Андраш Рона-Тас - Монголия. Следами номадов
Шераб наполнил движением даже самую маленькую сценку. Перед купающимися в озере людьми взлетают утки; на берегу два мужчины толкают к воде третьего, бранящегося; на дальнем плане молодые пастухи, пасущие стадо на опушке леса, ждут раздетые, когда взрослые освободят им место для купания. Шераб обращает внимание на каждую особенность. Так как по купающимся в воде людям трудно узнать, кем они являются, оставленные на берегу одежды художник рисует таким способом, чтобы было видно, что принадлежат они ламам.
На первом плане в середине замечаем отдельные элементы торжества. В правой верхней части картины едут два всадника с красными остроконечными маньчжурскими шапками на головах. В руке они держат удивительные деревянные лопатки, разделённые на девять частей. Лопатки украшены развевающими ленточками. На шесте, переброшенном через сёдла, свисает большой деревянный подойник, а в нём белеет кумыс. Всадники окунают лопатки в кумыс и распрыскивают напиток духам неба, земли, гор и вод, к памяти Чингисхана и его сынов. «Кумысная выпивка», обряд разбрызгивания кобыльего молока является очень старинным и распространённым среди монголов. В Хатгале один дархат показывал мне, что девятка – это счастливое число. Символизирует она одновременно увеличение дойности кобылы, так как за одним движением лопатки одно дело состоится девять раз.
Украшенные ворота с четырехязычной надписью
Великий сатирик находил повсюду, даже в самых торжественных сценах, способ, чтобы хотя бы одним помыслом посмеяться себе над ламами. Середину картины занимают три большие юрты. В их внутренность можно заглянуть. В средней юрте длинным рядом сидят ламы. В самой середине развалился главный лама, убранный в застёгнутый спереди плащ, из-под которого выглядывает красный костюм духовного лица. Перед ним на низком столике лежат огромные священные книги. В одной руке лама держит украшенный бантами символ «бога молний», а в другой – колокольчик, похожий на тот, что на портретах Прабудды. Перед духовным лицом видно позолоченный бокал из черепа, а рядом с ним два других ламы усердно ударяют в тарелки. Ещё другой лама бьёт в большой бубен. Над этим последний Шераб уже себе подшутил, представил его ведь таким способом, что пнул тот ногой сосуд, из которого на землю разлился кумыс. Шераб – мастер в многостороннем схватывании темы. Главным мотивом средней сцены является праздничное пиршество лам. Нет двух образов, которые бы художник увековечил одинаково. Своеобразная для художника сатира, выставление алчных лам к позорному столбу проявляется также и здесь. Последний на боку лама отдаёт природе именно то, что получил в течение торжества.
Строительство дома в Хатгале
На картине видно, как к средней группе юрт стягиваются отовсюду люди, обходящие торжество. Есть среди них и стремянные, которые привязывают коней, а Шераб, видно, чётко знает всякие способы привязывания коней, так как каждый из них представлен отдельно. Несколько прибывших особ ссаживаются как раз с коней. Люди, приезжающие верхом, как видно, богаты, так как их кони имеют красивые формы и хорошую стать. Но в тени юрты Шераб рисует также слугу, который набивает себе длинную трубку и наиболее выразительно понемногу себе работает на прекрасном торжестве с ламами и господами.
Художник также увековечил многочисленные сцены, интересные для этнографа. Почти что с научной точностью представляет он действия доения кобылы, разные способы привязывания кобылы, движения при доении, разнообразные способы сидения, а также показывает, как подсовывают жеребят для сосания таких кобыл, которые не дают себя выдоить. К таким занятиям добавляет художник другие хлопоты, связанные с разведением коней, как кастрацию, стрижку жеребцам грив и так далее. Не забыл он к каждой нарисованной группе добавить какую-нибудь картинку юмористическую, представляющую, например, ссорящихся женщин, ударенного конём мужчину или обрывающего упряжь коня. Если он хочет показать части седла, делает это таким способом, что рисует коня, сбрасывающего как раз наездника. В это время в воздух взлетают отдельные части седла, отдельно луки, попона и стремена, чтобы зритель мог увидеть их подробно.
Творчество Мардзана Шераба ведёт нас из старой Монголии в новую. Ведь художник принимал участие в революции. Он иллюстрировал первую газету Монгольской народно-революционной партии, носящую название «Уриа». Он был одним из творцов современной монгольской полиграфии. Он рисовал много раз Сухэ-Батора, так как был ему очень близок.
Отец Сухэ-Батора был также бедным пастухом, как его отец, а молодой Сухэ добрался до Урги в 1898 году в возрасте пяти лет. В четырнадцать лет он работает при конях на почтовой линии Урга-Кяхта. Позднее берётся за подённую работу в Урге, чтобы была возможность учиться. В 1912 году идёт в армию и так отлично воюет, что вскоре называют его геройским Сухэ (Сухэ-Баатар). Среди царских российских офицеров в монгольской армии были сторонники революции. В 1918 году оставляет он ряды армии и переходит в Урге в типографию, где работает как наборщик.
Памятник Сухэ-Батору на центральной площади в Улан-Баторе
Осенью 1919 года в Урге завязываются две тайные нелегальные группировки. Во главе одной становится Сухэ-Батор, во главе другой – Чойбалсан. Эти группировки установили контакты с группой работающих в Урге российских рабочих и служащих, следующих марксистским взглядам. Разбойничающий в Монголии белогвардеец Унгерн и люди Богдо-гегена вскоре выследили революционеров и многих из них арестовали, но не сумели, однако, ликвидировать деятельность группировок. Под конец 1919 года произошла первая встреча между Сухэ-Батором и Чойбалсаном, в результате которой две группировки вскоре объединились. Был это зародыш позднейшей народно революционной партии. Вскоре на улицах Урги появились листовки. Начались приготовления к вооружённому восстанию. Небольшая марксистская организация начала всё более влиять на массы, присоединились к ней пастухи и даже ламы. Неутомимым агитаторам удалось также привлечь на свою сторону несколько прогрессивных представителей руководящих слоёв. Быстро была установлена связь с такими представителями борьбы за свободу против маньчжуров, как Хатан-Батор, Магсарджаб и Манглай-Батор Дамдинсу-рэн, руководителями восстания 1911–1912 годов.
В начале 1920 года Сухэ-Батор и Чойбалсан выехали в Россию в целях начала переговоров с руководителями российского пролетариата. Не удалось им, однако, доехать до Москвы, так как помешала им в этом интервенционная война. Только вторая делегация добралась в июне 1920 года до советской столицы. Делегация везла также с собой в Москву письмо Богдо-гегена.
