Томас Берджер - Маленький Большой Человек
Вот я и щурился.
– Так, значит, ты утверждаешь, что я шулер? – переспрашиваю у него.
– Да, утверждаю,- говорит он.
– И лжец?
– Да. Лжец. Тогда я говорю:
– Позволь опустить поля шляпы. Ясное дело – левой рукой. Солнце бьет прямо в глаза.
– Сделай милость, но только потихоньку,- разрешает он и при этом сует большие пальцы за пояс – как раз перед белыми рукоятками «Кольтов».
Моя левая рука медленно-медленно поползла вверх, словно гусеница по стене, на ширину пальца надвинула шляпу на лоб. Потом я выворачиваю руку ладонью от себя и резко разжимаю пальцы. А сам же тем временем правой – хвать пушку.
Какую-то долю секунды я не знал, что делает Бешеный Билл – если помните, не кто иной как он научил меня во время поединка сосредотачиваться на самом себе. Поэтому не скажу, чтоб хорошо видел, как он обнажил оружие, зато уж видел яснее ясного, как дуло его «Кольта» изрыгнуло прямо в меня свинец и дым.
ГЛАВА 22. ШАРЛАТАНЫ
Тут бы мне и крышка, не пойди я на хитрость. Так вот, ловлю я солнечный лучик своим волшебным перстеньком и посылаю зайчика прямо Хикоку в глаза, а сам тем временем валюсь на землю. Он ослеплен, причём внезапно, но действует как всегда молниеносно и дважды бабахает точь-в-точь туда, где всего лишь какой-то миг тому назад была моя голова. Думаю, какую-то минуту он ничего перед собой не видит – только плывут у него перед глазами зеленые круги, потому что далее он опускает свой «Кольт» и стоит себе, не может проморгаться. И вид у него, как я припоминаю, прямо-таки жалкий, и это при всех его шести футах, затянутых в кожу, да ещё с меховой оторочкой.
А я, целый, невредимый и в полной безопасности, лежу себе на земле под его огнем и в ус себе не дую. Но лежу себе тихо, не осмеливаясь и рта раскрыть, иначе ему тогда раз плюнуть пальнуть на звук моего голоса. Мой же револьвер у меня, и в этот момент я мог бы запросто укокошить великого Бешеного Билла, тем самым войдя в историю.
Ну, на самом-то деле тишина стояла не дольше, чем пальба, потому что тут Билл и говорит: – Ладно, дружище, опять твоя взяла. Давай стреляй,
ну…
Я молчу.
– Говорю тебе, давай стреляй, а то ведь и я стрельну! А тот паренек на фургоне прижался к обочине еще
за пару кварталов и забился под свою телегу, как мышка. Парочка выстрелов в те дни вряд ли кого подняла бы с постели, тем более в такую рань, так что кроме этого парня, насколько мне известно, никто нас не видел.
– Ты что, хочешь сделать из меня посмешище? – возмущается Билл, приходя прямо-таки в бешенство, и посылает ещё три куска свинца – как раз туда, где я, по его мнению, должен был находиться; завершилась его пальба молниеносной «пограничной сменой», когда пушка из левой руки перелетела в правую, чуть не столкнувшись в воздухе со своей товаркой, совершавшей обратный перелет. Эффектный трюк, на который способен лишь настоящий профессионал.
Теперь, видать, он малость оклемался и разглядел, что я валяюсь на земле – подходит ко мне, поддевает носком сапога и говорит:
– Ага, так Шайен я в тебя попал! – Он принял меня за раненого или мёртвого. А я ни гу-гу и глаза закрыты.- Извини, дружище,- говорит он,- но ведь все было честно, не так ли? Я же тебя учил… Ладно, давай-ка снесу тебя к этому коновалу, пускай послушает, а если он скажет, что ты труп, так я тебя похороню по первому разряду, будь покоен.
По всем расчетам ему уже давно было пора сунуть пушку в кобуру, и едва он нагнулся поднять меня, я возвращаюсь к жизни и – тик – дуло ему прямо под нос.
– Ну что, съел? – спрашиваю.- Да за это время я мог бы хлопнуть тебя раз пять, не меньше.
С его образом жизни расходовать энергию на удивление – это уже было слишком. Он только покосился и медленно попятился, поднимая при этом руки вверх… Затем точно так же медленно опустил их вниз и неожиданно расхохотался.
– Старина,- говорит он сквозь смех,- ну, ты даешь! Большего пройдохи я в жизни не встречал! Знаешь, а ведь не одна сотня человек отдала бы все, что у них есть, за единственную возможность вот так пальнуть без помех в Бешеного Билла! Что ж ты так…
Он смеялся, но думаю, что где-то в глубине души Билл крепко обиделся, ведь было задето его самолюбие, а уж чего-чего, но самолюбия у него было в избытке. Боюсь, ему больше бы понравилось, если бы я его убил, чем видеть такое безразличие к своей знаменитой персоне со стороны такой заурядной персоны как я. Но его шкура меня ничуть не интересовала – меня больше беспокоила судьба своей собственной.
Тут он ещё раз попытался намекнуть на значительность своей персоны и говорит:
– Теперь, небось, пойдешь трезвонить, как ты обскакал самого Билла Хикока?
А я ему:
– И не пикну.
Как видите, я слово сдержал и до сих пор рта не раскрыл.
Вообще-то за рекламу, как известно, надо платить. А то ведь с этими патлатыми красавцами типа него да Кастера что получается – не столько огня, сколько дыма-, только и слышно: «а ля Кастер» или «а ля Хикок»… И все задарма, тьфу!
От огорчения у него даже усы поникли, но он снова расхохотался, чтобы показать мне своё дружеское расположение, и говорит:
– Знаешь, я тут еду маршалом в Абелин… И если ты, старина, когда-нибудь окажешься в тех краях, буду рад пропустить с тобой стаканчик-другой: само собой, ставлю я… Но провалиться мне на этом самом месте, в покер, чёрт подери, я с тобой не сяду!
Он пожал мне руку. Не помню, говорил ли я, что ладошка-то у него, как для мужчины такой комплекции, была миниатюрной, да и нога, кстати, тоже – не больше моей.
Бешеный Билл повернулся и, не теряя достоинства, побрел по улице, прямой, как палка, и только патлы по плечам – хлоп, хлоп, хлоп… Да ещё эта его курточка до колен – длинноногая девчонка, да и только!
В Канзас-сити я проваландался все лето семьдесят первого. И на жизнь себе и Амелии по-прежнему зарабатывал за покерным столом. Ну, разумеется, по-прежнему мухлевал, не без того… Пару раз был схвачен за руку… А однажды какой-то нервный джентльмен пульнул мне в ягодицу, но пистолетик, будучи дамским, большого урона мне, слава Богу, не нанес, так что вскоре я опять занял своё место за столом… В другой раз ещё один нервный джентльмен погнался за мной с ножиком – пришлось его слегка подстрелить в руку, чтоб не так резво бегал…
Как бы там ни было, но эти незначительные кровопролития весьма заметно подмочили мою репутацию, и теперь уже затащить кого-нибудь за свой стол становилось все труднее, а если это и удавалось, то с меня не спускали глаз.
Так что белая полоса везения сначала покрылась кое-где бледно-серыми крапинками, потом эти крапинки начали неумолимо расплываться в жирные пятна, белые просветы между которыми становились все уже и уже…
