Жюль Верн - Агентство «Томпсон и К°»
— Сделка! Сделка! — проворчал Роже, не собираясь соглашаться.— При чем здесь сделка, если вами движет вовсе не денежный интерес?
— Верно,— ответил Робер,— но миссис Линдсей-то об этом не знает.
— Ну потрудитесь же уверить ее в этом. Что бы ни случилось, все будет лучше, чем так себя изводить, не говоря уже о самой миссис Линдсей.
— Миссис Линдсей? — повторил Робер.— Не понимаю…
— А если и она в вас влюблена? — прервал его Роже.— Вы об этом подумали? Не может же она, в конце концов, заговорить первой.
— Вы приводите этот довод уже второй раз,— грустно заметил Робер.— Следует полагать, что вам он кажется очень важным. Если бы миссис Линдсей любила меня, это бы много изменило, конечно. Но миссис Линдсей не любит меня, а у меня хватает здравого смысла понимать, что она не полюбит меня никогда, тем более что я ничего для этого не предпринимаю.
— Вполне возможно, именно по этой причине…— пробормотал Роже сквозь зубы.
— Что вы сказали?
— Ничего, вернее, я говорю, что ваше ослепление феноменально. Но допустите на мгновение, что миссис Линдсей действительно испытывает к вам чувства. Значит, чтобы в это поверить, вы хотели бы услышать об этом от нее самой?
— Возможно, что и этого будет недостаточно,— ответил Робер.
— Ну и ну! — изумился Роже.— Даже после этого вы бы продолжали сомневаться?
— Нет, я бы не смог не поверить, но слова не всегда передают истину. И в глубине души у меня сохранилось бы сомнение. Миссис Линдсей обязана мне жизнью, а для таких созданий, как она, подобные обязательства священны. Я бы стал думать, что это не любовь, а просто деликатное выражение признательности.
— Неисправимый глупец! — воскликнул Роже, глядя на своего друга круглыми от удивления глазами.— Сознаюсь, я бы не смог так долго перечить своему счастью. Чтобы снять замки с вашего языка и заставить вас заговорить, нужно ждать конца путешествия. Может быть, страх навсегда потерять миссис Линдсей победит вашу гордыню.
— Не думаю,— сказал Робер.
— Посмотрим,— завершил разговор Роже поднимаясь.— А пока я заявляю, больше так продолжаться не может. Я пойду сейчас к капитану Пипу и обещаю, что мы с ним изобретем какой-нибудь способ потихоньку уехать. Какого черта! На рейде ведь стоят корабли!
Оба француза пошли в: сторону города, Элис проводила их взглядом. Следы меланхолии[138] исчезли с ее лица. Она знала правду, и эта правда ей нравилась. Больше нельзя было сомневаться, ее любят, любят любовью, какую только женщина может себе пожелать, любят ее самое. И ни одно постороннее соображение не примешивается к этому искреннему чувству.
Ее обрадовало и то, что теперь устраняется еще одна помеха в ее отношениях с Робером. Конечно, ее влекло к Роберу Моргану и до того, как ей случайно открылись обстоятельства его благородного происхождения. Она всегда была уверена, что Робер скрывает какую-то тайну, вроде только что открывшейся ей не совсем обычным образом. Тем не менее предрассудки в обществе имеют такую силу, что сердечная склонность, которой она не могла противостоять, до сих пор доставляла ей больше грусти, чем радости. Любить переводчика, будь он сто раз профессор, казалось богатой американке совсем не простым делом. С тех пор, как они покинули Мадейру, ее аристократическая гордость постоянно боролась с чувством, и из-за этой постоянной внутренней борьбы Элис, все время была не в своей тарелке.
Теперь все встало на место. Они были одного положения в обществе. Трудность теперь была только в том, чтобы победить в Робере его щепетильность. Но Элис это не очень беспокоило. Она знала, какой силой убеждения обладает от природы женщина, когда она любит и любима. Впрочем, решительные объяснения будут не на этом острове. И кто знает, вдруг Элис каким-нибудь образом сможет расплатиться с Робером по счету признательности за то, что он спас ей жизнь. Тем самым она приобретет в его глазах свободу своего сердечного выбора.
Роже сделал, как обещал. Он сообщил капитану о своих планах побега, и не стоит говорить, как жадно ухватился за эту мысль старый моряк. Он только хотел посвятить Томпсона и других пассажиров в их планы. Это было настолько естественно, что Роже даже не пришло в голову против этого возражать.
План был принят сразу и единодушно. Одними — потому, что им надоел этот город, слишком хорошо изученный, другими — потому, что их приводило в ужас количество похоронных процессий, они все время видели это из окон. Но мужество и терпение кончилось у всех.
Мнением двух пассажиров, однако, пренебрегли. Судно собирались в избытке загрузить напитками и съестным. Зачем в таком случае спрашивать согласия Джонсона и Пипербума?
Решение было принято, теперь предстояло его выполнить.
Хотя корабли на рейде действительно стояли, но речь могла идти всего о трех парусниках водоизмещением от семисот до тысячи тонн. При этом даже несведущий человек заметил бы, что они очень ветхие. Очевидно, все корабли, способные плавать, вышли в море до объявления карантина, и в порту остались лишь негодные суденышки.
К тому же не следовало упускать из виду, что отплытие, если оно окажется возможным, должно произойти тайно. А каким образом можно скрытно переправить на корабль сотню пассажиров, а также погрузить запасы пищи и всего необходимого?
Капитан Пип решение этой трудной задачи взял на себя, и ему предоставили полную свободу действий.
Как он организовал дело? Капитан не вдавался в подробности, но уже к следующему утру собрал массу сведений и сообщил их потерпевшим кораблекрушение на Черном пляже.
Из трех кораблей на рейде два были годны только на то, чтобы их порубить на дрова, «на плохие дрова»,— дал свою оценку капитан. Что же до третьего, именуемого «Санта-Мария», то это, конечно, старое судно, изрядно изношенное, но в самом крайнем случае на него положиться можно, не выглядя при этом сумасшедшим. Тем более что путешествие продлится, очевидно, недолго.
Обойдя на корабле все уголки, капитан решился прощупать настроение хозяина судна и не встретил здесь трудностей. Хозяин был предупредителен и сразу пошел ему навстречу. Из-за карантина всякое сообщение между островами прекратилось неизвестно на какой срок. Но с владельцем судна можно был договориться на достаточно приемлемых условиях.
Относительно решения, которое следовало принять каждому, капитан заявил, что не хотел бы давать никаких советов. Он даже не собирался скрывать, что в случае ухудшения погоды плавание станет небезопасным. Каждый имеет право выбрать наименьшую для себя опасность: лихорадка или море.
