Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека
— Эй! На борту! — закричал капитан, сложив ладони рупором.
— Кто здесь? — отозвался охрипший голос.
— Это ты, Геноле?
— Я, капитан!
— Что новенького?
— Ничего, капитан!
— Прекрасно, мой мальчик! Я привез людей. А ну-ка, Ивон, забирайся на палубу по канату.
Юнга моментально оказался наверху.
— Теперь ты, Жан-Мари.
По тому, с какой легкостью и ловкостью бывший сержант преодолел препятствие, было видно, что он не потерял матросских навыков.
Следующей была очередь Беника. Вслед за ним, щедро отблагодарив владельца лодки, поднялся и сам капитан.
— Дети мои! Вы у меня на судне, следовательно, считайте, у себя дома. Ты, Беник, по-прежнему будешь боцманом. Ты, Ивон, теперь матрос. Ну, а для тебя, Жан-Мари, думаю, не слишком обременительна будет роль обыкновенного пассажира.
— Я? Пассажир?! Это я-то, бывалый канонир?..[300]
— Канонир? Браво! В таком случае тебе найдется работенка. Обещаю. Зайди ко мне в каюту, нам есть о чем поговорить. Вы, должно быть, умираете с голоду. Надо как следует поужинать, а на десерт[301] — табак и ликер.
За столом прислуживал незнакомый юнга. Он очень гордился своим положением.
Беглецы так наворачивали, что непонятно было, куда все вмещается. Можно было подумать, у них резиновые желудки.
Как только утолили голод, капитан отослал юнгу, закрыл дверь, откупорил бутылку вина, закурил трубку и сказал:
— Ну что ж! Поговорим! Ивон поведал мне обо всех ваших приключениях до того момента, как вы совершили побег. Теперь моя очередь. Начну с того проклятого дня, когда «Дорада», на свое несчастье, прибыла в Марахао. Помнишь, Ивон, и ты тоже, Беник, как нас захватили англичане и оставили на борту патруль? Что стало с теми бравыми ребятами, тоже, наверное, не забыли.
— Вы имеете в виду, капитан, как я напоил этих патрульных, чтобы взять для вас одежду их командира?
— Пьяницы всегда попадают в дурацкое положение, — серьезно вставил Жан-Мари. У него на этот счет, кажется, имелось категоричное мнение.
— Короче, — продолжал Анрийон, улыбаясь, — эти негодяи, едва только оказались на берегу, не придумали ничего лучше, как подвести нас под виселицу. Но в Бразилии суд не так скор, как в Англии. Тебе-то это известно, Беник!
— Так точно, капитан! Я знаю, что вам удалось выкрутиться и не оказаться под судом в качестве работорговца. Но чем кончилась история с бумагами «Дорады»?
— Меня обязали заплатить огромный штраф, и как можно скорее. В это время вы с Ивоном уже сбежали. Кстати, куда?
— На шахты Диаманты. Там мы и нашли месье Феликса. Он был абсолютно синий, его за деньги показывали в балагане. Сами посудите: разве могли мы оставить его в таком состоянии?
— Так вот, — продолжал капитан, — я уплатил штраф, команду отпустили. «Дорада» вновь была моей. Все это время чернокожие оставались на борту. Им давали еду из наших запасов.
— Бедняги! — посочувствовал Беник.
— Конечно, бедняги! Я много размышлял над их незавидной судьбой и, как только возвратился на судно, тут же приказал помощнику вывести пленников на палубу. Разделил между ними всю имеющуюся в наличии провизию, дал каждому немного денег, с которыми они поначалу даже не знали, что и делать. Потом оформил бумаги на их освобождение, высадил на берег и объяснил, что они свободны.
— Свободны! — в один голос закричали Жан-Мари, Беник и Ивон. — Ах, капитан, как это прекрасно!
— Я сказал, что местные власти помогут им найти работу, что работа эта будет оплачена, и никто отныне не покусится на их свободу.
— Но для вас это означало разорение!
— Что-то в этом роде. Но зато я поступил благородно. Во всяком случае, постарался, насколько возможно, исправить положение.
— Вам ничего не оставалось, как выйти в море.
— Я и собирался так поступить. Но в одно прекрасное утро в Марахао появился весь экипаж треклятого английского крейсера.
— Черт побери! Разве торпеда не уничтожила его?
— Конечно, уничтожила. Однако этим бестиям удалось спастись. Одним словом, если мы избежали суда как работорговцы, то теперь стали пиратами. Все это мне поведал один добрый малый, служивший в суде. Он неплохо на мне подзаработал. Первое, что сделал английский капитан, прибыв в Марахао, написал обо мне рапорт. Результат не замедлил сказаться. Через несколько часов меня вновь должны были схватить и передать британским властям, и повод был не пустячный: обвинение в умышленном потоплении военного судна. Недолго думая, я собрал всех своих, объяснил что к чему и приказал сматываться, и побыстрее, если они не хотят угодить за решетку. Упрашивать не пришлось. Все заторопились покинуть судно. Своя шкура дорога, через четверть часа их и след простыл. Свидание назначили через три месяца либо в Пернамбуко, либо в Рио, либо в одном из главных портов Бразилии. Мы не теряли надежды все же выпутаться. Пора было и мне уходить. Оставить мою «Дораду»! Но ведь они ее продадут… «Нет. Ничего они не получат», — решил я. Спустившись в камбуз, я разлил весь спирт, который там был, и поджег. Бедная моя «Дорада»! Я едва успел сойти на берег. Она вспыхнула, словно бочка с гудроном. И тут как раз обнаружилось, что приближается патруль, чтобы арестовать меня…
— Бедная «Дорада»! — завздыхали Беник и Ивон. Настоящие моряки, они любили свой корабль.
— Я убежал, — продолжал капитан, — прятался в городе. Мне повезло: удалось сговориться с капитаном одного американского судна, которое готовилось отплыть на другой день. В кармане не было ни гроша, ведь все, что имел, я раздал людям. Пришлось наняться матросом. Американец, очевидно, принял меня за дезертира, но, окинув взглядом мою крепкую фигуру, вероятно, решил, что я смогу пригодиться. Меня взяли на борт. На следующий день мы отплыли. Странные бывают случаи! Оказавшись в море, я стал рыться в кошельке, надеясь, что между бумагами завалялся какой-нибудь банковский билет. Сунул туда руку и… Угадайте!
— Билет на тысячу франков! — вскричал Беник.
— Два билета по тысяче каждый! — подхватил Жан-Мари.
— Не угадали! Это оказался вексель[302] на двести тысяч франков, оставленный мне Феликсом. Я мог получить по векселю деньги, взять нужную сумму, а остальное отправить его семье. Естественно, я никому не сказал о находке и продолжал работать матросом. По прибытии в Колон[303] я поспешил сойти на берег и по железной дороге направился в сторону Панамы[304]. Почему именно в Панаму? Думаю, что меня вела судьба. На следующий день, слоняясь вокруг игорного дома, я встретил своего приятеля-американца. Тому не терпелось повеселиться, и он намеревался промотать свои доллары в игорном доме. Он взял меня с собой, ссудил несколькими монетами, чтобы я попытал счастье. И я выиграл! Потом снова выиграл! Все время выигрывал! Вскоре передо мной на столе лежала гора золота и банкнот. Я взял банк в триста тысяч франков.
