Игорь Зотиков - Пикник на Аппалачской тропе
— И это все? Не надо ни ехать в кассу, ни стоять в очереди, ни платить заранее денег? А может, разрыв в час между посадкой и взлетом в Чикаго слишком мал? — продолжал я, неудовлетворенный тем, что так быстро все разрешилось.
Но Су только посмеялась надо мной, и я вдруг вспомнил, что при прошлых моих посещениях США билеты заказывались точно так же. Просто, вероятно, отвык от такого порядка.
Размышления по этому поводу прервал мой сосед по комнате Денис, который должен был отвезти меня в аэропорт:
— Время десять, Игор, пора ехать…
Мы бросились к его машине. Подъезжаем к скоростной дороге — там ремонт, чинят дорогу. Помчались в объезд, а когда приехали, узнали, что у самолета «механикал проблем», то есть техническая неполадка, и рейс отменяется. Ближайший самолет в Чикаго только в пять. Сдал багаж, вернулся на работу. Звоню Курту о том, что мой приезд сдвигается на четыре часа. Он посочувствовал мне и сообщил, что встречать меня в Денвере будет Дасти Блейдс.
Новость эта обрадовала меня.
С капитаном второго ранга Еху Блейдсом по кличке Дасти, что значит Пыльный, я знаком еще по Антарктиде. Значит, он сохранил до сих пор ту кличку, которую ему дали, когда он был курсантом школы летчиков!
Это с ним и его друзьями зимовал и я в Мак-Мердо почти двадцать лет назад, с ним проводили мы долгие вечера в беседах в его одиноком доме адмирала. Ведь он был большой командир и, как все командиры, должен был быть одиноким. Расставаясь, мы обещали не забывать нашей дружбы. Ну а потом? Изредка мы обменивались открытками, много лет подряд я посылал ему поздравительную телеграмму к большому американскому празднику — к Дню независимости, а от Дасти получал поздравительную телеграмму к нашему празднику Первое мая.
Но однажды я не получил от него телеграммы. А потом пришла последняя открытка, в которой Дасти писал, что его сейчас переводят служить в НАТО и, как офицер этой организации, он не может переписываться с жителями стран Варшавского пакта, и поэтому просит не писать ему и сам не будет больше писать. «Но дружба наша не умрет никогда», — закончил он письмо.
Опять прошло много лет, и вдруг я снова получил большое письмо от Дасти. Он писал, что уже не служит в НАТО, что его перевели дослуживать годы до отставки преподавателем военного дела в университет штата Колорадо, то есть в Боулдер. Но я тогда не ответил —; закрутили дела, и переписка прервалась.
И вот опять через много лет Дасти, милый Дасти, который по-прежнему служит в Боулдере, каким-то образом узнал, что я еду туда, и приедет встречать меня в Денвер. Есть от чего взволноваться.
Последние часы в Буффало, перед отлетом в штат Колорадо, я опять нервничал: пора уже ехать, приближается час пик. Но никто не торопится. Выехали опять поздно, за сорок минут до отлета. И опять успели: американцы всегда так, сначала все говорят: «Рано, рано», а потом начинается страшная гонка, хотя и в конце концов никто никогда не опаздывает.
Мы узнали друг друга, Дасти и я. Он худой, длинный, с усами, которых у него раньше не было, я без усов, которые у меня были, когда мы вместе жили в Антарктике. Дасти ушел в отставку и работает в нефтяном бизнесе, в какой-то канадской компании. Точнее, работал. Уже пятнадцать месяцев, как он безработный. Это Дасти-то! Так что безработица здесь чувствуется, и даже очень. Правда, сейчас у Дасти есть дело. Его племянник купил недалеко от Боулдера, в горах, в красивом ущелье, огромный дом и большой участок земли вокруг него: склон ущелья, ручей, озеро перед запрудой. Он думал чуть-чуть отреставрировать дом и продать его с участком за большие деньги, много дороже, чем купил. Но времена изменились, ни у кого нет денег на такой дом, и дом потихоньку ветшает. Поэтому Дасти как безработный — правда, он ездит еще на «бьюике» — живет там, приводит дом в порядок. Он просил меня пожить с ним в субботу и воскресенье, если я буду свободен.
Я спросил Дасти, как он узнал о моем прилете, и он рассказал невероятную историю. Один из его взрослых сыновей поступил работать в маленькую компанию, в которой работал и приехавший несколько лет назад из СССР эмигрант-еврей. Дасти познакомился с ним. И вот только вчера они встречались снова, разговорились о России и русских, и Дасти упомянул мое имя как имя единственного из русских, которого он знал. И услышал в ответ:
— Да он завтра прилетает сюда, чтобы провести семинар в институте альпийских исследований…
— Как зовут этого эмигранта? — спросил я.
— Все зовут его Гриша.
И я все понял. Гриша окончил географический факультет Московского университета и в течение многих лет работал в этом же университете в качестве гляциолога, занимался изучением снежных лавин, этого страшного природного явления, которое уносит каждый год в горных местностях сотни жизней и приводит к большим разрушениям. Работал Гриша под руководством самого большого в СССР специалиста по лавинам, профессора того же университета, который кроме чтения лекций заведовал еще и научно-исследовательской лабораторией по изучению лавин.
Ему бы, Грише, смотреть в рот этому профессору, тихо делать научно-исследовательскую работу по теме, предложенной шефом, не разбрасываться, и он давно уже был бы кандидатом наук и доцентом, а может, и докторскую бы защитил. Ведь в лаборатории изучением снежных лавин этой, казалось бы, «мужской» профессией занимались в основном женщины. И по сравнению с ними активный, разбирающийся не только в географии, но и в математике Гриша мог иметь определенное преимущество. Профессор предложил ему возглавить строительство, а потом стать и директором самой современной, оснащенной по последнему слову науки и техники, экспериментальной станции по изучению снежных лавин в одном из красивейших ущелий Кавказа. «Экспериментальная станция должна быть построена как комплекс изысканных, красивых современных зданий для работы и отдыха сотрудников и проходящих практику на этой базе студентов. Она не должна уступать и по внешнему виду лучшим проектам аналогичных станций Швейцарии и других горных стран. Беритесь, Гриша, вы построите себе памятник, диссертация придет сама собой».
Гриша построил эту станцию. И была она действительно красивой. А потом вдруг выяснилось, что построено все это с нарушением многих пунктов финансовой дисциплины, разных инструкций и правил. Гришу обвинили в преступных злоупотреблениях, стало пахнуть судом. Все те его начальники, которые до того хвалили Гришу, постарались от него отречься: «Он один здесь был полновластный начальник, с него и спрос. А мы не в курсе…»
Пожалуй, лебединой песней Гриши, апофеозом его деятельности по созданию станции, было использование этой станции для проведения международного семинара по вопросам, связанным со льдом и снегом в горных странах. Почти неделю ведущие гляциологи мира жили на Гришиной станции, слушали лекции о ледниках Кавказа в прекрасном, на уровне мировых стандартов, холле, ходили на экскурсии смотреть на ледники, названия которых они хорошо знали по литературе, но не мечтали, что увидят их когда-нибудь.
