Дэвид Томпсон - Зов свободы
— Ты уверен, что эти юты не попытаются обойти нас и устроить засаду? — спросил Нат.
— Так же как раньше был уверен, что они нас не заметят, — усмехнулся траппер.
— Ну тогда я спокоен, — пошутил Нат.
Они оседлали лошадей и поскакали на северо-запад по равнине, тянущейся на десятки миль до подножия гор.
— Пусть этот случай послужит тебе уроком, — сказал Шекспир, после того как они проехали четверть мили, не обнаружив следов индейцев.
— Дай угадаю каким. Никогда не поворачивайся спиной к юта.
— Нет. Надо доверять своему чутью, не обращая внимания на то, что тебе говорит пусть даже более опытный товарищ. Слушай свой внутренний голос, как я люблю повторять. Он спасал мою шкуру столько раз, что и не сосчитать.
— Но на этот раз твое чутье не предупредило тебя о приближении ютов, — заметил Нат.
Его спутник усмехнулся:
— Мне пришло на ум другое мое любимое выражение. У тебя и мозгу-то в голове не больше, чем у меня в пятках![3]
— Любопытная мысль, — сказал Нат, успокоившись. Стычка с ютами станет для него еще одним воспоминанием о Диком Западе.
— Это придумал старый Уильям. «Троил и Крессида». Действие второе, сцена первая.
Юноша изумленно покачал головой:
— Ты действительно хорошо знаешь своего Шекспира.
— Полагаю, что так. Кто бы мог подумать, что я получу классическое образование в колледже Скалистых гор?
— Где это?
— Колледж Скалистых гор — так мы, трапперы, называем длинные зимние ночи, когда слишком холодно, чтобы охотиться, и мы сидим в хижине у огня, обсуждая все на свете.
— Зик не рассказывал мне об этом.
— У твоего дяди не было времени, чтобы рассказать тебе все о здешней жизни. Дай срок, через несколько лет ты уже не будешь таким зеленым.
— Я не знаю, останусь ли здесь надолго, — признался Нат.
— Останешься.
— Как ты можешь быть настолько уверен?
— Ты — Кинг.
— Ну и что? У меня остались братья в Штатах, которые никогда не выезжают за пределы Нью-Йорка.
Старый охотник посмотрел на спутника:
— Ты другой. Ты похож на своего дядю, тебя тянет в дорогу, полную опасностей и приключений. Именно это и меня привело сюда много лет назад.
— Лет?
— Иногда кажется, что прошло много времени, — задумчиво сказал Шекспир. — Годы здесь тянутся дольше, без мелкой суеты. В Штатах, особенно в городах, большинство людей день за днем делают то же, что и накануне. Они просыпаются в одно и то же время, ходят на одну и ту же работу, возвращаются в одни и те же дома и ложатся в те же постели, укрывшись теми же одеялами. Их жизненный путь похож на след падающей звезды, эти люди не успевают оглянуться, как на крышку их гроба уже бросают землю, а они даже не попробовали всего, что может предложить им жизнь.
— Я никогда не думал об этом.
— Со временем ты все поймешь и согласишься со мной.
Нат вспомнил недавнее событие:
— Если доживу.
ГЛАВА 3
Прошло еще несколько дней, Нат и Шекспир пересекли горную гряду и выбрались на огромное пространство, изрытое каньонами с отвесными стенами. Эта местность сильно отличалась от привычного для Скалистых гор пейзажа. Повсюду возвышались груды красного песчаника. Дичь встречалась редко, растительности не было никакой.
Нат пытался извлечь пользу из путешествия в компании энергичного и всезнающего Шекспира, задавая ему бесконечные вопросы о жизни в этих краях, об индейцах, обо всем, что приходило на ум. Пожилой траппер был настоящим источником мудрости и знаний, и Нат впитывал новую информацию, словно губка.
Траппер держал путь на северо-запад, подгоняя лошадей, чтобы успеть на встречу.
Юноше такая спешка казалась забавной. Во всех других случаях его друг не демонстрировал ни малейшей склонности куда-то нестись сломя голову. Шекспир, видимо, твердо решил непременно успеть на встречу охотников, торговцев и представителей дружественных племен индейцев.
На третий день после стычки с ютами Шекспир объявил о полуденном привале у родника, бьющего у подножия горного плато. Они напоили лошадей и присели, чтобы подкрепиться вяленой олениной.
— Между прочим, не найдется и пяти белых во всем мире, кто побывал бы здесь, — сказал охотник, отрывая кусок мяса и энергично работая челюстями.
— Неужели? — рассеянно переспросил Нат, окидывая взглядом безжизненный пейзаж.
— Основное место обитания бобров — к северу отсюда. Немногие трапперы проходят здесь, считая этот путь напрасной тратой времени.
— Напоминает пустыню.
Шекспир фыркнул:
— Если хочешь увидеть настоящую пустыню, тебе надо отправиться к западу от Большого Соленого озера. Там в округе нет ни капли пресной воды и так мучает жажда, что приходится слизывать собственный пот, чтобы выжить.
— Ты бывал там? — поинтересовался юноша.
— Несколько раз.
— Есть ли места между Миссисипи и Тихим океаном, которых ты не видел?
— Их даже больше, чем тех, где я бывал, — вздохнул траппер. — Но некоторые места поистине удивительны.
— Например?
Шекспир наклонил голову и ненадолго задумался:
— Самый поразительный край — на севере. Бурлящие грязевые ямы, гейзеры, бьющие на сотню футов в воздух, природные источники горячей воды, в которых можно свариться.
— Бурлящая грязь? — с сомнением в голосе повторил Нат. — Гейзеры?
— Ты не веришь мне?
— Хотелось бы верить, ты не из тех, кто рассказывает сказки, но согласись, бурлящая грязь — звучит немного странно. Надеюсь, однажды увижу это.
Шекспир усмехнулся и кивнул:
— Да. Если бы я не видел все собственными глазами, скорее всего сказал бы то же самое. Надеюсь, ты побываешь там. — Он указал на далекий горизонт. — Этот край знает, как понравиться мужчине. Те, кто приезжает на Запад, чтобы поохотиться, на год или два, остаются здесь на четыре-пять. Некоторые и дольше. В один прекрасный день и тебе захочется увидеть все здешние чудеса, ты поймешь, что люди в Штатах живут как в клетке, и не сможешь уехать отсюда. — Он засмеялся. — Когда ты почувствуешь вкус истинной свободы, тебе будет уже трудно согласиться на меньшее.
— Опять это слово, — заметил Нат.
— Какое слово?
— Свобода. Дядя Зик сказал мне перед смертью то же самое.
— Он знал, что говорит. В здешних краях, где тебе не надо ни перед кем отчитываться, платить налоги, где правительство не дышит тебе в спину, а политики не указывают, как жить, ты сможешь обрести свободу, за которую сражались и умирали наши предки.
— Я и не знал, что ты так интересуешься политикой, — сказал Нат.
Глаза Шекспира сузились:
— Никогда больше не оскорбляй меня подобным образом. Назвать человека политиканом — хуже, чем обозвать лжецом и вором. Редкий случай, когда политик достоин своего высокого положения, и почти исключение, когда он знает истинное значение слова «честь». — Он замолчал, а потом продолжил: — Наперекор судьбе, во имя чести пойду я. Жизнь всем людям, дорога, но лучшим людям — честь дороже жизни[4].
