделала выбор. Она пару раз видела его на улице — он проезжал на своем широкогрудом мустанге; она слышала, как люди говорят о нем: с уважением, опаской и с жалостью. Он как будто взывал к обеим ипостасям ее души — и к матери, и к ребенку.
Они немного поговорили за столом, пока он ел, а потом она закрыла кафе на ночь.
— Ваш отец в отъезде. Вы, должно быть, чувствуете себя совсем одиноко на этом большом ранчо.
— Да. Вы где остановились?
— Сняла комнату у миссис Оуэн. Такая суетливая старуха — минуты покоя не дает.
Он прочистил глотку и хрипло сказал:
— Не хотите ли вы поехать ко мне на ранчо?
— Чтобы остаться там? — спросила она, улыбаясь.
Он покраснел густо.
— Нет… я не могу… я имею в виду, что я только имел в виду…
Телма положила теплую ладонь ему на щеку, и каждый нерв в его лице затрепетал.
— Я знаю, что ты имел в виду. Да, — сказала она, — я поеду.
Она надела пальто и набросила на плечи толстую шаль, пока Клейтон сходил через улицу за конем. Он посадил ее в седло, а сам, ведя мустанга под уздцы, пошел рядом, вверх по улице и дальше, через темную прерию, к своему дому. Единственным звуком в тишине были ритмичные удары копыт по земле. Он ощущал странное спокойствие и умиротворенность, шагая под холодным светом зимних звезд, ведя коня с женщиной, молча сидящей в седле — как если бы он уже очистился от внутреннего напряжения, даже до того, как наступил миг облегчения.
Он повернулся к ней и произнес очень серьезно:
— Люди будут говорить, вы ведь знаете…
Он не мог видеть ее лица, скрытого в тени, но она рассмеялась низким горловым смехом.
— Пусть говорят. Мне безразлично, если это тебя не волнует.
— Меня? — он горько рассмеялся. — Почему меня должно волновать, что обо мне скажут?
— Да… ты выше всего этого. Вот этим ты и понравился мне с самого начала.
Ее хрипловатый голос, доходящий из темноты, вызывал в нем дрожь, он положил руку на теплую лошадиную шею и ускорил шаги.
Теперь она уезжала с ним на ранчо три-четыре раза в неделю, а по воскресеньям, когда миссис Оуэн сама работала в кафе и Телма была выходная, она проводила на ранчо ночь и день. Вскоре ей пришлось переговорить с миссис Оуэн, которая заметила ее частые отлучки, а однажды в шесть утра видела, как она въезжает в темный город на мерине Клейтона. Но она была слишком независима, чтобы обращать внимание на бабьи пересуды, и заявила миссис Оуэн, что, пока она хорошо исполняет свои обязанности и не опаздывает на работу, своим свободным временем может распоряжаться, как хочет.
Но главным было то, что она пользовалась популярностью среди мужчин. Дела в кафе шли неплохо, а после того, как город понял, где она проводит ночи, торговля сильно оживилась. Мужчинам было интересно поглядеть на нее — как же, женщина Клейтона Роя! — и они просиживали в кафе часами, шутили с ней и толковали между собой, какая она может быть в постели. Но обходились они с ней почтительно, никто уже не пытался за ней приударить, потому что никому не хотелось связываться с молодым шерифом. В первый раз они увидели в Клейтоне что-то человеческое, и мужчины глубоко и искренне радовались за него. Он продолжал пить и играть, но игра его стала теперь не столь отчаянной. Не то чтобы он стал чаще выигрывать, но теперь он проигрывал меньше, а когда случалось выиграть, он, вроде, радовался, и это тоже прибавляло ему человечности в глазах окружающих. Люди теперь шутили с ним, они чувствовали себя легче и лукаво подмигивали ему, когда он расплачивался в конце игры и вежливо прикасался к шляпе, прежде чем выйти в дверь и направиться в кафе.
Телма ничего не требовала и была с ним терпелива. Во-первых, он более чем удовлетворял ее тело, во-вторых, она осознавала, что достигла определенного положения в городе. Она была женщиной Клейтона, и ее не волновало, что ей приходится одной ходить в церковь в воскресенье утром, или что он не прогуливается с ней по главной улице в воскресенье после обеда, как другие мужчины прогуливаются со своими женами или девушками. Он отдал в ее распоряжение своего старого спокойного мерина. Воскресными вечерами она возвращалась в город, ставила лошадь в платную конюшню, Джо Шарп приветствовал ее — и она ощущала гордость.
Что же касается Клейтона, то он не переставал размышлять. Он был удовлетворен, впервые в жизни он ощущал, что его страсти утолены. Она любит меня, — думал он (хотя вовсе не вкладывал в это слово романтического смысла; просто это было единственное известное ему слово для обозначения отношений, когда за удовольствия не надо платить), и она ничего не требует. И он тоже старался быть добрым с ней. Если ему случалось выиграть за покерным столом, он давал ей денег на новое платье или шляпку. Однажды ему пришлось поехать в Санта-Фе, чтобы встретиться с правительственным чиновником и договориться о ежегодной отправке скота в Форт-Самнер. Он пробыл в городе всего один день и одну ночь и привез оттуда золотую брошку. Он вернулся в Дьябло в субботу, а в воскресенье, когда Телма пришла из церкви, повез ее в горы, чтобы показать серебряный рудник отца. День выдался чистый, морозный, воздух был голубой и прозрачный. По дороге он вытащил брошку из кармана своей овчинной куртки и отдал ей.
