Тим Северин - Золотые Антилы
Это был тяжелый удар для маленькой колонии на дальней окраине Карибского моря. Шотландцы остро ощутили свое одиночество. Все нации были против них. Сознавая, что новая атака испанцев неизбежна, они были убеждены, что колонии не выжить без серьезной помощи с родины. Однако на горизонте не видно было спешащей на выручку эскадры, между тем как склады колонии пустели, а треть колонистов умерла от болезней и недоедания. Растерянному совету положение представлялось безвыходным; рядовым колонистам возрастающие трудности казались идиотизмом. Еженедельная выдача муки упала до двух фунтов, из которых четверть фунта составляли «мучные жучки, черви и тому подобные животные». Говядина, засоленная в Эдинбурге, почернела, стала гнилой и несъедобной. Только паек бренди приносил временное облегчение голодающим и страдающим от фурункулов и зубной боли.
По мере того как раздоры и ропот сводили на нет остатки уверенности, еще теплившиеся в каледонцах и их предводителях, совет начал колебаться. Патерсон, возможно, сумел бы предотвратить катастрофу, но он все еще болел, брюзжал и жаловался на лихорадку. Он отказывался думать о провале своего великого плана и вытеснял эти мысли из головы мелкими личными проблемами, жалуясь, что часть его имущества затерялась или была разворована. В моменты просветления он противостоял планам эвакуации колонии, и его твердо поддерживал капитан Томас Драммонд, неукротимый экс-гренадер, полагавший, что даже кучка людей под хорошим руководством может удержать позиции и добиться успеха. Но против них было абсолютное большинство совета, голосовавшее за эвакуацию. Первый флот послали обеспечить плацдарм для высадки, говорили они, и он не справился с задачей. Даже если бы их усилия не были тщетными, компания, по всем признакам, не выслала вторую партию поселенцев, готовых овладеть страной. Казалось, нет смысла ждать, пока лихорадка не выкосит оставшихся. Каледонию можно заселить и заново, а первому флоту следует отступить перед враждебными действиями испанцев. Итак, в первую неделю июня выжившие принялись снова грузиться на корабли в той «великой гавани», в которой они с таким энтузиазмом высаживались семь месяцев назад.
Но потрепанные остатки первого флота еще не вернулись домой, когда из Шотландии на Антилы вышел второй флот. Полные веры в большие планы компании, они отчалили в уверенности, что плывут в счастливую страну, которую описывали правлению директоров Патерсон, Уофер и счетовод Гамильтон. И, пока выжившие в первой катастрофе медленно возвращались в Шотландию, мифу о Золотых Антилах была принесена новая жертва.
Глава 17. Дарьенская катастрофа
«Мы ожидали встретить друзей и соотечественников, а нашли только завывающий ветер в огромной пустыне», — писал преподобный Фрэнсис Борланд, чей дневник стал уникальным отчетом о судьбе второй шотландской экспедиции в Каледонию. Борланд был священником во втором флоте, достигшем Золотого острова 30 ноября 1696 года, и, подобно остальным четырнадцати сотням колонистов, проповедник пришел в полное отчаяние, обнаружив, что «первые каледонцы дезертировали и ушли, их хижины сожжены, земли, которые они расчистили вокруг форта, заросли сорными травами». Никто во втором флоте не допускал мысли, что дела гордой Каледонии могут быть настолько плохи, пока собственными глазами не увидел пустыню на месте шотландских владений на Золотых Антилах. Однако вторая экспедиция, с женщинами и детьми, со свежим запасом материй и никому не нужных товаров, прибыла в Новый Свет. Начался второй акт дарьенской трагедии.
Колонисты второго флота и наполовину не представляли, насколько отчаянно их положение. Только в конторе компании на Милн-сквер в Эдинбурге полностью осознали весь ужас ситуации, когда туда стали поступать мрачные депеши, и директора начали понимать, как жестоко они заблуждались.
Сожалеть приходилось о многом. После восторженных докладов, полученных с Дарьена от колонистов первого флота, шотландские директора, гордые успехом своего предприятия, неспешно принялись снаряжать второй «экипаж» для закрепления колонизации Дарьена. Описания величественных, похожих на парки лесов Каледонии, ее плодородных почв, мягкого климата, дружественных индейцев и великолепной гавани отлично читались под серым небом Эдинбурга и подтверждали прежние представления директоров об Антилах. Правда, в письмах мелькали тревожные упоминания о вражде между советниками, да и список потерь был необъяснимо длинен. Однако иголочки сомнения, покалывавшие достойных директоров с Милн-сквер, не нарушали общей концепции их колониальных планов, похвалы сильно преобладали над критическими замечаниями. А потому, в ответ на неотложные просьбы каледонцев и чтобы выиграть немного времени, директора снарядили два судна — «Олив бранч» и «Хоупфул биннин», загрузив их различными припасами и еще тремя сотнями поселенцев. Их отправили на Дарьен, не дожидаясь второго флота, в качестве срочной помощи каледонцам.
На этой жизненно важной стадии проекта — «Олив бранч» и «Хоупфул биннин» еще были в море, каледонцы начали эвакуацию, а в Клайдсайде собирался второй флот (директора даже учли совет Патерсона и перенесли место сбора на запад) — сказались серьезнейшие последствия плохой связи. Беда была в том, что исполнители различных операций компании не знали, как идут дела у исполнителей других операций. Следовательно, они не могли координировать свои действия. Так, когда два корабля с подкреплением несли новых поселенцев в Центральную Америку, корабли первого флота принимали на борт беглецов из Каледонии, решивших, что удержаться на перешейке невозможно. А в Эдинбурге директора собирали ремесленников, семейных людей с женами и детьми, которые бы укрепили позиции на Антилах, считавшиеся уже успешно занятыми первой волной колонистов. О мере неведения директоров можно судить по тому обстоятельству, что они отправили со вторым флотом таких неподходящих специалистов, как инженер, разбирающийся в устройстве машин для чеканки денег, винокур со всем оборудованием, группу молодых студентов Эдинбургского университета с наставником и ученою с продуманным планом преподавания английского языка индейцам Дарьена.
В островной гавани тем временем с печалью и горечью грузились на суда неудачливые колонисты. Так велики были вначале их надежды на Дарьен, что отказ от него представлялся великой трусостью. Командор Пенникук, поддерживавший идею эвакуации, почти не разговаривал с теми, кто требовал не покидать колонию, и в столь напряженной атмосфере погрузка на суда неизбежно шла суматошно и беспорядочно. Люди ссорились из-за мест в шлюпках и на баркасах, оставляли большую часть снаряжения гнить в покинутых хижинах и на полурасчищенных полях. Поднялся даже спор, стоит ли вывозить пушки с батареи форта Сент-Эндрю. Но оставить шотландские пушки испанцам или первым заглянувшим в гавань корсарам — этого шотландские ветераны вынести не могли. Они выставили вооруженную охрану, проломили частокол форта и вытащили пушки на берег, откуда их переправили на суда. Затем четыре судна — «Сент-Эндрю», «Юникорн», «Каледония» и «Эндевор» — подняли якоря и взяли курс в открытое море, рассчитывая доплыть до Нью-Йорка. Там они надеялись пополнить запас провизии и медикаментов, после чего либо вернуться в Шотландию, либо ожидать новых распоряжений от директоров.