Михаил Озеров - От Гринвича до экватора
Поскольку последних у меня не было, я невольно хватался за спинку кресла, нажимал ногой на несуществующий тормоз.
— Старайтесь не думать о дороге.
Это сказала по-русски женщина, сидящая рядом. Мы разговорились, и я узнал ее историю.
Киен родилась на юге Вьетнама. В 14 лет стала партизанкой. В шестьдесят восьмом году ее схватили. Заковали в кандалы, бросили в одиночку. Девушка не скрывала, за что она борется. И однажды написала на стене камеры «Л» и «С» — заглавные буквы слов «Лиен Со» — «Советский Союз». Тюремщики замазывали буквы краской, стирали, но Киен снова и снова вырезала их осколком кружки, выбивала кандалами.
Месяц за месяцем продолжалась борьба. Тело Киен в коричневых пятнах — следах от ожогов сигаретами. Палачи вырезали на ее спине и правой руке «Л» и «С».
Девушку увезли в лазарет. Она лежала там в полузабытьи. Вдруг открылась дверь. Трое солдат подняли Киен и вынесли из комнаты. Она решила: сейчас казнят. Но оказалось, что это переодетые партизаны.
— А где вы изучали русский?
— Жизнь все время сталкивала меня с вашей страной, вашим языком. Командир партизанского отряда хорошо знал русский и в свободные минуты учил меня. После освобождения участвовала в восстановлении железнодорожной магистрали «Единство», там было много советских специалистов, я с ними сдружилась. Мы вместе пробивали дорогу через горы. То и дело гремели взрывы. Но уже мирные взрывы! А в прошлом году ездила в Москву…
Мавзолей Хо Ши Мина в Ханое
(Позже я опубликовал в «Литературной газете» корреспонденцию о попутчице в ламбретте. На этот материал пришло очень много писем. Одно даже было в стихах. Рабочий из Николаева Владимир Чернов посвятил Киен целую поэму. И пусть она далека от совершенства, стихи сильны искренностью чувств.
Хочу я тебя называть по имени,
как друга зову, которому рад,
как в письмах нечастых свою любимую
родную сестру называет брат.
Киен, я те годы тревожные помню.
Другие устроили твой побег,
но раны твои и моей были болью,
и радостью — радость твоих побед.
Мне после «Последних известий» не спалось.
На картах потертых, в тяжелых томах,
о чью-то беду обжигаясь, пальцы
искали Кантхо, Хоабинь и Дананг…)
Разговаривая в трехколесном автобусе с Киен, я совершенно забыл о сумасшедшей езде. Неожиданно она сказала:
— Вот и моя остановка. До свидания.
Маленькая хрупкая женщина вышла из автобуса и помахала мне рукой, на которой вырезаны буквы «Л» и «С».
Ламбретта мчалась дальше, а я думал: немудрено, что Вьетнам и Кампучия идут вперед, ведь в них живут такие люди, как Киен!
Но повсюду находятся и те, кто мешает человеку жить, любить, уверенно смотреть в завтрашний день. Находятся в каждой части света, в том числе на Западе.
5. Под прицелом — каждый
Выстрелы из-за угла
До чего же разительный контраст! Только что я словно побывал в муравейнике. Толкучка. Люди снуют туда-сюда. Одни тащат чемоданы, другие обвешаны сумками, мешками. Вокзал в Риме один, и вместе с прилегающей площадью он, пожалуй, самое шумное место в столице.
А всего в двухстах метрах отсюда — оазис тишины и покоя. В глубокой задумчивости застыли пинии — итальянские сосны с могучими стволами и легкими прозрачными кронами. Играет тихая музыка. Девушка — у нее длинные светлые волосы и чуть раскосые глаза — кокетничает со спутником, заливаясь смехом. Крестьянин крупными тяжелыми руками поднимает кружку пива. За соседним столиком пожилая женщина читает журнал, потягивая кьянти[18].
Неторопливо беседую с давним знакомым — римским издателем, поглядываю на вокзал, за стеклянной стеной которого не прекращается суматоха, и думаю: «Здесь совсем другой мир. Прелестное кафе!»
Но вдруг идиллия кончается. Кончается разом, мгновенно.
Пронзительный вой сирены. Визг тормозов. Что случилось? Из «скорой» выбегают санитары и спешат за кусты. Многие посетители кафе вскакивают, торопятся следом.
Мы не успели понять, в чем дело, а санитары уже несли на простыне женщину — лицо белое как мел, платье в крови.
— Ее три раза ударили ножом. Умерла сразу, — сообщает кто-то рядом.
«Скорая» скрывается за вокзалом.
Проходит не больше минуты, и я слышу смех. Девушка опять кокетничает со спутником.
Все встает на свои места. Снова оживленные разговоры, веселая музыка. Снова носится между столиками официант-эквилибрист, — он умудряется нести стаканы и кружки не только на подносе, но и на локтях согнутых рук и при этом обменивается шуточками с клиентами. Пожилая синьора переворачивает очередную страницу журнала. Крестьянин держит во вместительных ладонях следующую кружку пива и залпом опустошает ее.
Больше всего меня поразило именно это молниеносное «успокоение». Будто ничего не случилось.
— А что случилось? — усмехнулся мой знакомый. — Обыкновенное убийство. У нас каждый день кого-то отправляют на тот свет. Сегодня утром в Неаполе сразу пятерых застрелили.
Обыкновенное убийство? Но эта женщина была кому-то матерью, или женой, или сестрой. Разве для ее близких это обыкновенное убийство?
И вообще, разве может быть убийство обыкновенным?! Ведь вместе с человеком уходит целый мир. Мир, которого больше никогда не будет. Мир неповторимых ни в ком радостей и печалей, встреч и прощаний, болезней и исцелений.
Имя этой женщины мы не знали, но многие другие широко известны: Линкольн и Кеннеди, Махатма Ганди и Соломон Бандаранаике, Моро и Кинг…
В тот вечер в римском кафе под открытым небом, еще час назад казавшемся чуть ли не земным раем, у меня в голове проносились вопросы, один тревожнее другого. Почему так расцвел терроризм? Кому он нужен?
Конечно, картина под названием «терроризм» отвратительна. Но можно ли закрывать на нее глаза? Есть ли право умалчивать об «исполнителях» и «заказчиках»?
Издатель обещал выяснить, что сможет, и на следующий день действительно позвонил:
— Имя женщины пока не установлено. А убийцы известны. В ее сумке нашли письмо с угрозами. Это дело рук «красных бригад». Если будут еще новости, обязательно сообщу.
Впервые эмблема «бригадистов» — пятиконечная звезда неправильной формы на фоне красного флага — появилась на стенах домов в 1971 году. Тогда произошел взрыв на крупном химическом заводе. С того времени взрывы, похищения, убийства уже не прекращались.
