Макс Брэнд - Игрок
— Берлингтон, — начал Роланд, — я намерен сказать следующее…
— Прошу прощения, — перебил его Коркоран. — Какое имя вы назвали?
— Проклятие! — в ярости вскричал гость. — Вы все еще пытаетесь играть со мной в эти дурацкие игры? Говорю, я узнал вас сразу, у меня в этом нет ни малейшего сомнения! Однако, если вам угодно скрываться под вымышленным именем, я готов называть вас Коркораном или как вы еще прикажете.
Он ожидал, что при этих словах Коркоран потянется к револьверу. Если верить тому, что говорят, ему обычно достаточно было и менее значительного повода, чтобы схватиться за оружие. Однако Коркоран сидел совершенно спокойно. И только покачал головой, медленно и задумчиво, словно пытаясь понять, что могло побудить этого человека на столь бессмысленное поведение. Он даже снизошел до того, что выразил сожаление, мягко обратившись к пришедшему:
— Вы сегодня ужасно выглядите, дружище. Присядьте и расскажите, что с вами стряслось, что вас так расстроило. Уверен, что ваши знакомые вас просто не узнали бы.
От этого упрека, высказанного достаточно добродушно и настолько тонко, что его трудно было назвать упреком, кровь бросилась в лицо Роланда. Тем не менее, начав разговор в темпе стремительной кавалерийской атаки, он и дальше намеревался продолжать его в том же духе.
— Коркоран, — сказал он, — мы должны разобраться, выяснить наши отношения.
— Я буду только рад, — ответил тот и встал, поняв, что Роланд садиться не собирается. Стоя рядом со своим высоким, крупным гостем, он выглядел особенно изящным и субтильным. И лицо его, по сравнению с здоровым загорелым лицом Роланда, казалось чрезмерно бледным и худым. — Особенно, — продолжал он, опираясь на стол и продолжая поигрывать своей тростью, — после того как я узнаю, что вас сегодня так взволновало.
— Счастлив буду вам сообщить, — ответил Роланд. — Меня возмутило вот что: мне стало известно, что вам было угодно сделать сегодня определенные заявления.
— И что, они касаются вас? Смею вас уверить, что с тех пор, как мы с вами виделись несколько часов тому назад, я ни разу не произнес вашего имени, тем более не касался ни в каких… своих заявлениях.
— Нет, это касается не меня, а вас.
По лицу Коркорана пробежало облачко недоумения.
— Если они касаются только меня, какое вам-то до них дело, черт возьми?
— Потому что эти лживые заявления рикошетом отразились на мне.
— Надеюсь, я неправильно понял некоторые ваши слова.
— Лживые заявления — я употребил именно эти слова, — подтвердил Роланд.
— Это достаточно сильное выражение, — спокойно заметил Коркоран. — Похоже, вы пришли сюда искать ссоры.
— Надеюсь, в этом не будет необходимости, — сказал гость. — Однако мы должны разобраться в этом деле до конца.
— Совершенно с вами согласен.
— Я хочу задать вам один вопрос, Коркоран: что, по вашему мнению, является самым бесчестным, самым презренным поступком на свете?
Ответ последовал так молниеносно, что Роланд был просто поражен.
— Самое отвратительное, что только может встретиться на свете, это двуличие, мерзкое лицемерие — в этом нет никакого сомнения.
— Но, черт возьми, Коркоран, ведь именно в этом я и собираюсь вас обвинить!
— Это невозможно!
— Но это именно так.
— Поймите меня, — говорил Коркоран; ноздри его дрожали, он тяжело дышал. — Я, как правило, никому не даю отчета в своих поступках. До сих пор в этом не было необходимости. Но сегодня вы меня вынуждаете, мистер Роланд.
— Я буду вам бесконечно обязан.
Говорили они негромко, так что можно было подумать, будто они дружески беседуют, однако оба были бледны и дрожали от ярости.
— Прежде всего должен вам сообщить, — продолжал Роланд, — что с тех пор, как я приехал на Запад, до меня постоянно доходили слухи, касающиеся вашей репутации. Ваше имя, разумеется, ничего мне не говорило. Я не мог себе представить, что мой старый товарищ и соперник на футбольном поле… но оставим это! Повторяю, приехав на Запад, я постоянно слышал о знаменитом Коркоране. В частности, о той стремительности, с которой он выхватывает револьвер.
— Весьма лестные сведения!
— Слышал, как метко он стреляет, неизменно попадая в цель.
— Да он просто сказочный принц, Роланд!
— О том, каким непревзойденным наездником является этот Коркоран.
— Эти сплетники слишком добры.
— О его необычайной… ловкости… когда он играет в карты.
— Ах это! — холодно заметил Коркоран. — Признаюсь, это составляет предмет моей гордости.
— Неужели? И о весьма странном обстоятельстве, а именно: о том, что, когда вы садитесь за стол с зеленым сукном, вам неизменно сопутствует удача.
— Отмечаю это обстоятельство с величайшим удовольствием.
— Кроме всего прочего, я слышал и о ваших любовных похождениях. Вы негодяй, Коркоран, вы настоящий ловелас, вы разбиваете сердца юных дев… Разве это не так?
— В том, что обо мне говорят, немало бессовестной лжи, — сказал Коркоран. — Могу вас уверить, я никогда не тратил времени на прекрасный пол.
— Неужели женщины не играют никакой роли в вашей жизни?
— Весьма незначительную.
— Ну конечно, у вас же богатый выбор. Стоит вам кинуть взгляд направо или налево, и вы тут же выбираете себе жертву — любой красотке лестно услышать, что вы будете ей нашептывать, верно, Коркоран?
— Вы начинаете меня раздражать, — спокойно ответил тот. — Я бы предпочел, чтобы вы вообще прекратили разговор на эту тему. К тому же никак не могу понять, к чему вы клоните, черт возьми!
— Ну конечно, для вас это мелочь, пустяк, негодяй вы этакий! Я говорю о небылицах, морочащих голову женщине, на которой, как вам прекрасно известно, я собираюсь жениться.
Выпалив последние слова, Роланд выхватил револьвер и направил его на человека, к которому пришел в гости. Рука Коркорана, однако, двигалась нарочито медленно. Она спокойно потянулась к карману сюртука, в то время как он говорил, глядя на револьвер, прыгающий в руке гостя.
— Куда бы вы, интересно, попали, если бы действительно выстрелили? Поистине, вам в свое время не следовало бы так увлекаться боксом, а побольше тренироваться в стрельбе. У вас так дрожит рука, что ваша пуля скорее всего угодила бы в стенку.
С этими словами он вынул свой собственный револьвер и, для того чтобы продемонстрировать свои мирные намерения, отложил его в сторону, столь далеко от себя, что не смог бы до него дотянуться. После этого снова обратился к своему гостю:
— Тем не менее у меня нет никакого желания вас сегодня убивать. Я еще никогда в жизни не стрелял в беспомощного человека и не собираюсь делать этого сейчас.
